му что величины неравныя, по присоединеніи къ нимъ равныхъ, сохраняютъ все то же отношеніе взаимнаго неравенства. Но можно убѣдиться также и въ противномъ отношеніи между однимъ и прочимъ. Такъ какъ одно бываетъ, согласно сказанному, больше и меньше прочаго, то слѣдуетъ, что либо одно продолжительностію времени своего явленія преимуществуетъ предъ прочимъ, либо прочее — предъ однимъ. А если неравнымъ разстояніямъ времени мы придадимъ какое либо равное, то длиннѣйшее отъ менѣе длиннаго не будетъ уже отличаться въ той же пропорціи, какъ прежде, а скорѣе въ меньшей. Слѣдовательно, различіе возраста не только не останется всегда тѣмъ же, но еще будетъ постепенно уменьшаться и исчезать. А что̀ отъ инаго чего либо возрастомъ отличается меньше, чѣмъ прежде, то̀, по отношенію къ вещи, идущей впереди, лѣтами уменьшается; и наоборотъ, — что̀ прежде было лѣтами ниже, то̀, въ сравненіи съ другимъ, по видимому, получаетъ приращеніе времени. Отсюда легко замѣтить, что̀ надобно заключить объ одномъ и прочемъ. Если одно, какъ мы сейчасъ показали, лѣтами можетъ и увеличиваться, и уменьшаться, то изъ этого необходимо заключить, что оно причастно времени и прошедшаго, и будущаго, и настоящаго. А если это справедливо, то къ одному идутъ всѣ вообще временныя отношенія. Послѣ сего то одно, тѣснѣйшимъ образомъ соединенное съ сущностію, очевидно, оказывается такимъ, что его можно и познавать, и постигать ощущеніемъ, и именовать, и описывать, и опредѣлять, и вообще ему свойственно все, что̀ и инымъ вещамъ (p. 154 B — 155 E).
Таковъ второй отдѣлъ первой части Парменидова разсужденія. Мы видимъ, что она до крайности темна и переплетена съ трудомъ понимаемыми діалектическими тонкостями. Поэтому съ нашей стороны необходимы особенныя усилія, чтобы пролить на нее наиболѣе свѣта. Но возможное объясненіе ея мы постараемся изложить подъ строками Платонова текста, а здѣсь предварительно изслѣдуемъ
му что величины неравные, по присоединении к ним равных, сохраняют всё то же отношение взаимного неравенства. Но можно убедиться также и в противном отношении между одним и прочим. Так как одно бывает, согласно сказанному, больше и меньше прочего, то следует, что либо одно продолжительностью времени своего явления преимуществует пред прочим, либо прочее — пред одним. А если неравным расстояниям времени мы придадим какое-либо равное, то длиннейшее от менее длинного не будет уже отличаться в той же пропорции, как прежде, а скорее в меньшей. Следовательно, различие возраста не только не останется всегда тем же, но еще будет постепенно уменьшаться и исчезать. А что̀ от инаго чего-либо возрастом отличается меньше, чем прежде, то̀, по отношению к вещи, идущей впереди, летами уменьшается; и наоборот, — что̀ прежде было летами ниже, то̀, в сравнении с другим, по-видимому, получает приращение времени. Отсюда легко заметить, что̀ надобно заключить об одном и прочем. Если одно, как мы сейчас показали, летами может и увеличиваться, и уменьшаться, то из этого необходимо заключить, что оно причастно времени и прошедшего, и будущего, и настоящего. А если это справедливо, то к одному идут все вообще временные отношения. После сего то одно, теснейшим образом соединенное с сущностью, очевидно, оказывается таким, что его можно и познавать, и постигать ощущением, и именовать, и описывать, и определять, и вообще ему свойственно всё, что̀ и иным вещам (p. 154 B — 155 E).
Таков второй отдел первой части Парменидова рассуждения. Мы видим, что она до крайности темна и переплетена с трудом понимаемыми диалектическими тонкостями. Поэтому с нашей стороны необходимы особенные усилия, чтобы пролить на нее наиболее света. Но возможное объяснение её мы постараемся изложить под строками Платонова текста, а здесь предварительно исследуем
