кой-то субстратъ рожденія, что̀ ускользаетъ совершенно отъ нашего чувства и постигается лишь путемъ нѣкотораго поддѣльнаго сужденія (νόθῳ τινὶ λογισμῷ). — Но остережемся отъ одного ошибочнаго представленія, на которое легко можетъ натолкнуть насъ этотъ послѣдній родъ: не слѣдуетъ думать, что природа дѣйствительно существующаго тоже требуетъ себѣ непремѣнно мѣста, и что если чего нѣтъ ни на землѣ, ни на небѣ, то того и нѣтъ вовсе. Вѣдь вещи, воспринимаемыя чувствами, хотя и составлены по образцу идей, представляя собою ихъ подобіе, тѣмъ не менѣе отъ самыхъ идей онѣ отличны; поэтому на идеи нельзя переносить цѣликомъ всѣ отношенія пространственныя и мѣстныя, свойственныя вещамъ чувствопостигаемымъ (p. 51 C — 52 D).
Прежде чѣмъ созданъ былъ міръ, матерія уже содержала въ себѣ четыре стихіи, — содержала такъ, что почти примѣнялась къ ихъ формамъ, и потому казалась всеобразною. Оттого уже съ самаго начала имѣла она силу распадаться на четыре вида. Распаденіе матеріи обнаруживалось еще тогда, когда Богъ приступалъ къ созданію міра. Но отъ неравномѣрности и неравновѣсности состава, въ движеніяхъ ея не было тогда никакого порядка. Поэтому божество разграничило матерію извѣстными числами и фигурами, такъ что легкое и тяжелое, повинуясь своей природѣ, отдѣлились одно отъ другаго, а что̀ было въ матеріи подобнаго и однороднаго, то слилось. Такъ возникли стихіи огня и земли, воды и воздуха (p. 52 D — 53 C).
Затѣмъ объясняется устройство стихій. Стихіи, конечно, надо принимать за тѣла. Но вѣдь тѣла образуются изъ плоскостей. Начало же всякой плоскости легко можетъ быть выведено изъ прямоугольныхъ трехугольниковъ, равнобедреннаго и неравнобедреннаго, того именно, у котораго гипотенуза вдвое болѣе меньшаго изъ катетовъ. Изъ нихъ слѣдуетъ выводить и образованіе стихій. Трехугольники эти служатъ основаніемъ четырехъ тѣлъ: куба, пирамиды, вось-
кой-то субстрат рождения, что̀ ускользает совершенно от нашего чувства и постигается лишь путем некоторого поддельного суждения (νόθῳ τινὶ λογισμῷ). — Но остережемся от одного ошибочного представления, на которое легко может натолкнуть нас этот последний род: не следует думать, что природа действительно существующего тоже требует себе непременно места, и что если чего нет ни на земле, ни на небе, то того и нет вовсе. Ведь вещи, воспринимаемые чувствами, хотя и составлены по образцу идей, представляя собою их подобие, тем не менее от самых идей они отличны; поэтому на идеи нельзя переносить целиком все отношения пространственные и местные, свойственные вещам чувствопостигаемым (p. 51 C — 52 D).
Прежде чем создан был мир, материя уже содержала в себе четыре стихии, — содержала так, что почти применялась к их формам, и потому казалась всеобразною. Оттого уже с самого начала имела она силу распадаться на четыре вида. Распадение материи обнаруживалось еще тогда, когда Бог приступал к созданию мира. Но от неравномерности и неравновесности состава, в движениях её не было тогда никакого порядка. Поэтому божество разграничило материю известными числами и фигурами, так что легкое и тяжелое, повинуясь своей природе, отделились одно от другого, а что̀ было в материи подобного и однородного, то слилось. Так возникли стихии огня и земли, воды и воздуха (p. 52 D — 53 C).
Затем объясняется устройство стихий. Стихии, конечно, надо принимать за тела. Но ведь тела образуются из плоскостей. Начало же всякой плоскости легко может быть выведено из прямоугольных треугольников, равнобедренного и неравнобедренного, того именно, у которого гипотенуза вдвое более меньшего из катетов. Из них следует выводить и образование стихий. Треугольники эти служат основанием четырех тел: куба, пирамиды, вось-
