Но эта нерѣшительность его была только мгновенною; слишкомъ много было твердости въ этой юной душѣ, слишком сильна любовъ къ своей супругѣ, чтобы какiя то ни были условiя могли заставить его нарушить клятву, данную супругѣ. Въ следующіе затѣмъ дни онъ рѣшительно объявилъ, что расторженіе брака, считаетъ величайшимъ преступленіемъ, что никогда на это не решится, ибо считаетъ евященною обязанностію исполнить клятву данную предъ Алтаремъ, что спасеніе души предпочитаетъ земному благу. „Что случилось" - говорилъ онъ, торжественно и съ энергіею „того отмѣнить нельзя, а вамъ прилично не о томъ просить меня, чтобы я измѣнилъ своей супруга, но о томъ, чтобы я свято сохранялъ присягу, кому бы то ни было мною данную. Я поклялся своей супругѣ и пребуду ей вѣренъ доколѣ подобаетъ Господу сохранить дни мои." - Такой былъ отвѣтъ Сигизмунда-Августа. Твердость его обезоружила на время грозную тучу надъ нимъ повисшую, но потеръ не разсѣялъ ея и глухія стоны предвѣщали, что скоро она разразится новыми ударами грома. Зачинщики подговорили Земскихъ Пословъ разъѣхаться изъ Піотркова, подъ тѣмъ предлогомъ, что они, не исполнивъ главнаго пункта данныхъ имъ инструкцій, не могутъ приступить къ какому бы то ни было другому предмету государственныхъ совещаній.
Таким образомъ Піотрковскiй Сеймъ кончился ничемъ, потому что не утвердилъ своею властію Королевскаго брака, и не принудилъ Сигизмунда-Августа къ его расторженію. Съ началомъ 1549 года, лучъ надежды и счастія робко проскользнувшій сквозь ущелья черныхъ тучъ, озарилъ на минуту унылое чело Варвары. Обстоятельства способствовали торжественному въезду ея въ Краковъ. Это случилось 13 февраля 1549 года. Ее окружали блеск и величіе Королевской власти; долго укрываемую печаль и слезы, она наконецъ могла свободно излить предъ лицемъ обожавшаго ее, возлюбленнаго супруга и заменить ихъ источникомъ неизъсякаемой радости. Въ охотничьемъ-ли замкѣ Неполомицахъ (куда черезъ нѣсколько дней Сигизмундъ-Августъ отправился съ нею), въ пышныхъ -ли покояхъ Краковскаго замка на горѣ Вавель, толпы народа тѣснились вокругъ нея. Теперь все измѣнилось. Всѣ окружавшіе ее, искренно или притворно оказывали ей любовь и уваженіе, а приближенные были очарованы ея кротостію, добротою, самыми прелестями юной Монархини, обворожавшей всѣхъ, кто только имѣлъ къ ней доступъ. Мудрено ли, что народъ скоро ее оцѣнилъ, понялъ и полюбилъ. Она сдѣлалась его кумиромъ; ибо истинная добродѣтель всегда находитъ отголосокъ въ сонмищѣ людей. Прежніе противники и недоброжелатели притихли, а быть можетъ и сами были увлечены общею любовью, довольно того, что невзгода миновала и казалось одного появленія добродетельной Варвары достаточно было для того, чтобы искоренить ненависть и водворить любовь. Но въ то самое время, когда два народа возсылали теплыя мольбы къ Престолу Всевышняго о дорованiи долгихъ дней Варварѣ и о низпосланіи дому Ягеллоновъ потомства, было существо, орудіе адскихъ козней, давшее себе слово погубить Варвару и отравить всю
