Русская Правда, исторический памятник, являющийся одним из основных источников для познания древнерусского права и изучения социального строя Киевской Руси. Р. П. была открыта В. Н. Татищевым в 1738 г. в рукописи Новгородской летописи (краткая редакция) и представлена с его примечаниями в Академию Наук, где она пролежала до 1767 г., когда впервые была опубликована Шлецером. В настоящее время известно свыше 100 различных списков Р. П. Первый опыт анализа Р. П. был сделан еще в 1756 г. Струбе-де-Пьермонтом. С этого момента изучение Р. П. не прекращается. Н. В. Калачов (см.) в своей магистерской диссертации «Предварительные юридические сведения для полного объяснения Р. П.» (1846 г.) поставил вопрос о необходимости всестороннего изучения Р. П. и сделал первую попытку классификации списков Р. П. Калачовым же в 1847 г. был издан текст Р. П. по четырем спискам. После Калачова исследователи не ставили своей задачей изучение всех списков Р. П., изучение ее велось часто по неполным, неточным изданиям. В настоящее время (1940) Институтом истории Академии Наук СССР выпущено наиболее полное и точное издание текстов Р. П. по новой классификации списков.
Многочисленные списки Р. П., дошедшие до нас от XIII до XVII вв., были найдены в различных памятниках — летописях, кормчих книгах, «мерилах праведных» и т. п. сборниках. Списки Р. П. распадаются на несколько разновидностей, отличных по времени составления, статейному материалу и его размещению. Обычно различали 3 основных редакции: краткую, пространную и сокращенную. По существу же, следует признать правильным деление списков Р. П. на две основных редакции — краткую и пространную, с подразделением их на различные варианты, как это принято в новейшем издании Академии наук 1940 г. Большинство исследователей считает, что краткая Р. П. (сохранилась в двух списках XV в.) была составлена в середине или во второй половине XI в.; нередко при этом различают две части Правды: древнейшую — Правду Ярослава, первой половины XI в., и Правду Ярославичей, второй половины XI в., с дополнительными статьями более позднего происхождения. В действительности же краткая Р. П. является не механическим соединением двух «Правд», а единым памятником, статейный материал которого расположен не в хронологическом, а в систематическом порядке, по предметной системе, согласно которой и разбиты по всему памятнику отдельные «уставы» и «уроки» князей, судебные решения и нормы обычного права. Составление пространной Р. П. относят к концу XII или началу XIII вв. Дошло наибольшее количество списков пространной Правды; древнейшие из них: Синодальный, конца XIII в. (написан в Новгороде), Троицкий и Пушкинский, второй пол. XIV в.
Несмотря на 200-летнее изучение Р. П., до сих пор исследователям многое в ней представляется спорным и даже загадочным. И если Р. П. широко пользовались для изучения социально-экономического строя древней Руси как старые, так, особенно, новейшие исследователи, то не было еще сделано попытки объяснить историческое происхождение самой Р. П. Все исследователи сходятся в признании, что Р. П. — памятник чисто «юридический», первый опыт «кодификации» материального или процессуального др.-русского права, хотя и отмечают при этом странную «неполноту» Р. П., а также наличие в ней статей «неюридического характера» (о вирнике, городниках, мостниках). Особняком стоит взгляд В. О. Ключевского, который полагает, что Р. П. сложилась «в практике церковного суда»; взгляд, с которым, между прочим, связана и гипотеза о влиянии византийского права на право Р. П.; взгляд этот не нашел, однако, признания в науке. Все эти многочисленные недоумения исследователей и непримиримые контроверзы разрешаются вполне удовлетворительно, если взглянуть на Р. П. не как на юридический памятник (кодекс или судебник), а как на памятник скорее финансовый, специального назначения. Подобная догадка была высказана еще Грыцко («Архив историч. и практич. свед.» Калачова, 1880 г., кн. V), который склонен был видеть в Р. П. «тетрадь вирника», т. е. запись уголовного тарифа, взимаемого в пользу князя и собираемого вирником. Автор при этом смотрел на Р. П. как на извлечение в этом смысле из «подлинной» грамоты Ярослава, которая до нас не дошла. Этот тарифный, финансовый характер Р. П. по преимуществу отмечал и целый ряд других исследователей (Леонтович, Ведров, Толстой, Власьев, Кавелин, Ключевский и мн. др.), что не мешало, однако, им видеть в Р. П. «кодекс» древне-русского права, следуя старой Татищевской, академической традиции. Критика текста Р. П. (ее повествовательный и составной характер) приводит к взгляду на Р. П. как на своеобразную «летопись», последовательную и систематизированную запись специальных постановлений фискального характера, теснейшим образом связанных с практикой др.-русского княжеского суда. Как известно, князья, согласно договору с вечем, с самого начала, наряду с военной функцией, получили в свои руки и уголовный суд с правом собирания в свою пользу уголовных штрафов и судебных пошлин («прибыток») — специально на содержание дружины, в установленном размере и по точно фиксированной группе деликтов. Особые княжеские слуги, «вирники», собирали этот княжеский доход («на оружие и на коних» дружине) по наказному списку (ср. позднейшие уставные грамоты). Тяжбы гражданские (по договорам, семейно-наследственные и т. п.), преступления политические («крамола», «перевет», неправосудие — дело вечевого суда), а также особо опасные деликты (поджог, конокрадство) в компетенцию княжеского суда сначала не входили, равно как и судебный поединок («поле»). Суд общины и общественная кара («поток и разграбление», месть) или вовсе исключали суд князя или в известных случаях конкурировали с ним. Таким образом, Р. П. по своей «неполноте» и специфическому содержанию является как бы наказным списком вирнику по сбору судебных пошлин в пользу князя и его агентов, в том числе и самого вирника. С этой точки зрения, краткая Р. П., по нашему мнению, основанному на тщательном анализе текста Р. П., не вызывает никаких недоумений как своей кажущейся неполнотой (игнорирование материального права и даже организации княжеского суда и т. п.), так и специальным уголовно-тарифным характером своих норм. Цель Р. П. — не кодификация «права», а нормировка судебных сборов, отданных в «присуд» князя. Отсюда «прейс-курантный» характер ее статей. Все статьи краткой Р. П. говорят только о пенях и «уроках» в пользу князя, и заканчивается она статьями 41 и 42, «уроком Ярослава», т. е. статьями о дележе судебного дохода (между князем, его агентами и церковью) и о «кормах» в пользу сборщика судебных пошлин. Ее система — система тарифная. А так как на обязанности князя, судьи-военачальника, лежала и обязанность «города городить» и «мосты мостить» (в военных целях), то и «городовое» и «мостовое» дело входило в его функции и оплачивалось также из собранных с этой целью поборов (по таксе) с населения. Поэтому данные статьи также вошли в «доходный» список князя по сбору «земского корма» и его распределению. Позднее князья, по мере роста их власти, стремятся: 1) расширить круг дел своего «присуда» и число случаев взимания в свою пользу «вир», «продаж» и пошлин (поджог, конокрадство, поле, раздел наследства и пр.) и 2) окончательно заменить «месть» платежами («кунами ся выкупати») в их же пользу, а также повысить самый уголовный тариф (в отношении себя и своих слуг, «огнищан»). Текст пространной редакции Р. П. это вполне подтверждает в указанном выше смысле. «Корыстовое» начало княж. суда явно торжествует в Р. П. XII в. Понятно, что при таких условиях Р. П. не охватывала всего «права» др. Руси, но в фискальных интересах князя зафиксировала лишь те юридические нормы (крайне отрывочно и бегло), которые были через княжеский суд (княжее право) ближайшим образом связаны с материальными выгодами правящего класса. Р. П. — не кодекс законов и не судебник, а особый памятник, тесно связанный с практикой княж. суда. Для князя, который в качестве судьи «своего прибытка смотрит», именно эта сторона дела стояла на первом месте. Таким образом, вскрывается та почва, на который самое появление Р. П. становится понятным. Основанием для позднейшей записи поступающих в пользу князя и его агентов судебных доходов послужило присвоение первыми князьями, вместе с правом на «дань», и права на судебный «присуд». С усложнением самого уголовного тарифа к XI в. явилась и потребность в записи (для памяти и руководства вирнику) многообразных ставок этого тарифа. Таким образом, историческое происхождение Р. П. связано с экономической и классовой эволюцией древней Руси. Хотя Р. П. и не преследовала задачи кодификации древне-русского права, тем не менее она дает нам богатейший материал и к познанию архаического, доисторического славянского права (родовая месть, соприсяжники, свод и т. п.), восходящего своими корнями еще к доклассовому обществу. Публично-правовая «правда» первобытного архаического союза на глазах истории — как это наглядно показывает нам Р. П. в ее двух редакциях — до конца разлагается в процессе классовой дифференциации древне-русского общества путем внедрения в него частно-правового интереса князя и представляемого им командующего класса боярства. Этот процесс ярко запечатлен Р. П. XII в. Что касается источников Р. П., то в своей основе это несомненно древне-русское обычное право. Мысль о норманском происхождении Р. П. справедливо отвергнута наукой, хотя нельзя отрицать некоторого сходства между Р. П. и так наз. leges barbarorum. Следует, однако, подчеркнуть, что это сходство объясняется не заимствованием норм Р. П. якобы из норманского права, а тем фактом, что все народы в процессе своего исторического развития прошли аналогичные стадии общественной эволюции. Не заметно влияния на Р. П. и права византийского как в смысле правовых норм, так и их редакции. Попытки некоторых исследователей установить влияние византийского права на Р. П. не имеют под собой прочного основания; этим не исключается влияние греко-римского права на древне-русское вообще, что явно подтверждается церковными уставами X—XII вв. Совершенно несомненным источником для составителей Р. П. служили судебные решения и постановления князей (отдельные и их съездов). См. X, 113; XXXVI, ч. 3, 342/43, 349, 351/52, 371/72.
Новые издания Р. П.: Е. Карский, «Русская Правда по древнейшему списку», Л., 1930; «Русская Правда по спискам Академическому, Карамзинскому и Троицкому», под ред. Б. Д. Грекова, М. — Л., 1934; «Руська Правда», Склав та пiдг. до друку проф. С. Юшков, Киiв, 1935; «Правда Русская», т. I, Тексты, изд. Акад. Наук СССР, 1940.
Литература (кроме указанной выше): Леонтович Ф., «Русская Правда и Литовский Статут», Киев, Унив. изд., 1865; Дювернуа Н., «Источники права и суд в древней Руси», 1869; Мрочек-Дроздовский П., «Исследования о Русской Правде», 1885; Сергеевич В., «Русская Правда и ее списки», 1899; Ключевский В., «Курс русской истории», т. I; Сыромятников Б., «Общественные классы древней Руси» (Научное Слово, 1905, II); его же, «История суда в древней и новой России» (Судебная реформа, т. I, 1915); Goetz L., «Das russische Recht», Stuttgart, 1910—1913; Максимейко H., «Опыт критического исследования Русской Правды», Харьков, 1914; Стратонов П., «К вопросу о составе и происхождении краткой редакции Русской Правды», Изв. Общ. археологии, истории и этнографии при Казанском университете, т. XXX, вып. 4, 1920; Рожков Н., «Очерки юридического быта по Русской Правде», в его кн.: «Из русской истории (Очерки и статьи)», т. I, II, 1923; Греков Б., «Киевская Русь», 3 изд., перераб. и дополн., М., 1939; Тихомиров М., «Русская Правда», Историк-марксист, 1938, кн. 5(69).