Федор Сологуб[править]
Афоризмы[править]
Неизданный Федор Сологуб. Москва: Новое литературное обозрение, 1997.
«Афоризмы» и «Достоинство и мера вещей» занимают в творчестве Сологуба особое место. По своей стилистике, хотя и с большой долей условности, они могут быть названы философскими текстами.
«Достоинство и мера вещей» состоит из 85 фрагментов, записанных карандашом на карточках без авторской датировки, и содержит оригинальные высказывания писателя о добре и зле, красоте и безобразии, пользе и удовольствии, любви и смерти. Произведение оставляет впечатление незавершенного текста или принципиально «бесконечного», который можно было бы дополнять, наращивая число фрагментов.
Сохранилась также копия «Достоинства и меры вещей», составленная О. Н. Черносвитовой. Во время предсмертной болезни писателя Черносвитова копировала по его просьбе отдельные документы и наиболее ценные рукописи. Бумаг, перебеленных ее рукой, немного: по-видимому, она переписала трактат по желанию Сологуба.
По содержанию и форме «Достоинство и мера вещей» вплотную примыкает к «Афоризмам» 1896—1906 гг. Текст произведений позволяет судить о том, что Сологуб не стремился к оригинальной форме изложения, но ориентировался на хорошо известные ему источники, в первую очередь на афоризмы сочинений Ф. Ницше («Утренняя заря», 1881; «Веселая наука», 1882; «Сумерки идолов», 1889, и др.). Лапидарность фразы, стилистическая изощренность, игра словом чрезвычайно сближают высказывания Сологуба с афоризмами философа.
С основными идеями Ницше Сологуб, вероятно, познакомился еще до появления первых переводов его сочинений на русский язык[1]. В 1892—1898 гг. личность и произведения Ницше вызывали глубокий интерес в среде литераторов, близких журналу „Северный вестник“, в котором с 1894 г. Сологуб активно печатался. В майской книжке журнала за 1896 г. был помещен очерк Лу Андреас Саломе „Фридрих Ницше в своих произведениях“, а спустя год Саломе приезжала в Петербург и встречалась с представителями „новой литературы“.
В марте 1897 г. Сологуб получил письмо из Вены от Алекса Браунера, переводившего в то время его книги на немецкий язык, в котором сообщалось: „Lou Andreas Salome, о которой Вы, вероятно, также слыхали, отправляется на днях в Петербург и желает с Вами познакомиться. Прошу извинить меня, что я. самым бесцеремонным образом располагаю Вашей благосклонностью: я ей дал Ваш адрес, и она, вероятно, сейчас же после приезда в С.-П<етер>б<ург> зайдет к Вам. К сожалению, она известна только как подруга Ницше. Что он“ русская, что она очень, очень талантливая писательница, об этом не знает даже редакция „Северного вестника“, которая в прошлом году напечатала перевод ее книги о Ницше…»[2]. В тетради с заметками Сологуба о посещении его разных лиц сохранились записи о встречах с Лу Андреас Саломе. Она посетила его 8 и 28 марта, 9 марта он побывал у нее в гостях.
Приезд Саломе в Петербург способствовал усилению интереса к личности и сочинениям Ницше в символистской среде, и Сологуб в данном случае не был исключением. Склонный к философскому миросозерцанию с юношеских лет, воспитавший себя на сочинениях Шопенгауэра, поклонником которого оставался и в зрелые годы, он не мог не оценить оригинальность и подлинную красоту произведений Ницше, который, кстати, называл Шопенгауэра своим учителем. В то же время увлечение автором «Заратустры» не было для Сологуба исключительно данью моде. Начиная с середины 1880-х гг., он последовательно занимался изучением истории античной, европейской и восточной метафизики. Среди его бумаг сохранились отрывочные конспекты, свидетельствующие о систематических занятиях философией, и записи, озаглавленные: «Конфуций»; «Платон»; «Древние кельты и галлы»; «Гераклит»; «Политеизм вед»; «Зороастризм»; «Патанджали, индусский мистик»; «Сакия Муни»; «Китай, Менций»; «Сократ»; «Аристипп»; «Антисфен»; «Обычное против Эмпедокла»; «Софисты»; «Протагор»; «Горгий»; «Анаксагор»; «Демокрит»; «Пифагор»; «Общее против Пифагора»; «Общее против Гераклита» и др.[3] Имя Ницше в этих разрозненных заметках не упоминается, что, однако, не должно вызывать недоумения — для сологубовского поколения немецкий мыслитель был современником, «властителем дум»[4], но не классиком; ему подражали, у него заимствовали и т. п. Скрытые цитаты и реминисценции из Ницше встречаются уже в ранних произведениях Сологуба — очевидно, тема рассказа «Свет и тени» (1894) восходит к идее «блаженного безумия». Не исключено, что «Афоризмы» и более позднее сочинение «Достоинство и мера вещей» были написаны под непосредственным влиянием языковой стихии произведений философа.
Первые переводы афоризмов Ницше на русский язык появились осенью 1897 г. в «Новом времени»[5]. Отдельные даты, проставленные Сологубом во фрагментах текста «Афоризмов», относятся к июлю 1896-го и январю 1897 г. Однако данное несоответствие во времени не дает серьезных оснований отрицать воздействие стилистики Ницше на тексты Сологуба, который был знаком с сочинениями немецкого мыслителя уже в начале 1890-х гг. и, вероятно, читал их в оригинале. Кроме того, «Афоризмы» и «Достоинство и мера вещей» ориентированы на прозу Ницше не только по формальному признаку. В 1890-е — 1900-е годы. Сологубу была чрезвычайно близка этическая новизна его суждений, а также их неповторимый индивидуалистический колорит. Размышления писателя о природе страдания, боли, любви выдержаны в духе творца «Заратустры».
Идейный и стилистический «контакт» с прозой философа отразился и в более поздних произведениях Сологуба. В основу книги стихов «Пламенный круг» (1908) положена идея «вечного возвращения»; формула «творимое творчество» или «творимая легенда», по-видимому, восходит к мысли Ницше: «искусство для художника». В целом, исследование влияния взглядов Ницше и ницшеанства на творчество Сологуба представляется весьма актуальным, и прежде всего потому, что автор «Мелкого беса» был художником, внутренне близким Ницше. «Лабиринтный человек никогда не ищет истины, но всегда лишь Ариадну, — что бы ни говорил нам об этом он сам», — писал философ[6]. «Лабиринтный человек» жил в поэте задолго до его знакомства с сочинениями «властителя дум», о чем свидетельствуют строки его стихотворения 1883 г.:
Где ты, моя Ариадна?
Где твой волшебный клубок?
Я в Лабиринте блуждаю,
Я без тебя изнемог1.
1 Стихотворения. С. 80.
Близость с Ницше во взглядах на природу страдания и боли, совпадение в мыслях о цели искусства, антихристианский пафос отдельных высказываний Сологуба (декларативный «имморализм»), а также воспринятая им, вероятно от немецкого философа, форма изложения-- не лишают «Афоризмы» и «Достоинство и меру вещей» своеобразия. Оба произведения окрашены яркой творческой индивидуальностью писателя, их стержень: «Неистощимая тема — о себе». Оба текста предельно насыщены мотивами и настроениями, ставшими неотъемлемой приметой собственно сологубовской художественной манеры: мотив «босых ног» («Люди будут счастливы, когда все дети будут ходить босыми»); эстетизация обнаженного тела («Любите наготу, — только она прекрасна»); алголагнические мотивы («Всего приятнее — сочетание стыда и боли»); некрофильская (по Э. Фромму) эстетизация смерти («Сладостнейшее из вожделений — вожделение смерти»); мотив двоемирия («Одной жизни для одного человека, конечно, мало; нужна хотя бы опостенная другая…») и т. д. Помимо этого, в «Афоризмах» и в штудии «Достоинство и мера вещей» присутствует типичная для слога Сологуба установка на оригинальное, неожиданное сочетание несочетаемых суждений или понятий («Прелюбодействуй целомудренно»), на парадоксальность высказывания («…Сатана ли искушал Христа в пустыне, или Христос Сатану?») — своеобразная доминанта «языка» писателя, на которую обращали внимание современники[7]. Эти черты стиля Сологуба указывают также на родство его «Афоризмов» с «Мыслями и афоризмами» Козьмы Пруткова. Благодаря названным особенностям публикуемые тексты Сологуба нельзя считать актом подражания Ницше; вероятно, их следует рассматривать как пример стилизации.
Текст «Афоризмов» воспроизводится по авторизованной машинописи (ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 1. № 173), текст незаконченного сочинения «Достоинство и мера вещей» печатается по рукописной копии (ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 1. № 539. Л. 45-50).
1[править]
В наши дни весь род людской делится на две части: блондин и брюнет. Это первый вопрос про человека, о котором вы заговорите в обществе, где его не знают: блондин он или брюнет? Остальное неважно, но на этот вопрос вы должны ответить.
2[править]
Положение непризнанного поэта имеет свою прелесть: живешь в строжайшем инкогнито.
3[править]
Полунагота соблазнительнее наготы. Здесь отношение такое же, как между полузнанием и знанием.
4[править]
Как многие на лоне природы жалеют об удобствах городских квартир!
5[править]
Презирай людей.
6[править]
Людские мнения еще презреннее, чем сами люди.
7[править]
Раскаяние — одно из гнуснейших чувств.
8[править]
Я — объявило себя Богом. Люди захотели забыть этот смысл первой заповеди.
9[править]
В отношении человека к страданиям познается все родство его любви и его ненависти, — ибо муки желанны и ненавистны человеку.
10[править]
Любовь и ненависть имеют общий корень — стремление усвоить себе, то есть уничтожить.
11[править]
Любовь относится к ненависти приблизительно так. как тепло к холоду. Для существа совершеннейшего, чем человек, наша земная любовь была бы ненавистью.
12[править]
Не теряй времени даром, — работай или воруй, — и наконец станешь почтенным человеком.
13[править]
Люди уважают правила нравственности, но презирают тех, кто им строго следует.
14[править]
Люди любят побои, — потому так любят родителей.
15[править]
Современные люди не могут быть нравственными, — да и не должны быть…
16[править]
Часто легче прикрикнуть, чем сказать.
17[править]
Собственники должны были бы заботиться о размножении мошенников и воров, — это смягчало бы социальные неравенства и поддерживало бы современный мещанский строй.
18[править]
Хорошо бы воровать, да очень трудно.
19[править]
Люди любят, чтоб с ними говорили искренно. Лги, да только так, чтоб это выходило искренно и правдиво, — и люди удовлетворятся.
18 июля 1896
20[править]
Чтоб быть успешною, работа должна быть спешною.
21[править]
Люди будут счастливы, когда все дети будут ходить босыми.
22[править]
Люди много знают, но мало могут.
23[править]
Ученые поступают слишком по-простецки, отдавая свои услуги государству: они сами могли бы установить царство гения и науки.
24[править]
Впрочем, профессиональная зависть в профессорах так же сильна, как и в клоунах.
25[править]
Профессорский мозг — седалище науки: она ходит туда испражняться.
26[править]
Чем больше порицают газеты правителей, тем лучше правительство. Если же министрам льстят в печати, то это признак полнейшего порабощения общества.
27[править]
«Чтобы уметь приказывать, умей повиноваться», — говорили встарь. И это верно: только рабы в душе любят повелевать.
28[править]
Рабы, случалось, были свободны духом; цари — никогда.
25 июля 1896
29[править]
Всего приятнее — сочетание стыда и боли.
30[править]
Воровать труднее, чем работать. Поэтому справедливо, что удачливых воров почитают люди. Ценят здесь их искусство.
31[править]
Человек может быть кумиром толпы, — толпа не должна быть кумиром человека.
32[править]
Чем святее для тебя истина, тем менее говори о ней: люди думают, что их хотят обмануть, и запачкают твою правду своею глупостью.
33[править]
Да будет праздником для тебя — молчание и одиночество.
34[править]
Подчиняйся всему, что установят люди: все это слишком ничтожно, чтобы спорить против этого.
35[править]
Зло всегда будет дорого людям.
36[править]
Прелюбодействуй целомудренно.
37[править]
Люби наготу, — только она прекрасна.
38[править]
Не будь слишком правдив, — а то тебя сочтут лжецом.
39[править]
Приятно человеку слушать хулу на друга его.
31 января 1897
40[править]
В напряжении сил люди любят боль и стыд, — и в этом корень сладострастия.
41[править]
Жены были бы вполне счастливы, если бы мужья нежно их ласкали ночью, и днем иногда больно секли, — конечно, за вины.
42[править]
Несчастием ближнего утучняется наше самолюбие.
43[править]
Вещи удивительны: может быть, их и нет, но они предстоят настойчиво и неотступно.
44[править]
Мужики, барыни и дети — вот три разряда людей, которые толкаются на улице, — один из признаков недостаточного развития.
45[править]
Все в мире хочет, но не все может. Счастие — сочетание хотения и возможности. Поэтому, между прочим, жизнь сама по себе многими почитается счастием.
46[править]
Четыре формы бытия в хотении: 1, хочу и могу — счастие; 2, хочу и не могу — несчастие; 3, не хочу, но могу — томление; 4, не хочу и не могу — спокойствие. Смерть относится к четвертой категории, жизнь — ко всем четырем.
47[править]
Испытание боли дает жизни полноту и значительность; только ничтожные люди не выносят боли.
18 мая 1897
48[править]
Если бы можно было по произволу забывать известные отделы понятий, особенно отвлеченных, не изглаживая уже произведенного ими действия, то восприятия тонко-чувствующего человека были бы удивительными источниками великих Откровений.
49[править]
Сказано, — будьте как дети. Но неужели нельзя сделаться не только подобным ребенку, но и на самом деле отроком? Или увядание кожи беспощадно?
50[править]
Великое средство самовозрождения — жизнь среди людей, которых не знал до того, и с которыми после никогда не сойдешься.
26 декабря 1897
51[править]
Всякое деяние вознаграждено вперед, и всякий труд вперед оплачен. Потому только и действуем, что в нас есть свободная энергия, ищущая исхода.
52[править]
В этом объяснение богатства и гнусность его: ибо работодатели сперва берут работу — даром, — а потом платят, что и дает силу для следующих работ. Первая доля их чистый барыш, а последняя заработная плата есть возврат части: переборов и процентов; выходит, что капиталист вечно в долгу перед работником.
53[править]
Можно ли не завидовать? Ведь никто из счастливых не заслуживает счастия.
54[править]
Не раздражайся, говоря с людьми. Воистину, быть с людьми есть подвиг и труд, — итак, на разговор с ними смотри как на долг, который следует выполнять как можно лучше.
55[править]
Истинно, что трудно быть с людьми: умные из них срывают с тебя маску, а глупые осмеивают ее. А без маски показаться людям, — все будут презирать как простого и глупого.
56[править]
Для толпы вещи ценнее людей: уважают того, кто имеет или делает вещи; презирают того, кто не имеет вещей; ненавидят отнимающего или ворующего вещи; убийц охотнее прощают, чем воров; конокрадов убивают.
27 декабря 1897
57[править]
Кто сказал: «Сотворим человека по нашему подобию»? Бог Сатане, или Сатана Богу?
14 августа 1899
58[править]
Сатана — четвертое лицо Божества, или второе?
59[править]
Черная месса служится на голом и живом теле, святая месса — на одетом престоле, — но что есть храм Бога живого? И какая же месса Угоднее Несказанному? И не обнаженное ли тело Его принесено в первую литургийную жертву?
60[править]
Воистину, Он близок Сатане, и недаром беседовал с ним в пустыне.
61[править]
Бог творит закон, Сатана — случаи.
6 декабря 1899
62[править]
Я не знаю, — и кто это знает? — Сатана ли искушал Христа в пустыне, или Христос Сатану.
15 марта 1900
63[править]
Людей на земле слишком много; давно пора истребить лишнюю ~:-сволочь.
64[править]
Мир непрерывен; все разделенное — разделено произвольно.
65[править]
Действия нашего сознания есть только действия упрощения того ч неопределенного вещества, которое предстоит сознанию. 25 июня 1900
66[править]
Одной жизни для одного человека, конечно, мало; нужна хотя бы опостенная другая. Святая ложь, блаженный обман, — какже могли бы мы обойтись без ваших благодеяний!
5 сентября 1901
67[править]
Сладостнейшее из вожделений — вожделение смерти. Это не есть бегство от жизни через самоубийство, признак большой слабости. Вожделение смерти — сопутно силе, и является в высшем напряжении жизни. Оно движет поступками возвышенными и опасными.
68[править]
Своя смерть благоуханна, — чужая зловонна. Своя — невеста, чужая — Яга.
69[править]
Блаженны нарушающие закон.
70[править]
Слова возрастают в своем значении. Грядет Слово — царить, судя.
71[править]
Нагое тело свято; одетое — грязно. Ибо одежда — покров для грязи.
72[править]
Знаешь ли ты, что Творение — выше Творца?
73[править]
Евхаристия односторонне служится. Вкушается кровь и Плоть, но не ломается и не проливается. Истинная литургия — бичеванием пролитая кровь, приобщение к страданию. Истинное же отпущение грехов — едино, — это Смерть.
74[править]
Надо страдать, — для души, для детей, для счастья, для здоровья. Предки были мудры, когда секли детей. Ибо надо страдать.
9 июля 1902
75[править]
Быть вдвоем — быть рабом.
76[править]
Многолюдство, конечно, отвратительно; но оно имеет ту хорошую сторону, что освобождает от рабства быть вдвоем.
77[править]
Неистощимая тема — о себе.
78[править]
Великие мировые бедствия утомляют маленьких людишек.
79[править]
Сделать самое гнусное — и спастись, — вот одно из величайших наслаждений.
80[править]
Обряды спасают от тоски.
11 июля 1902
81[править]
Претворение ценностей в идеи — вечная земная Евхаристия.
82[править]
Пища, вырастающая из земли, питала любовь нашу к земле. Но вот мы делаем пищу в лабораториях, — какое удобство, и какое равнодушие!
83[править]
Все, что не взросло, то и мертво.
15 июля 1902
84[править]
Кто хочет свободы, тот не идет к друзьям.
12 февраля 1903
85[править]
Быть, не быть — все равно; ценно — хотеть.
86[править]
Мир Бытия упраздняется миром Воли.
87[править]
Самоубийство и любовь — мосты от Бытия к Воле. Не единственные.
88[править]
Царствуют мертвые.
5 июля 1904
89[править]
Тишина — рабыня. Молчание — царица. Людишки соблюдают тишину. Скованный царь молчит.
90[править]
Интимное стало всемирным.
11 сентября 1906
- ↑ Подробнее о первых переводах сочинений Ф. Ницше на русский язык и их восприятии в «оссии см. в статье Р. Ю. Данилевского „Русский образ Фридриха Ницше (Предыстория и начало формирования)“ (На рубеже XIX и XX веков. Л , 1991. С. 5—43); в статье М. Кореневой „Властитель дум“ (Ницше Ф. Стихотворения. Философская проза. СПб., 1893. С. 5—21).
- ↑ ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 3. № 90. Л. 4-5.
- ↑ Там же Оп. 1. № 538.
- ↑ «Властитель наших дум» — так назвал Ницше Вяч. Иванов в статье «Ницше и Дионис» (Весы. 1904. № 5. С. 19).
- ↑ Из афоризмов Ницше // Новое время. 1897. № 7750; 7767; 7800; 7839.
- ↑ Nietzsche F. Shriften und EntЭrte 1881—1885: Werke. Leipzig, 1897. Bd. 12. S. 409
- ↑ См. Данько Е. Я Воспоминания о Федоре Сологубе. Стихотворения / Публикация М. М. Павловой // Лица. С. 201, 202, 206; см. также в наст. изд. публикацию И. С. Тимченко: Смиренский В. В. Воспоминания о Федоре Сологубе и записи его высказываний. С. 395—425.