1) «Теория предметов легка и коротка, — она доставляет только удовольствие; но применение ее затруднительно и медленно, хотя приносит удивительную пользу», говорит Вивес. Если это так, то следует прилежно изыскать способ, с помощью которого юношество могло бы легко быть приведено к практическому применению вещей, имеющему место в искусствах.
2. Искусство предполагает три условия 1) образец или идею, заключающуюся в внешней форме, которую созерцает художник, и которую старается передать как можно более точнее; 2) вещество, или то, чему должна быть дана новая форма, и 3) орудия, с помощью которых должен быть сделан предмет.
3) Теория же искусства требует, после того как даны орудия производства, вещество и образец, — 1) правильного употребления их, 2) искусного руководства и 3) частого упражнения. То есть, чтобы ученик учился, где и как следует применять то или другое условие; когда он это усвоит, то разумно должен быть направляем, дабы не делать ошибок в работе; если же ошибки случатся, то — исправлять их; наконец, чтобы, исправляя ошибки и избегая их, ученик упражнялся дотоле, пока не научится работать безошибочно верно и легко.
4. Для выполнения приведенных условий, можно отметить одиннадцать правил, а именно: шесть касательно употребления орудий, три касательно руководства, два относительно упражнения.
5. I. То, что следует делать, должно изучать на самом деле (практически).
Механики не занимают учеников в изучении их искусства созерцаниями, но ставят их тотчас же за работу, для того чтобы они изучали — кование при ковке, резьбу — при вырезывании, окрашивание — при крашении, танцы — при танцевании и проч. Так точно и в школе ученики должны научиться письму посредством письма же, разговору — посредством разговора, пению — посредством пения, счислению — посредством счисления и проч. В этом смысле школы суть ничто иное, как мастерские, оживленные работами. Таким образом, все испытают на своей собственной успешной практике истину выражения: производя — совершенствуем труд и себя[1].
6. II. Для всякого производства должны быть всегда налицо определенная форма и норма.
Ученик должен всматриваться в образцы и подражать им, как будто ступая по чьим-нибудь следам. Ибо тот, кто еще не знает, что и как должно быть сделано, не может творить сам от себя; следовательно, сначала это должно быть ему показано. В противном случае, было бы жестоко требовать от ученика исполнения того, чего ты желаешь, между тем как ученик не знает, чего ты желаешь; напр., требовать, чтоб ученик чертил прямые линии, прямые углы, правильные круги, прежде чем ты дал ему в руки линейку, угломер, циркуль — и показал их употребление. Итак, до́лжно заблаговременно заботиться о том, чтобы для всякой работы в школе были налицо формулы, образцы, эскизы, и притом истинные, верные, простые и легкие — как для уразумения, так и для подражания, — будут ли это изображения и модели предметов, или прописи и пробы работ. Тогда не будет несправедливым требовать — от того, кому уже дан свет, чтоб он видел, — от того, кто уже стоит на ногах, чтоб он ходил, — от того, кто уже владеет инструментами, чтоб он работал.
7. III. Употребление орудий следует показывать более на самом деле, чем на словах. Пример лучше правил.
Квинтилиан[2] сказал однажды: «Длинен и труден путь посредством правил короток и успешен — посредством примеров». Но увы! как мало помнят обыкновенные наши школы это указание! Предписаниями и правилами, исключениями из правил и определениями исключений — подлинно заваливают они только что начинающих изучать грамматику, и заваливают в такой степени, что ученики обыкновенно, не понимая предлагаемого им, вместо разумения — начинают тупеть. Но мы не видим, чтоб механики, например, поступали таким же образом, — чтоб они своим новоучкам предлагали такое множество правил; напротив, они ведут их в мастерские, заставляют их присматриваться к работам, и так как ученики тотчас желают подражать (ибо человек есть существо охотно подражающее), то дают им инструменты в руки и наставляют, как следует держать их, вертеть и управлять ими; если случатся ошибки, то мастера указывают и исправляют их, но всё же больше учат собственным производством работы пред глазами учащихся, чем словами; и практика показывает, что подражание при этом легко и успешно. Поэтому, совершенно справедлива прекрасная пословица: «Хороший образец находит хорошего подражателя». Также уместно здесь и выражение Теренция: «Ступай впереди, — я последую за тобой!». Таким же образом мы видим, как маленькие дети научаются ходить, бегать, говорить, играть — единственно только чрез подражание и без тягостных наставлений. Правила действительно — как шипы для умов: они требуют внимания и проницательности; с помощью же примеров — ускоряется развитие и самых слабых голов. Одними предписаниями никто и никогда не усвоил себе какого-нибудь языка или искусства, но только посредством упражнения, даже без предписаний.
8. IV. Упражнение должно начинаться на частях, а не на целых произведениях.
Строитель научает сначала своего ученика не строению башен и крепостей, но тому, как надо держать топор, срубать деревья, отесывать бревна, просверливать дыры, вставлять и укреплять скобы и проч. И живописец не дает также с самого начала своему ученику рисовать портреты, но он научает его сначала — как составлять краски, как вести кисть, как класть штрихи, и только потом позволяет он ему практиковаться на рисовании, и то на простых эскизах, и т. п. И тот, кто учит ребенка читать, дает ему также не всё содержание книги, но элементы речи (literarum elementa), сначала отдельно[3], потом в составленных из них слогах; далее — слова, затем фразы, и т. д. Поэтому, и обучающемуся грамматике следует давать сначала отдельные слова, которые он должен производить, потом давать по два слова, которые он должен сочетать; далее предлагать простые предложения, затем — предложения двучленные, трехчленные; после чего переходить к строению периодов и наконец — к целой речи. Так и в диалектике — ученики должны сначала изучать вещи и понятия о вещах, различая их по родам и отличиям, — потом группировать их по взаимному между собою соотношению (которое существует взаимно для всех предметов), — определять и логически разделять понятия; потом — оценивать вещи и мысли о них: что, о чем, почему говорят, и притом — существенно или только случайно? Когда ученики в том достаточно упражнялись, можно перейти к составлению умозаключений: каким образом на основании известных и принимаемых посылок следует выводить неизвестное, — и, наконец, переходить к рассуждениям или к полной обработке тем. Подобным же образом можно без затруднения поступать и в риторике, упражняя сначала ученика некоторое время в приискании синонимов; потом научая его придавать эпитеты к существительным, глаголам и наречиям, разъясняя их противоположениями; потом, упражняя в разнообразных перифразах, заменяя собственные выражения переносными, научая разлагать связанные предложения, для благозвучной правильности, — превращать простые предложения в фигуральные; и только тогда, когда ученик вполне овладеет всеми этими отдельными упражнениями, можно будет приступить к составлению целых речей, — не раньше. Когда так постепенно ученики будут подвигаться в каком-нибудь искусстве, то будет обеспечен быстрый и прочный успех (основания сказанного подробно изложены в главе XVII, правило 4).
9. V. Первые упражнения начинающих должны производиться над знакомым материалом.
9-е положение XVII-й главы и в той же главе 6-е дополнение к 4-му положению уже дали нам это правило. Смысл его тот, что не следует обременять учащегося вещами, которые далеки от его возраста, от его понимания и его состояния в данное время, чтоб не принуждать его бороться с призраками. Напр., польскому мальчику (puero polono), учащемуся читать и писать, не до́лжно предлагать латинских, греческих или арабских книг, но давать написанные на его родном языке, дабы он понимал — что читает. И если мальчик должен научиться понимать употребление правил диалектики, то его следует упражнять не на примерах, заимствованных у Вергилия или Цицерона, или же на примерах богословских, политических, медицинских, — но на предметах понятных ребенку, напр., говорить о книге, об одежде, о деревне, о доме, о школе и проч. При этом полезно, чтобы те примеры, которые берутся для объяснения первого правила, хотя уже известные, удерживались бы и для всех остальных. Напр., в диалектике — берется дерево, показываются его род, качества, его различия, его характеристические особенности; определяется его понятие и логически разделяется; потом указывается, сколь много различным образом можно высказать что-нибудь о дереве; наконец, показывается, как, путем известных умозаключений, из того, что до сих пор было высказано о дереве, может быть выведено и доказано что-либо другое, и проч. Когда таким образом на одном, другом или третьем примере будет объяснено употребление правил, — ученик будет в состоянии весьма легко произвести полное подражание и на всех других примерах.
10. VI. Подражание должно строго держаться предписанной формы; позже оно может быть свободнее.
Чем более при образовании предмета будут держаться его формы, тем более подходящее и тщательное выражение найдет себе эта форма, — подобно тому, как монеты, отчеканенные одним штемпелем, вполне схожи одна с другой, как схожи и с штемпелем. То же самое бывает и с книгами, печатаемыми буквами; то же и с предметами, которые выливаются в формах — из воску, гипса, металлов и проч. Итак, насколько возможно, пусть и при других работах подражание (по крайней мере сначала) придерживается непосредственно данного образца, пока рука, ум, язык, укрепившись, не привыкнут свободнее двигаться и производить подобное по собственному вдохновению. Кто, например, учится письму, тот берет тонкую, слегка просвечивающую бумагу и налагает на пропись, которую хочет списать; таким образом ему будет легко воспроизвести черты просвечивающих букв. Или отпечатывают прописи краской, напр. красной или коричневой, и заставляют ученика проводить карандашом или пером по отпечатанным чертам, и приучаться воспроизводить характеристические черты по данному образцу. Так точно и в упражнениях в слоге — можно предлагать взятые из какого нибудь писателя — фразу, выражение, период, и по ним производить другие, возможно более похожие на образцы. Напр., если сказано: «богат средствами», то можно заставить ребенка произвести подражание: «богат деньгами», «богат скотом», «богат виноградниками» и т. д. Цицерон говорит: «Эвдем, по мнению ученейших людей, наверное первый в астрономии»; в возможно более верном подражании может быть сказано: «Цицерон, по мнению знаменитейших ораторов, наверное первый в красноречии», — «Павел, по мнению всей церкви, наверное первый в апостольском деле» и проч. Так и в логике — пусть ученик подражает дилемме: «Теперь либо день, либо ночь; но теперь ночь, следовательно теперь не день». Пусть учится ученик противопоставлять различные противоположения. Напр.: «некто или невежествен, или образован; но он невежествен, — следовательно не образован»; «Каин был или благочестив, или безбожен; но Каин не был благочестив», и т. д.
11. VII. Для всякого подражания образцы должны быть, сколь возможно, совершенные, дабы тот, кто передал бы их вполне точно, мог считаться совершенным в своем искусстве.
Ибо — как с помощью кривой линейки никто не может проводить прямых линий, так точно, имея неверный образец, нельзя сделать хорошего подражания. Итак, следует стремиться к тому, чтобы для всего производимого, как в школе, так и во всей жизни, были предлагаемы образцы истинные, верные, простые и легко воспроизводимые, — всё равно, будут ли это изображения вещей, картины, рисунки, или предписания и правила, которые должны быть возможно более кратки и ясны, сами по себе понятны и без исключения верны.
12. VIII. Первый опыт подражания должен быть в высшей степени тщателен, так чтобы ни малейшая черта не уклонялась от образца.
Насколько возможно, это крайне необходимо. Всё первоначальное есть как бы основание для последующего; если первое прочно, то и всё остальное может быть прочно построено на нем; если первое шатко, — шатается и последующее. И как, согласно наблюдению, сделанному врачами, болезни (vitia) пищеварения первой ступени не могут уже быть исправлены на второй и на третьей, то тоже самое относится и ко всякому отправлению; первые уклонения отражаются на всём последующем. Поэтому, музыкант Тимофей[4] требовал двойного вознаграждения от тех учеников, которые изучали начальные основания искусства у кого-либо другого: он утверждал, что должен употребить на таких учеников двойной труд, заставляя их прежде отвыкнуть от того, что они прежде дурно изучили, а потом научая их правильно. Итак, нужно приложить старание, чтоб ученики, посредством тщательного подражания, вполне овладевали основаниями своего искусства; ибо как только эта трудность будет побеждена, то остальные устранятся сами собою, подобно тому, как город, ворота которого уже попали в руки нападающего, не замедлит сделаться достоянием победителя. Следовательно, до́лжно остерегаться торопливости, чтобы никогда не переходить к последующему, пока недостаточно прочно усвоено предыдущее. Тот, можно сказать, уже спешит, кто никогда не сворачивает с пути. И промедление, происходящее от правильного установления оснований, еще не есть остановка,[5] но прекрасное обеспечение легкого, скорого и верного успеха в дальнейшем.
13. IX. Ошибка должна быть исправлена тотчас же присутствующим учителем, присоединяющим к сему наблюдения, которые мы называем правилами или исключениями из правил.
Мы показали, что искусства преподаются больше примерами, чем правилами; теперь прибавлю еще: следует присоединять предписания и правила, которые давали бы руководящую нить для производства и предупреждали бы каждую ошибку; что совершится, когда будет указано, что в образце заключается сокровенного, откуда должно истекать действие, куда направляться, как подвигаться, и почему что-нибудь должно совершаться таким именно образом. Только тогда дано будет твердое познание искусства и обеспечится надежность и верность при подражании.
Но эти правила должны быть, сколь возможно, кратки и ясны, дабы каким-нибудь образом они не потеряли значения; что однажды уже принято, то должно иметь постоянное значение, хотя бы оно впоследствии и было отложено в сторону; подобно тому как для ребенка, который учится ходить, употребляют помочи, между тем как позже они уже больше не употребляются.
14. X) Совершенная теория искусства состоит из синтеза и анализа.
Что синтезу следует здесь отвести больше места, я уже показал выше (гл. XVIII, полож. 5), на примерах природы и механиков. Из этих примеров видно также, что в большой части случаев синтетические упражнения должны предшествовать. Потому что 1) везде следует начинать с легчайшего; но мы легче понимаем собственное, чем чужое. 2) Сочинители с намерением скрывают искусство, так что ученики, при первом взгляде, едва в состоянии и даже вовсе не в состоянии проникнуть в него; но они преодолеют это затруднение, когда предварительно будут упражняться на безыскусственных, но ими самими придуманных вещах. 3) Что предполагается постановить на первое место, то и должно исполнить раньше. Но мы стремимся пробудить в обучающихся искусству охоту к новым изобретениям, а не только научить пользоваться тем, что уже готово. (Сравни, что об этом было сказано в XVIII главе, положение 5)[6].
15. Однако к сему до́лжно присоединять тщательные анализы чужих изобретений и творений. Только тот достаточно будет знаком с какой-нибудь дорогой, кто чаще изъездил по ней взад и вперед, кто изучил все попадающиеся ему здесь и там перекрестные и поперечные дороги, распутья. Кроме того, формы предметов так различны и бесконечно разнообразны, что становится невозможным включить всё в правила и вложить все правила кому-нибудь в голову. Многим дают многое; но всё только тогда становится нашим, когда мы сами всё исследуем, познаем — и, путем соревнования и подражания, научимся воспроизводить подобное.
16. Итак, я желаю, чтобы в каждом искусстве для всего, что в нем должно быть совершаемо, может совершаться и совершается, были установлены первообразы или образцы, полные и совершенные, и чтобы к ним были присоединяемы указания и правила, которые излагали бы методы для всего, что делается, или что должно быть сделано, как должно подражать, — давали бы руководство, как избегать ошибок и исправлять сделанные. Потом следует давать ученику одни и другие примеры, которые он в отдельности должен приноровлять к идеям искусства — и путем подражания производить подобное. Потом можно приступить к рассмотрению чужих произведений (но только произведений образцовых художников) и применять их к только что сообщенным идеям и правилам, — отчасти для того, чтобы употребление последних сделать более понятным, отчасти для того, чтобы дать ученику возможность усвоить себе искусство скрывать технику[7]. При таком продолжении упражнений, ученик будет в состоянии отдавать отчет о всяком изобретении, как своем, так и чужом, и иметь о них правильное суждение.
17. XI. Эти упражнения следует продолжать до тех пор, пока не постигнется искусство. Ибо только тот художник, кто вполне мастерски проявляет свое искусство.
Примечания[править]
- ↑ Fabricando fabricamur — это выражение едва ли может быть передано удобно в столь же коротких словах. Fabricari значит вообще приготовлять, выковывать, производить что-нибудь из дерева, камня и проч.; итак, эти два слова буквально означают только: куя — куем, плотничая — плотничаем, строя — строим и проч. Подобная мысль, без сомнения, едва ли стоила бы произнесения; но эти слова получают другое значение, если depoueus fabricamur возьмем в страдательной форме и при fabricari будем разуметь образование, устроение, что совершается двояким образом: во-первых, на материале, который обработывается мастером, во-вторых, на самом мастере, причем он развивает свои силы, прежде же всего приобретает уменье и искусство. Мы сочли соответственным тексту выразить эту мысль определенно.
- ↑ Квинтилиан, — по рождению испанец, но по воспитанию и жизни римлянин, — жил во второй половине первого и в начале второго столетия по Р. Хр., и как ритор, а также как учитель красноречия, приобрел себе громкую известность.
- ↑ Коменский здесь указывает на метод обучения грамоте синтетический; из других сочинений его известно, что Коменский держался способа звукового. Здесь он говорит лишь о необходимости начинать с элементов речи. Современная методика отдает преимущество аналитическому способу пред синтетическим. Элементы детского наблюдения относительно внешнего мира заключаются не в атомах и клеточках, — о которых дети и не знают, — ибо не видят их, но в целых отдельных предметах. Так, дитя раньше узнает розу, чем чашечку, венчик и тычинки; кошку — раньше, чем волоса, глаза, мускулы ее и т. п .; стул раньше, чем спинку, сиденье, ножки стула и проч. Точно также он узнает раньше фразы и слова, чем слоги и звуки. Поэтому, лучше начинать с известного ребенку, то есть с целой речи, и путем разложения (анализа) переходить к сложным элементам речи — словам; далее к слогу и, наконец, к звуку. Коменский, впрочем, и анализу придавал важное значение, о чем он говорит далее.
- ↑ О Тимофее, музыканте и поэте из Милета, часто упоминается в классических сочинениях древности; так: у Плутарха, Диодора, Цицерона (Legg. 2, 15, 39), Квинтилиана (2, 3, 3) и у других.
- ↑ Mora и remora — промедление и мешкание: и то и другое выражает остановку; последнее же остановку, соединенную с потерей времени.
- ↑ В начале этого отдела Лехтбехер приводит несколько фраз, которые не находятся в полном собрании сочинений Коменского, и потому, для полноты, приводим их здесь. Вот они: «Синтез есть главное дело. Каждая вещь и произведение искусства представляются нам в своем синтезе. Мы анализируем его, стараемся познать его организм, и затем снова его собираем, насколько это в нашей власти, или по крайней мере постигаем его». Можно предположить, что Коменский, поняв сомнительную верность этих фраз, с намерением выпустил их из полного собрания своих сочинений, которое он лично редактировал.
- ↑ А Ars occultadi artificia: это искусство не давать заметить труда и усилий вообще техника в каком-нибудь произведении. Чем выше художник и чем более он усвоил приемы своего искусства, тем с большей легкостью он всё производит. При игре знаменитых музыкантов нельзя заметить тех трудностей, какие они побеждают, — всё кажется легким, непринужденным и естественным.
