Игнатий Потапенко[править]
Водолаз[править]
I.[править]
Экзекутор был человек обиженный. Так, по крайней мере, он сам думал. В глубине души он был уверен, что ему, по его достоинствам, следовало занимать пост вице-директора. И усердно исполняя свои экзекуторские обязанности в продолжении многих лет, он ежеминутно чувствовал себя оскорбленным.
Обошли его, по его словам, однажды, когда-то, в незапамятные времена, и было это в некотором царстве, в некотором государстве, во всяком случае неизвестно по какому ведомству и в каком городе. Но с тех пор он так вот и застрял и выше не пошел.
Начальству он угождал и начальство относилось к нему снисходительно, а чиновники показывали явное пренебрежение. Только канцеляристы побаивались его, да и то не очень. И если кому-нибудь удавалось устроить ему какую-нибудь неприятность, то для всей канцелярии не было высшего удовольствия.
Но было в канцелярии еще одно лицо, которое составляло предмет общего внимания. Это был скромный канцелярист Утопьев — тощий с длинным бледным лицом, от природы лишенным какой бы то ни было растительности и с редчайшими волосами на голове. Лет ему было за тридцать и являл он собою олицетворение забитости, трусости, глупости и служебной готовности. Но именно потому, что из всех этих качеств преобладала в нем глупость, а другие только усиливали ее, служебною готовностью его было очень трудно пользоваться. Что бы ни поручили ему, он обязательно спутывал и самое ясное дело из его рук выходило в таком изуродованном виде, что невозможно было привести его в порядок. Поэтому ему уже давно поручали надписание адресов на казенных пакетах и этим ограничивалась его специальность.
Покорность его была безгранична. Он слушался решительно всех, даже сторожей. Но самым большим для него авторитетом был экзекутор, в котором, в его глазах, сосредоточивалось все повелительное и страшное, чему следует беспрекословно повиноваться и у чего заискивать.
И скучающие чиновники любили посмеиваться над несчастным, решительно ни в чем неповинным и никому не причинившим вреда Утопьевым. В особенности же им доставляло развлечение, когда удавалось какое-нибудь недоразумение скомбинировать между Утопьевым и экзекутором.
К таким именно комбинациям и принадлежал тот случай, о котором теперь идет речь. Как-то однажды экзекутор, явившись в канцелярию и приняв участие в общем разговоре, сказал:
— Я не знаю, господа, — дорого ли стоит водолаз, я разумею собаку-водолаза.
— Хороший, настоящий водолаз стоит очень дорого, — отозвался кто-то, по-видимому, компетентный в собачьих делах.
— А например?
— Да рублей пятьсот…
— Пятьсот рублей? Да что вы? Собака пятьсот рублей?
— А что ж такое? Бывают собаки, за которых и тысячи платят.
— Ну, это вы уже хватили. Тысяча рублей за собаку — это что же, она умеет говорить по-человечьи, что ли? Ну, хорошо, положимте — это взрослая собака. А, например, щенок?
— Щенка водолаза можно купить рублей за сто, ну, по случаю можно и за пятьдесят.
Экзекутор замахал на него руками.
— Пятьдесят рублей за щенка! Это человек должен чуть не месяц служить, чтобы заработать такие деньги. А мне, знаете, до зареза нужен щенок-водолаз.
— Зачем вам водолаз, Трифон Матвеевич? Ведь ваша служба сухопутная, что вам с ним делать? Или, может быть, вы открыли где-нибудь на дне морском сокровища, так вы нам скажите, мы все полезем.
— Ну, вот глупости. Нужно, говорю вам, до зареза нужно. Вот загорелся на водолаза, да и только. Фантазия.
— У экзекутора фантазий не полагается, — сказал кто-то.
— Не знаю, что там полагается, а только щенка-водолаза мне вот как нужно. Всяческую услугу оказал бы тому человеку, который научил бы меня, как достать водолаза, только, разумеется, не за пятьдесят рублей.
Экзекутора куда-то позвали по делу и он ушел. А в канцелярии начали наперебой острить по поводу его фантазии иметь водолаза. И как всегда бывало, сейчас же связали этот эпизод с Утопьевым.
— Вот, — сказал кто-то, обращаясь к Утопьеву, — случай заслужить перед Трифоном Матвеевичем. Достаньте и поднесите ему водолаза.
— Да я бы всей душой, — промолвил Утопьев, — я бы не знаю что… Да где же его достанешь? Водолаз… Я никогда и не видал…
— Обыкновенная собака. Черный, Утопьев, он черный, как негр, а ростом с теленка бывает.
— Как? Щенок? — спросил Утопьев.
— Ну, нет, не щенок. Щенки-водолазы обыкновенные, как всякие щенки…
— Ба, — вдруг воскликнул бойкий канцелярист Щепотин, развязный малый, с закрученными усиками, неглупый и смелый в обращении с старшими чиновниками. — Знаете что, Утопьев, я могу вас облагодетельствовать.
— Что вы? Как же это?
— Я вспомнил. У одной моей знакомой дамы есть водолаз женского пола, понимаете?.. И она, то есть не знакомая, а водолаз, — на днях только ощенилась, понимаете?.. Ну, так вот я у нее выпрошу одного щенка для вас.
— Господи! Да ведь это… это уж будет… я уж не знаю… Я так вам благодарен.
— А вы его поднесете Трифону Матвеевичу, только не здесь, разумеется, а придется снести на квартиру.
Утопьев поверил и опять благодарил. Но у Щепотина при этом глаза были такие хитрые и так он подмигивал ими, что все, кроме Утопьева, поняли истинный смысл его благодеяния и, когда представили себе, какая из этого может выйти история, всем вдруг стало необыкновенно весело.
II.[править]
Когда занятия в канцелярии кончились и все стали расходиться, вышел на улицу и Утопьев. Дело происходило в январе, когда стоял изрядный мороз и был ветер. Уже зажгли фонари. Утопьев быстро шагал своими тощими ногами, безнадежно кутаясь в подбитое ветром до бесконечности поношенное пальто. Его нагнал франтоватый Щепотин.
— Вы, Утопьев, не беспокойтесь, — сказал он, взяв его под руку, — я вам это устрою насчет щенка.
— А как же получить его, — спросил Утопьев.
— Да я доставлю вам на квартиру. Вы где живете?
— Ох, я далеко. Я в Измайловском полку, в седьмой роте.
— Да, знаете, порядочно. Ну, ничего, доставлю. Будьте спокойны. Эй, извозчик, на Караванную, четвертак!
И он ловко вскочил в извозчичьи сани и укатил.
А Утопьев прибавил шагу, так как его изрядно продувало. Обещание Щепотина пробудило в его душе мечтательность. Дело в том, что он давно уже просил экзекутора, чтобы предоставил ему наблюдение за чернильницами в канцелярии. Статья эта до сих пор лежала на одном из сторожей и велась прескверно. Чиновники постоянно жаловались на то, что вместо чернил им дают какой-то суп, а в чернильницах то и дело попадаются мухи разные и другие твари. Сторож, как человек совершенно необразованный, не понимал великого значения чернильницы в деле канцелярского творчества, а вернее — слишком много зарабатывал на чернилах. Утопьев же рассчитал, что можно статью эту вести вполне добропорядочно, давая хорошие чернила, содержа чернильницы в порядке и все-таки иметь остаток рублей пять-шесть ежемесячно.
Деньги, конечно, небольшие, но для него это была сумма. Он получал всего-навсего двадцать пять рублей и на эти деньги должен был содержать себя, не сумевшую выйти замуж сестру и старую мать. При таких обстоятельствах пять-шесть рублей имеют огромное значение.
Но экзекутор слишком мало на него надеялся. Сторож оставался на своем месте и чернильницы от Утопьева убегали.
И — вот случай. Экзекутору до зареза нужен водолаз. Зачем такому человеку мог понадобиться водолаз, именно этого он не понимал и не давал себе труда углубляться. Не все ли равно? Понадобился, и сам он сказал, что не знает, какую услугу оказал бы тому, кто поможет ему достать водолаза. А водолаз тут как тут.
Ему рисовались уже толстые солидные бутылки с чернилами, много-много чернил, и в результате ежемесячная прибавка в пять-шесть рублей, а может быть и больше как-нибудь перепадет. Если, например, часто случаются праздники, то и чернил меньше выходит. Этого никто не принимает в расчет, на чернила полагается ежемесячное ассигнование, а между тем от каждого лишнего праздника может освободиться ему четвертак. А четвертак, это — деньги. Теперь все мысли Утопьева сосредоточились на вопросе: надует его Щепотин с водолазом или не надует?
И к его радостному изумлению, через день после этого, когда он пришел на службу, по обыкновению опоздавший на полчаса, Щепотин сказал ему.
— А я только что был у вас на квартире, Утопьев, и уже не застал вас. Я принес вам водолаза.
— Да что вы? Да неужто в самом деле? Так я же… Я же вам так благодарен, так благодарен…
А Щепотин при этом подмигнул своим сослуживцам, и те поняли, что свершилось. Пошло дальше, к чиновникам, сперва маленьким, потом повыше; ничто не служило препятствием к невинным, но иногда становившимся и жестокими, издевательствам над забитым и глупым канцеляристом Утопьевым. Начали даже шутливо поздравлять его.
— Теперь вы далеко пойдете. Уж экзекутор вас отблагодарит… Будете заведывать поставкой дров. А на дровах можно тысячи нажить…
— Ну, как же можно, чтобы дрова, — сдержанно, но радостно улыбаясь, возражал Утопьев, — мне бы только чернильницы поручили.
И это был первый день за всю его службу, что ему не сиделось на месте. Обыкновенно он как-то тупо и нечувствительно относился к службе, ему как будто было безразлично, быть ли дома, идти ли по улице, сидеть ли тут. А теперь ему нестерпимо хотелось, чтобы поскорее прошли часы службы. Он хотел видеть воочию водолаза, осязать его, а затем как можно скорей доставить экзекутору.
И перед тем, как уйти домой, когда наступило время, он таки не выдержал, улучил минуту, когда экзекутор проходил через коридор остановил его и сказал.
— А я, Трифон Матвеевич, таки достал собачонку.
— Какую собачонку? — спросил экзекутор, чем-то очень озабоченный и потому непонявший.
— Собачонку… водолаза…
— Что? Неужели достали? Каким же способом? За деньги? Может быть, дорого?
— Нет, я без денег, так достал. Уж достал. Если позволите, я вам сегодня принесу его.
— Голубчик! Да разумеется… Уж так буду благодарен, уж и не знаю.
— Так я принесу. Вот приду домой, пообедаю и сейчас же принесу.
И на этот раз он уж не шел по улице, а бежал. И вовсе не чувствовал мороза, который сильно пощипывал его щеки, нос и уши.
III.[править]
Когда он пришел домой, дамы с изумлением показали ему черного щенка, который развязнейшим образом бегал по комнате, безжалостно грыз все, что ни попадалось ему под зубы, и на каждом шагу оставлял маленькие лужицы…
Дамам он порядочно уже надоел, и они дружно напали на Утопьева, вообразив, что он хочет завести у себя на квартире этого беспокойного жильца.
— Да он одного молока на семь копеек выпьет, — сказала мать, как самый сильный довод против щенка.
Но Утопьев взял щенка на руки и любовно гладил его и даже целовал его в морду.
— Это щенок драгоценный, — сказал он. — Он не только не потребует расходов, но еще может дать доход. Давайте-ка мне скорей поесть. Мне надо сейчас же отнести его к нашему экзекутору.
Дамы, узнав, в чем дело, и сообразив, что этот щенок может осуществить сделавшуюся уже общесемейной мечту о чернильницах, торопливо подали ему скудный обед. Утопьев едва успел обогреться и уже опять надел свое подбитое ветром пальто. Он взял на руки щенка, который, по-видимому, чувствуя, что предстоит путешествие на холоде, всячески отбивался.
— Нельзя ли во что-нибудь завернуть его? — сказал Утопьев. — Ведь он породистый, а значит нежный… Чтобы еще не простудился…
Искали подходящую тряпку, но не нашли, и пришлось сестре Утопьева снять с плеч затасканный платок, в который и был торжественно завернут щенок, и Утопьев помчался,
Экзекутор жил в казенной квартире при канцелярии. В тот момент, когда явился Утопьев, он обедал, но, разумеется, как только ему сказали, что пришел канцелярист Утопьев с щенком, он выскочил из-за стола и побежал в переднюю. Щенок был высвобожден из платка и вручен экзекутору.
— Вот, — сказал Утопьев, — позвольте вам преподнести, Трифон Матвеевич. Достал.
— Гм… — сказал экзекутор, внимательно рассматривая щенка. — А вы наверное знаете, Утопьев, что он водолаз? Я ведь ничего не понимаю.
— Да как же? Настоящий водолаз, Трифон Матвеевич. От водолаза рожден. Недавно только ощенилась… Видите, какой он черный… И морда какая… Удивительная морда…
— А где же вы достали?
— Да уж достал…
— Может быть, на улице где-нибудь стянули? Еще будет история.
— Нет, не на улице. Это мне достоверный человек подарил… Уж поверьте, Трифон Матвеевич. Как же можно, чтобы на улице…
— Ну, спасибо, Утопьев… Уж я вас отблагодарю… Будьте спокойны… Не забуду… Может быть, вы еще не обедали? Так не угодно ли?
— Не беспокойтесь, Трифон Матвеевич. Я уже поел. Я пойду.
— Ну спасибо вам, Утопьев. Славный щенок. В самом деле, хороший. Какой смешной… Право… видно, что породистый…
Утопьев ушел, переполненный чувством радости по поводу совершившегося дела. А после его ухода экзекутор, отложив продолжение обеда, позвал к себе самого верного курьера, на которого мог положиться. Курьер явился.
— Послушай. Только об этом не болтать, слышишь? Сейчас возьми вот эту собачонку, заверни ее в теплое, да только поделикатнее, потому она нежной породы, возьми на мой счет извозчика и отвези на квартиру его превосходительства вице-директора Павла Ивановича. Понял?
— Слушаю-с, Трифон Матвеевич, — ответил верный курьер.
— Отвези и сдай, и вели сказать, что экзекутор Трифон Матвеевич осмеливается прислать его превосходительству щенка-водолаза… Не забудешь?..
— Нет, я понимаю. Щенок-водолаз… Порода такая…
— Вот именно. Так и поезжай сейчас. Только поосторожнее, щенок породистый. Ты мне за него отвечаешь.
— Слушаю-с.
Курьер не без труда поймал ловко увиливавшего и недававшегося в руки щенка, которому, очевидно, надоело путешествовать из квартиры в квартиру, и унес его к себе, а там завернул его потеплее и отправился исполнять приказание экзекутора. Через полчаса он вернулся и доложил.
— Его превосходительство приказали благодарить.
Нужно сказать, однако, что экзекутор отнюдь не имел от вице-директора прямого поручения достать ему водолаза. И сам он терпеть не мог собак, но у него была жена, которая вечно возилась с собаками, и в последнее время ей ужасно хотелось иметь в доме водолаза. Она так приставала с этим к мужу, что тот тоже начал бредить водолазом. И, так как он считал экзекутора специалистом по всякого рода хозяйственным вопросам, то однажды совершенно вскользь сказал:
— Не знаете ли, Трифон Матвеевич, где можно достать хорошего водолаза, разумеется, щенка? Не могу же я платить за собаку сотни рублей. Жена очень хочет иметь водолаза…
— Не знаю, ваше превосходительство, но могу узнать… Я доложу вашему превосходительству.
Этим разговор и исчерпался. Но с того момента сам экзекутор возмечтал о водолазе.
Вице-директор относился к нему благосклонно, и Трифон Матвеевич давно уже взирал на него с надеждой, что вот, может быть, он-то и поможет ему как-нибудь сдвинуться с места и протиснуться вперед. И потому сегодня, в особенности после того, как курьер принес ему благодарность, он был счастлив совершенно так же, как счастлив был Утопьев, сидевший в своей нетопленной квартире.
На следующий день чиновники, собравшиеся в канцелярии и сидевшие пока без дела, узнав от Утопьева о совершившемся событии, наперерыв поздравляли его. Промелькнул экзекутор, всего на секунду, но все видели, что на лице его было необыкновенно счастливое выражение.
А Щепотин, хитро подмигивая левым глазом, врал неимоверные вещи о знаменитых родителях щенка, будто бы получивших на собачьей выставке по три золотых медали.
Пробило двенадцать часов, и скоро приехал вице-директор. От него сейчас же выбежал и пробежал через канцелярию курьер. Стало известно, что вице-директор требует экзекутора.
Трифон Матвеевич застегнул на все пуговицы вицмундир и, почему-то ступая осторожно, на цыпочках, пошел по коридору.
— Что прикажете, ваше превосходительство? — спросил экзекутор с таким видом, как будто и не думал о том, что вице-директор сейчас протянет ему руку и начнет благодарить за подарок.
Но вице-директор руки не протянул. Он произнес слова, которые показались экзекутору странными и совершенно не идущими к делу.
— Послушайте, что за комедия? Вы вздумали развлекаться или потешаться надо мной?
— To есть как-с… ваше превосходительство… — весь вытянувшись в струну, промолвил экзекутор.
— Да так… Вчера вы прислали мне отвратительного дворнягу. Вы, вероятно, ошиблись… Я не могу допустить умысла… Я верю, что вы ошиблись…
— Это водолаз, ваше превосходительство, ей-Богу, ваше превосходительство. Водолаз.
— Ну, перестаньте. Во-первых, и я кой-что понимаю, а, во-вторых, случайно вечером, так как у моей жены много собак, к нам заехал ветеринарный врач и определил, что это чистокровный дворовый пес… Уж извините, я без вашего позволения приказал отдать его дворнику.
Что сделалось после этих слов с экзекутором, как замерло его сердце, какие слова он лепетал в свое извинение, нет возможности описать. Но когда после этого он появился в канцелярии, на лице его видели мрачную тучу.
Но замечательнее всего, что он не только не набросился на Утопьева с справедливыми упреками, а даже ни слова не сказал ему. И вообще никто не слышал от него по этому поводу ни одного звука.
Но с этого момента он начал злостно придираться к несчастному Утопьеву. Это было так нетрудно, потому что тот на каждом шагу давал для этого повод. Он портил казенную бумагу, и даже такое несложное занятие, как писание конвертов, оказывалось превышающим его умственные способности. И при этом экзекутор не забывал от времени до времени о злокачественности Утопьева доводить до сведения вице-директора и таким образом искусно подготовлял катастрофу.
И вот однажды, когда Утопьев каким-то чудом умудрился на одном адресе испортить целую дюжину конвертов, Трифон Матвеевич устроил ему генеральный скандал и тут же написал на имя вице-директора докладную записку, в которой, перечисляя все злодейства Утопьева, выражал свое мнение о невозможности иметь такого служащего в канцелярии, так как он непригоден ни для какой работы и даже вреден, ибо истребляет казенное имущество.
Записку эту он подал старшему чиновнику с просьбой доложить вице-директору. Тот, разумеется, нисколько не разделял мнения экзекутора об Утопьеве, но счел своим долгом дать бумаге ход. Вице-директор прочитал жестокую записку и спросил чиновника.
— Это действительно так? Этот Утопьев такой злодей?
— Он человек малоспособный, ваше превосходительство, но злодейство его собственно заключается между строк.
— Это каким образом?
— Уж извините, ваше превосходительство, но тут дело в том, что, месяца два тому назад, Утопьев, искренно желая услужить экзекутору, который страстно желал иметь щенка-водолаза, подарил ему щенка, а щенок-то оказался дворнягой…
— А, вот в чем дело! Понимаю… — сказал вице-директор и положил на докладе экзекутора резолюцию:
«Оставить без последствий».
Первая публикация: журнал «Пробуждение» № 9, 1912 г.
Исходник здесь: Фонарь. Иллюстрированный художественно-литературный журнал.