Возражение А. Г. Горнфельду о Н. В. Гоголе (Розанов)

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Возражение А. Г. Горнфельду о Н. В. Гоголе
автор Василий Васильевич Розанов
Источник: az.lib.ru

В. В. Розанов. Полное собрание сочинений. В 35 томах. Серия «Литература и художество». В 7 томах

Том четвертый. О писательстве и писателях

Статьи 1908—1911 гг.

Санкт-Петербург, 2016

<ВОЗРАЖЕНИЕ А. Г. ГОРНФЕЛЬДУ О Н. В. ГОГОЛЕ>[править]

Есть умственно-аристократические или духовно-аристократические темы… К числу таких принадлежит вопрос о загадке гоголевской личности и, в связи с нею, о верности или неверности, правдивости или фантастичности его творчества. Теме этой посвящает в «Русск. Богатстве» статью г. Горнфельд (не то же, что Кранифельд), ум точный, «справочный», не делающий ошибок в счете и цитатах… ум осведомленный в истории литературы, но сам не литературный и бескрылый. Заметка его вызвана недавнею статьею П. П. Перцова о постановке в «Художественном Театре» пьесы из романа Достоевского с указанием на истеричность и ненатуральность действующих лиц и представляемых сцен; но сказав только несколько слов о Достоевском, г. Горнфельд переходит к Гоголю как главе «натуральной у нас школы» и старается утвердить реальность и жизненность его изображений, вступая в полемику с В. Я. Брюсовым, отвергнувшим этот реализм в своей речи при открытии в Москве памятника Гоголю. Речь была неосторожна многими словами, которых нельзя было произносить в среде патетически и «по обыкновенному» настроенной публики, и вызвавшая чрезвычайную бурю: не стучали стульями, а бросали с громом стулья на пол и, хлопая дверями, выходили вон из залы. Потом она была напечатана под заглавием «Испепеленный». На нее-то и опрокидывается г. Горнфельд, находя, что Брюсов повторяет только упреки Н. Полевого, современника Гоголя, тоже указывавшего разные неточности и невероятности в описаниях и характеристиках Гоголя… Вывод Горнфельда следующий:

«Если не вполне достигнутая правда есть отрицание реализма, то никакого реализма попросту никогда в русской литературе было».

Но Горнфельд (вот позитивизм!) не понял самой темы…

Брюсов и некоторые другие отрицали «реализм» у Гоголя, ссылаясь вовсе не на то, что у Гоголя есть ошибки против действительности, что он «не вполне достиг правды», что она у него не полна, и проч. С этой точки зрения и под таким углом можно судить Пушкина, Гончарова, Толстого, Писемского, Островского, — писателей с действительными или возможными «ошибками», а не с искажением. У Гоголя же, может быть, «ошибок» и не было, а у него было всеобщее искажение, точнее — была какая-то искаженность в восприятии и потом в передаче, как закон души его, от которого он не мог освободиться, что и привело к трагической развязке его и личности и творчества. Ведь всему естественно «спокойно закончиться», «спокойно умереть»: но этого решительно нельзя сказать ни о гоголевском художестве, ни о нем лично. Нет, — тут загадка, может быть, не имеющая разгадаться до глубины никогда. Все кончилось судорогой, мукой, молитвой и запащиванием, — без ясных поводов, по какому-то очевидно внутреннему закону, по неправильности самой «траектории», по которой началась и вылетела и полетела дальше, к гибели, его судьба и жизнь. Останавливаясь собственно на одной черте, «реализме у Гоголя», мы должны заметить, что 1) конечно, никого реальнее его не было в нашей литературе, и 2) в то же время в тех же самых созданиях никого не было фантастичнее, антиреальнее, не было еще у нас такого «сновидца», как он… Все совершилось и было так, как если бы он бросил «полную правду» на полотно: но затем с одного уголка (не с четырех) потянул немного все это полотно… «Правда» вот «вся налицо»: но она так сморщилась, приобрела такие фантастические размеры и очертания, пришла в такие комбинации, что все закричали…

От ужаса, отвращения, презрения…

«Не то! Не то!».

Между тем ведь на полотне все «именно тб», именно «правда»…

Сказать: «Гоголь реалист» — ужасно легко; немного труднее, но все же не очень трудно, сказать и обратно: «Гоголь не реалист».

Этот мір его пугал. Ведь мы же не боимся міра, который видим? Иногда кажется, что ему весь мір представлялся населенным призраками, — и вместе, конечно, от этого пустым, просто лишенным содержания, содержательности. Какими «призраками», Вием? Нет, вот именно Чичиковым и проч. Ведь его «Нос» написан о таком же осязательном господине, как Чичиков: а что он о нем написал? Чуть-чуть бы не поудержаться ему, и он вдохновенно отнял бы носы у всех «мертвых душ» или приставил бы им по третьей ноге, и хохотал бы неудержимо, проделывая все столь же реально, до чудовищности реально, как все проделал в рассказе «Нос». Получилась бы совсем другая «поэма»; столь же гениальная, но которая не дала бы уже Чернышевскому повода для мрачных выводов.

Так царства дивного всесильный господин.

«Мір Гоголя» есть именно «мір его фантазии», вымысла, утешения, гнева… В то же время сделанный с изумительным «реальным мастерством»… «Вот все точь-в-точь как мы видим»… Но на самом деле ничего «такого» мы не видим: и, конечно, буквальных Собакевича, Манилова и даже Петрушку ни один человек в міре не видел и их нет. Но «искусство натуральности» так велико, что нам всем показалось, всему міру показалось, что это «где-то видели мы» и «именно так точно». Между тем ничего не «видели» и ничего не «точно». Это именно искусство натуральности, как метод руки, как способность души, а не натуральные предметы, срисованные обыкновенною рукою, обыкновенным глазом и проч. Есть рассказчики, которые «выдумывают»: ну, до того натурально, что, слушая, «животики подведешь» от смеху… Но это — талант, «рассказанных предметов» он вовсе не видал и даже не искал увидеть.

Талант.

Мір.

«Талант» -то у Гоголя был натуральный, к «натуральному» устремленный, все натурализирующий.

A «міра» вовсе никакого даже нет, он отсутствует.

«Чичикова» никогда не было, т. е. таких людей не было; а вот «как он нарисовал Чичикова», то у всех животики подвело и все закричали: «Мы это видали». Между тем никто ничего не видал.

Таким образом его фантазия сгущалась до осязаемости. «Иди и пощупай». Щупали и находили тело, между тем «тела» никакого не было, а только его сгущенная фантазия, дьявольская, демоническая…

Так царства дивного всесильный господин.

И эти «образы», «вымыслы». Петухи, Тентетниковы, вылились на его душу и как бы задавили его, не давая «свободно вздохнуть»… На давая глотнуть воздуха реальной действительности, простой, неухищренной, поистине единоспасительной.

Вот как было дело… но и это приблизительно, гадательно…

Придвигая Гоголя к Решетникову, Островскому, Гончарову, которые «все с ошибками», Горнфельд не различил самой темы — «об устроении души Гоголя», или еще — «о фантастике как основной душевной стихии у Гоголя», «о структуре гоголевского творчества», и проч. И вообразил, что кто-то «ловит Гоголя на ошибках», как гимназиста ловят на «ошибках в диктанте». Ничего подобного…

КОММЕНТАРИИ[править]

Черновой автограф — РГБ. Ф. 249. К. 5. Ед. хр. 31. Л. 1—2. Неоконченный.

Печатается впервые.

С. 602. …статью г. Горнфельд… — В своей статье «Заметка о реализме» (Русское Богатство. 1910. № 12. С. 160—168) А. Г. Горнфельд выступил против статей Розанова в «Новом Времени» о Гоголе, гениальность которого Розанов видел не в реализме, а в художественном мастерстве.

…недавнею статьею П. П. Перцова… — Статья П. П. Перцова о постановке в Художественном театре «Братьев Карамазовых» появилась в «Новом Времени» 6 декабря 1910 г.

С. 603. Так царства дивного всесильный господин — М. Ю. Лермонтов. «Как часто, пестрою толпою окружен…» (1840).