Наступила ночь. Я легъ спать.
Спалъ я довольно плохо. Акулы играли первую роль въ моихъ сновидѣніяхъ.
На слѣдующій день, въ четыре часа утра, меня разбудилъ корабельный слуга.
Я поспѣшно вскочилъ, одѣлся и вышелъ въ залу.
Въ залѣ уже ждалъ меня капитанъ Немо.
— Г. Аронаксъ, сказалъ онъ мнѣ: чтожъ, вы готовы въ путь?
— Я готовъ, капитанъ.
— Не угодно вамъ ли въ такомъ случаѣ слѣдовать за мною?
— А мои товарищи, капитанъ?
— Они дожидаются насъ, г. профессоръ.
— А мы не надѣнемъ пробковыхъ фуфаекъ, капитанъ?
— Пока нѣтъ. „Наутилусъ“ не очень близко подошелъ къ берегу и манаарская мель еще находится отъ насъ въ порядочномъ разстояніи. Я распорядился такъ, что мы сядемъ въ шлюпку, а шлюпка доставитъ насъ какъ разъ къ пристани. Мы возьмемъ съ собою всѣ свои подводные снаряды и одѣнемся, когда будетъ надо, въ пробковыя фуфайки.
Капитанъ провелъ меня къ центральной лѣстницѣ, а оттуда на платформу.
На платформѣ стояли Недъ Лендъ и Консейль. Оба они очевидно были очень довольны предстоящей прогулкой.
Шлюпка качалась у борта и въ ней сидѣло пять матросовъ съ веслами въ рукахъ.
Было еще довольно темно. Облака застилали небо и между ними только изрѣдка проблескивали звѣзды.
Я искалъ глазами землю, но могъ только различить на горизонтѣ темноватую, чуть видную линію, идущую съ юго-запада на сѣверо-западъ,
„Наутилусъ“ за ночь обогнулъ восточный берегъ Цейлона и находился теперь на западѣ отъ бухты, или точнѣе говоря залива, образуемаго островомъ Цейлономъ и островомъ Манааромъ. Тамъ, подъ темными водами, лежала перловая мель, неистощимое поле жемчужинъ, простирающаяся на двадцать миль въ длину.
Капитанъ Немо, я, Консейль и Недъ Лендъ сѣли въ шлюпку. Рулевой взялся за руль, матросы взмахнули веслами и мы отчалили.
Шлюпка направилась къ югу. Гребцы не торопились. Я замѣтилъ, что весла ихъ ударяли одинъ разъ въ десять секундъ.
— Метода военнаго флота! подумалъ я. Люди, значитъ, ученые!
Шлюпка легко и тихо скользила по волнамъ; съ веселъ скатывались водяныя капли и падали на темную поверхность, какъ растопленное олово; море чуть-чуть волновалось и шлюпку легонько колыхало.
Мы всѣ молчали.
О чемъ думалъ капитанъ Немо?
Можетъ о землѣ, къ которой мы приближались! Можетъ, онъ уже жалѣлъ, зачѣмъ поѣхалъ!
Что касается до Неда Ленда, то онъ не жалѣлъ. Онъ едва могъ усидѣть на мѣстѣ отъ нетерпѣнія.
Консейль былъ, по обыкновенію, сдержанъ, хотя вглядывался съ любопытствомъ въ темноватую линію на горизонтѣ.
Около половины шестого стало посвѣтлѣе и берегъ обозначился явственнѣе.
Берегъ этотъ былъ довольно низменный на востокѣ, но къ югу онъ нѣсколько возвышался. До него еще оставалось пять миль и линія его сливалась съ темноватыми волнами.
Море было пустынно: ни паруса, ни лодки. Мѣсто сходки ловцовъ жемчуга представлялось глухимъ уединеннымъ уголкомъ.
Впрочемъ капитанъ Немо справедливо замѣтилъ, что мы являлись сюда цѣлымъ мѣсяцемъ раньше срока.
Въ шесть часовъ совершенно разсвѣло. Свѣтъ озарилъ насъ вдругъ, мгновенно, какъ это всегда бываетъ въ тропическихъ странахъ, гдѣ нѣтъ ни зари, ни сумерокъ. Солнечные лучи
Я видѣлъ теперь очень ясно землю; видѣлъ даже росшія кое-гдѣ деревья.
Шлюпка приблизилась къ острову Манаару. Капитанъ Немо всталъ со скамьи и вглядывался въ море пристально, внимательно.
Потомъ онъ подалъ знакъ матросамъ и они тотчасъ же бросили якорь.
— Здѣсь глубина-то не особенная, сказалъ Недъ Лендъ: всего въ метръ, а можетъ и того меньше.
— Мы пристали, гдѣ мель особенно возвышается, отвѣтилъ капитанъ Немо: въ другихъ мѣстахъ гораздо глубже.
— Ну, Консейль! крикнулъ Недъ Лендъ, теперь наши гуляютъ!
— Вотъ мы и пріѣхали, г. Аронаксъ, сказалъ мнѣ капитанъ Немо. Видите эту бухту? Она будто сжата со всѣхъ сторонъ; черезъ мѣсяцъ здѣсь сберется множество лодокъ съ ловцами жемчуга и люди примутся по цѣлымъ днямъ нырять за „драгоцѣнными перлами“. Полезная работа, нечего сказать! И благодарная тоже! По счастью, эта бухта защищена отъ вѣтровъ и море здѣсь никогда не волнуется, что очень благопріятно для рабочихъ. Теперь, если вамъ угодно, мы надѣнемъ свои фуфайки и отправимся.
Я ничего не отвѣчалъ и началъ одѣваться.
Одѣваюсь, а самъ все поглядываю на подозрительныя воды.
Капитанъ Немо, Консейль и Недъ Лендъ тоже одѣвались. Кромѣ самаго капитана никто съ „Наутилуса“ не участвовалъ въ этой экскурсіи.
Скоро мы очутились въ каучуковыхъ футлярахъ и прикрѣпили себѣ на спину дыхательные снаряды.
Я подумалъ:
— Отчего жъ нѣтъ снарядовъ Румкорфа? Надо бы спросить капитана!
И спросилъ.
— Свѣтильные снаряды намъ не понадобятся, отвѣтилъ капитанъ Немо. Мы на большую глубину не пойдемъ, значитъ солнечные лучи достаточно будутъ освѣщать намъ иуть. Да и неосторожно было бы брать съ собой электрическій фонарь: его свѣтъ можетъ какъ разъ привлечь какого нибудь характернаго мѣстнаго обитателя.
Пока каштанъ говорилъ, я обернулся и поглядѣлъ на Неда Ленда и на Консейля, но они оба уже залѣзли въ металическіе колпаки и не могли ни слышать, ни отвѣчать.
— А гдѣ же наши ружья, капитанъ? спросилъ я.
— На что намъ ружья, г. профессоръ? отвѣчалъ онъ. Ваши горцы вѣдь нападаютъ же на медвѣдя съ кинжаломъ въ рукахъ! Развѣ сталь не надежнѣе свинца? Вотъ отличный клинокъ! Прицѣпите его къ поясу и въ походъ!
Я посмотрѣлъ на товарищей. Они тоже были вооружены „сталью“. Кромѣ того у Неда Ленда была въ рукахъ здоровенная острога, которою онъ съ удовольствіемъ помахивалъ.
Мы съ капитаномъ тоже надѣли металическіе шары на голову и привели въ дѣйствіе дыхательные снаряды.
Черезъ минуту мы очутились на глубинѣ полутора метра и стали на песчаное ровное дно. Капитанъ Немо сдѣлалъ намъ знакъ за нимъ слѣдовать. Мы повиновались, пошли по легкой покатости и исчезли подъ волнами.
Тутъ я вдругъ успокоился. Всѣ мои тревоги и страхи словно рукой сняло.
Я забылъ есть ли акулы на свѣтѣ.
Да и можно было забыть!
Солнечные лучи, ударяя на поверхность, достаточно ясно освѣщали глубину. Малѣйшія раковинки были видны. Мы шли минутъ десять и были уже на глубинѣ пяти метровъ; дно становилось ровнѣе.
Передъ нами, какъ выпугнутые бекасы поднимались стаи рыбъ, изъ рода одноперокъ, у которыхъ только хвостовой плавникъ. Я примѣтилъ тоже явскую виперу, длиною въ восемь дециметровъ — она чрезвычайно походила на змѣю; брюхо у нея какого то синеватаго, мертвеннаго цвѣта; еслибы не золотистые полосы на брюхѣ, ее можно бы смѣшать съ конгеромъ [1]. Изъ рода строматеевъ [2], я примѣтилъ яркоцвѣтныхъ ленточницъ,
Солнце всходило выше и лучи его освѣщали все сильнѣе и сильнѣе водныя массы. Почва мало по малу измѣнялась. Прежде мы шли по мелкому ровному песку, а теперь по какому то шоссе изъ выпуклыхъ камней, устланному ковромъ изъ молюсковъ и животнорастеній.
Между образчиками этихъ двухъ отдѣловъ я замѣтилъ лепешницъ, родъ устричныхъ раковинъ, свойственныхъ Чермному морю и Индійскому океану, оранжевыхъ люцинъ, изъ семейства сердцевидныхъ, навертокъ шиповатыхъ, нѣкоторые образчики персидскихъ багрецовъ, изъ которыхъ капитанъ Немо добывалъ отличную пурпуровую краску, рогатыхъ багрянокъ, длиною въ пятнадцатъ сантиметровъ, которыя выставлялись подъ волнами, какъ руки, готовыя васъ схватить, рогоносныхъ кубаревиковъ, покрытыхъ колючками, лопатинокъ, анатинъ, которыя въ большемъ употребленіи въ Индустанѣ, свѣтящихся пелагій и наконецъ безподобныхъ опахоловидныхъ глазчаковъ.
Посреди этихъ живыхъ растеній, подъ сводами водорослей, копошились суставчатые; особенно много встрѣчалось зубастыхъ ранинъ, скорлупняковъ изъ семейства хребтоногихъ краббовъ, у которыхъ латы имѣютъ видъ нѣсколько выпуклаго трехъугольника, отшельниковъ или разбойниковъ, свойственныхъ этимъ водамъ, и отвратительныхъ страшныхъ партенопъ, изъ семейства трехъугольныхъ крабовъ.
Мнѣ тоже не разъ поподалась другая противная тварь, громадный крабъ, о которомъ говоритъ г. Дарвинъ. Этотъ крабъ питается кокосовыми орѣхами. Онъ карабкаетея на прибрежныя деревья, сталкиваетъ орѣхъ, который при паденіи трескается, беретъ его и раскрываетъ сильными клешнями. Подъ чистыми прозрачными водами этотъ великанъ бѣгалъ съ изумительнымъ проворствомъ. Онъ составлялъ совершенную противоположность съ кареттами, или морскими черепахами, которыя медленно передвигались между скалъ.
Около семи часовъ, мы наконецъ достигли перловой мели, гдѣ жемчужныя раковины встрѣчались цѣлыми милліонами.
Эти драгоцѣнные молюски лѣпились по скаламъ и были къ нимъ очень прочно прикрѣплены коричневатыми волоконцами. Эти волоконца не позволяютъ имъ передвигаться съ мѣста на мѣсто.
Перловка „жемчужница“ считается самой цѣнной. Створки ея почти ровныя, раковина имѣетъ округленную форму, съ толстыми стѣнками и снаружи очень студенистая. Нѣкоторыя раковины были исчерчены зеленоватыми полосками, которыя расходились отъ верхушки. Это были молодыя раковины; другія, твердыя, черныя, лежали здѣсь вѣроятно лѣтъ десять, а можетъ и больше, и имѣли до пятнадцати сантиметровъ въ ширину.
Капитанъ Немо указалъ мнѣ на это невѣроятное скопленіе перловокъ и я понялъ, что сокровищница была въ самомъ дѣлѣ неистощима: творящая сила природы превосходитъ инстинктъ разрушенія которымъ одаренъ человѣкъ!
Недъ Лендъ, вѣрный этому инстинкту разрушенія поспѣшно хваталъ самыхъ лучшихъ молюсковъ и набивалъ ими сѣтку висѣвшую у его пояса.
Но долго останавливаться было нельзя. Надо было идти слѣдомъ за капитаномъ, который казалось велъ насъ по знакомой ему дорогѣ.
Почва начала замѣтно подниматься; иногда я вытягивалъ руку вверхъ и рука моя высовывалась надъ поверхностью моря. Затѣмъ вдругъ оказывалась глубокая впадина. Часто приводилось обходить высокіе утесы, похожіе на остроконечныя пирамиды. Въ темныхъ разщелинахъ этихъ утесовъ сидѣли огромныя раковидныя и глядѣли на насъ неподвижными глазами. А подъ нашими ногами пресмыкались миріаны, глицеры, арикіи, кольчецы, которые непомѣрно вытягивали свои щупальцы.
Вдругъ передъ нами открылся, огромный гротъ, между живописно нагроможденными скалами, устланными всѣми произведеніями морской флоры. Въ первую минуту, гротъ этотъ показался мнѣ очень теменъ. Солнечные лучи, казалось, здѣсь угасали.
Капитанъ Немо вошелъ; мы вошли за нимъ слѣдомъ.
Я скоро освоился съ относительной темнотой этого мѣста и началъ различать округленныя, какъ выражаются архитекторы, „заплечія“ свода, который поддерживался толстыми гранитными столбами, напоминающими тяжелыя колоны тосканской архитектуры.
Зачѣмъ нашъ таинственный путеводитель велъ насъ въ эту подземную пещеру?
Мы спустились по довольно крутой покатости и очутились на днѣ какого то кругообразнаго колодца.
Тутъ капитанъ Немо остановился и указалъ предметъ, котораго я сразу не замѣтилъ.
Это была раковина необычайной величины, гигантская тридакна, кропильница, куда бы вошло цѣлое озеро святой воды. Эта тридакна имѣла болѣе двухъ метровъ въ ширину, значитъ была еще больше той, которая украшала залу на „Наутилусѣ“.
Я приблизился къ невѣроятному молюску. Онъ прикрѣплялся своими волоконцами къ гранитному пласту и тутъ, въ спокойныхъ пещерныхъ водахъ, одиноко развивался.
По моимъ соображеніямъ тридакна эта вѣсила около трехъ сотъ килограмовъ. Въ такой раковинѣ должно полагать около пуда мяса.
Дюжину подобныхъ устрицъ не одолѣлъ бы и самый знаменитый обжора — Гаргантуа!
Капитанъ Немо очевидно зналъ о существованіи этой двустворчатый гораздо ранѣе и не в первый разъ посѣщалъ гротъ. Я думалъ, что онъ пришелъ сюда съ тѣмъ, чтобы показать намъ эту диковину, но я ошибся.
Капитанъ пришелъ сюда не только для насъ, но и по своему дѣлу. Створки молюска были полуоткрыты. Капитанъ подошелъ и осторожно вложилъ кинжалъ между раковинами, чтобы онѣ не закрылись, потомъ приподнялъ перепончатую, зубчатую по-краямъ оболочку.
Я увидалъ жемчужину величиною съ кокосовый орѣхъ. Жемчужина эта была шаровидная, удивительно прозрачная, съ безподобной игрой и блескомъ, однимъ словомъ сокровище.
Увлеченный любознательностію, я протянулъ руку и хотѣлъ ее схватить, взвѣсить, пощупать, но капитанъ Немо меня остановилъ, сдѣлалъ отрицательный знакъ, и быстро вынулъ лезвее кинжала изъ раковины. Створки тотчасъ же закрылись.
Я тогда понялъ замыселъ капитана Немо.
Онъ оставлялъ здѣсь эту жемчужину для того, чтобы она незамѣтно увеличивалась. Съ каждымъ годомъ выдѣленія молюска прибавляли новыя слои. Капитанъ зналъ гдѣ зрѣетъ этотъ удивительный плодъ, онъ его воспитывалъ, такъ сказать, а современенъ вѣроятно думалъ перенести его въ свой роскошный музей.
Даже и то могло быть, что капитанъ Немо, по примѣру китайцевъ и индійцевъ, самъ подготовилъ образованіе этой жемчужины, всунувъ въ складки молюска кусочекъ стекла или метала, который мало по малу и покрылся перламутровымъ веществомъ.
Какъ бы то ни было, а я приравнялъ эту жемчужину ко всѣмъ прежде видѣннымъ, и рѣшилъ, что она стоитъ не менѣе десяти миліоновъ франковъ.
Это было изумительное произведеніе, неоцѣнимая драгоцѣнность, но для „франтихъ“ (употребляю выраженіе Неда Ленда) эта жемчужина не годилась: самыя прочныя уши не могли бы выдержать ея тяжести.
Надо было разстаться съ тридакной. Капитанъ Немо вышелъ изъ грота и мы опять поднялись по перловому рифу.
Воды, еще не возмущенныя ныряньемъ ловцовъ, были прозрачны и тихи.
Мы шли довольно въ далекомъ разстояніи другъ отъ друга: каждый останавливался или бралъ въ сторону по своему благоусмотрѣнію. Я не только не боялся теперь, но даже самъ подсмѣивался надъ своими прежними страхами. Подводная гора замѣтно поднималась и приближалась къ поверхности моря. Скоро моя голова высунулась поверхъ воды.
Консейль подошелъ ко мнѣ и приставивъ свой металлическій шаръ къ моему, привѣтствовалъ меня какимъ-то страннымъ, даже нѣсколько дикимъ движеніемъ, которымъ вѣроятно онъ хотѣлъ выразить свои дружескія чувства.
Но возвышенная платформа, на которую мы было вышли, простиралась всего на нѣсколько туазовъ и скоро мы снова скрылись подъ волнами, снова вступили въ свою стихію.
Я полагаю, что имѣю уже право называть эту стихію своею?
Мы шли минутъ уже десять, вдругъ капитанъ Немо остановился. Я подумалъ, что онъ хочетъ воротиться назадъ, но я ошибся. Онъ сдѣлалъ намъ знакъ войдти въ расщелину скалы, вошелъ самъ и указалъ мнѣ вверхъ.
Я посмотрѣлъ.
Въ пяти метрахъ отъ меня появилась какая-то тѣнь, мелькнула и опустилась на дно.
— Акулы! мелькнула у меня мысль.
Нѣтъ, это не акула. Это былъ человѣкъ, живой человѣкъ, индѣецъ, жемчуголовъ, бѣднякъ, котораго вѣроятно нужда принудила начать ловлю раньше. Я видѣлъ дно его лодки, прикрѣпленной къ скалѣ въ нѣсколькихъ футахъ надъ его головою. Онъ то погружался, то выплывалъ. Между ногъ онъ сжималъ камень, обточенный конусомъ и привязанный къ лодкѣ; этотъ камень помогалъ ему быстрѣе опускаться въ глубину.
— Снарядъ не замысловатый! подумалъ я.
Опустившись на дно, метровъ на пять глубины, онъ кидался на колѣни и торопливо совалъ въ свой мѣшокъ попадавшіяся подъ руку раковины, потомъ выплывалъ, опоражнивалъ мѣшокъ, вытягивалъ камень и снова начиналъ туже операцію, продолжавшуюся всего секундъ тридцать.
Этотъ человѣкъ не видалъ насъ. Мы притаились за выступомъ скалы. Да бѣдняку и въ голову не могло придти, что люди, живые люди, находятся подъ водою и наблюдаютъ за нимъ.
Много разъ онъ погружался и выплывалъ, выплывалъ и погружался. Онъ не захватывалъ больше десятка перловокъ за разъ, потому что ихъ надо было вырывать изъ скалы, къ которой они крѣпко пристали волоконцами.
И сколько этихъ перловокъ было пустыхъ!
Я внимательно за нимъ слѣдилъ. Онъ все нырялъ благополучно. Я уже начиналъ освоиваться съ этимъ ныряньемъ и успокоиваться, какъ вдругъ индѣецъ, стоявшій на колѣняхъ, содрогнулся, вскочилъ и хотѣлъ выплыть.
Я понялъ его испугъ. Гигантская тѣнь появилась надъ головой несчастнаго ловца. Это была огромная акула. Она плыла прямо на него съ отверстой пастью.
Я онѣмѣлъ отъ ужаса и словно приросъ на мѣстѣ.
Страшная тварь какъ бы нѣсколько пріостановилась, а затѣмъ ринулась на индѣйца. Индѣецъ успѣлъ отскочить въ сторону и увернулся отъ зубовъ. Но она хватила его хвостомъ въ грудь и онъ упалъ.
Все это совершилось въ нѣсколько мгновеній. Акула направилась снова на индѣйца, перевернулась на спину…