По дорогѣ мнѣ встрѣтился товарищъ по корпусу, взявшійся пріютить меня въ казармахъ желѣзнодорожнаго баталіона. Пославъ туда свои вещи, я самъ съ вокзала отправился въ штабъ къ генералъ-квартирмейстеру, который послалъ меня къ одному изъ своихъ офицеровъ генеральнаго штаба, а послѣдній объяснилъ, что мнѣ поручены стратегическія рекогносцировки всѣхъ путей отъ Ляояна къ Гайчжоу и далѣе къ Вафангоу и Вафандяну, для чего въ мое распоряженіе давали 3-хъ офицеровъ генеральнаго штаба. Для выполненія работы былъ данъ весьма краткій срокъ времени, и работа считалась крайне спѣшной. Всякому теперь понятно, насколько серьезно было возложенное на меня порученіе, ибо въ намѣченномъ для рекогносцировки раіонѣ и произошли всѣ операціи южной группы нашей арміи: Вафангоу, Дашичао, Айсянчжанъ; такъ какъ, кромѣ путей, мнѣ было предписано лично рекогносцировать всѣ позиціи, то можетъ быть моя работа, если бы я ее выполнилъ, принесла бы существенную пользу нашей арміи, но, какъ увидятъ читатели, мнѣ не суждено было принять на себя отвѣтственность за все, что произошло въ указанномъ раіонѣ. Я былъ вынужденъ заявить, въ виду спѣшности начала работъ, что не успѣю скоро купить себѣ лошадей, такъ какъ командиръ полка (совершенно незаконно) отобралъ у меня всѣхъ полагавшихся мнѣ казенныхъ лошадей, и вѣроятно не скоро вышлетъ мнѣ мои собственныя деньги, сданныя ему на храненіе. Мнѣ обѣщали сдѣлать распоряженіе о возвращеніи мнѣ лошадей и вѣстовыхъ.
Было уже темно, когда я покинулъ штабъ и пошелъ на вокзалъ поѣсть. Товарищъ, съ которымъ я пріѣхалъ, пригласилъ меня къ столу, гдѣ сидѣло нѣсколько его сослуживцевъ и между ними нѣсколько женщинъ-пѣвицъ изъ кафе-шантана. Меня угостили виномъ, на что я отвѣтилъ тѣмъ же, но вообще пили очень немного. Когда, поужинавъ, мы отправлялись домой, то одна изъ женщинъ просила насъ проводить ее, и мой товарищъ сказалъ, что это было намъ по дорогѣ (я не имѣлъ никакого представленія объ улицахъ Ляояна). Мы сѣли каждый на рикшу и поѣхали. Было совершенно темно. Скоро рикши остановились около какого то зданія (позднѣе я узналъ, что это было только что закрытое распоряженіемъ начальства увеселительное заведеніе шато-де-флёръ). Едва я сталъ на землю, какъ меня окликнулъ часовой и сказалъ, что входъ воспрещается. Я отвѣтилъ ему, что и не собираюсь никуда заходить, а ѣду дальше. Въ ту же минуту изъ темноты вынырнула фигура молодого офицера, который, приблизившись ко мнѣ, грубымъ голосомъ крикнулъ на меня: „сюда входъ воспрещается“, и повернулся, чтобы уходить. Я сказалъ ему: „г. офицеръ, пожалуйте сюда; вы вѣрно не видите, что говорите штабъ-офицеру“. Онъ вторично заоралъ: „повторяю, входить нельзя“. Тогда я крикнулъ на него: „возьмите подъ козырекъ“. Онъ еще болѣе возвысилъ голосъ и закричалъ: „держите сами подъ козырекъ, потому что я передаю приказаніе командующаго арміей“. Я сказалъ ему: „приказываю вамъ, какъ полковникъ, взять подъ козырекъ и разговаривать вѣжливо“. На это офицеръ сказалъ: „я буду на васъ жаловаться“, повернулъ мнѣ спину и ушелъ.
Я привыкъ вообще къ безобразному поведенію нашихъ офицеровъ въ отношеніи дисциплины и вѣжливости, и поэтому этотъ безобразнѣйшій фактъ меня не удивилъ, а начать разслѣдованіе было некогда, и я рѣшилъ забыть о немъ. На разсвѣтѣ слѣдующаго дня я нашелъ себѣ мѣсто въ поѣздѣ, отвозившемъ на ст. Гайчжоу телеграфную роту, и такимъ образомъ могъ съ полудня приступить къ возложенной на меня работѣ. Я уже сидѣлъ въ вагонѣ, когда посыльный нижній чинъ вручилъ мнѣ экстренный конвертъ отъ коменданта главной квартиры, требовавшаго меня немедленно къ себѣ по дѣламъ службы. Я отправился къ нему и былъ встрѣченъ болѣе чѣмъ нелюбезно. Вотъ нашъ разговоръ:
Полковникъ Розальонъ-Сошальскій. — Почему, прибывъ въ Ляоянъ, вы мнѣ не явились?
Полковникъ Дружининъ. — Я былъ вчера у васъ, но не засталъ васъ дома.
— Р.-С. — Вы должны были оставить свой адресъ въ книгѣ моей канцеляріи, а то я долженъ былъ васъ розыскивать.
— Д. — Я не могъ оставить своего адреса, потому что не зналъ гдѣ остановлюсь, и спѣшилъ явиться въ штабъ по служебному требованію.
Р.-С — У васъ былъ инцидентъ съ моимъ офицеромъ, на котораго вы позволили себѣ кричать, и онъ принесъ на васъ жалобу.
Д. — Наоборотъ, вашъ офицеръ позволилъ себѣ противъ меня дисциплинарный проступокъ.
Розальонъ-Сошальскій повернулся къ двери и вызвалъ офицера (не помню его фамиліи), котораго спросилъ: „этотъ полковникъ“? Тотъ отвѣтилъ: „этотъ“, и былъ отпущенъ.
Р.-С. — О вашемъ поступкѣ доложено командующему арміей, и онъ приказалъ вамъ явиться къ нему въ три часа дня сегодня.
Я видѣлъ, что разговаривать съ этимъ зазнавшимся господиномъ не стоило, и ушелъ, но, такъ какъ приказаніе командующаго арміей заставляло меня нарушить приказаніе генералъ-квартирмейстера: немедленно отправиться въ Гайчжоу, то я направился къ послѣднему и доложилъ ему обо всемъ. Генералъ Харкевичъ приказалъ мнѣ оставаться въ Ляоянѣ, а на мой вопросъ, какъ же будетъ теперь съ порученными мнѣ стратегическими рекогносцировками, не задумываясь, отвѣтилъ: „поручимъ (или найдемъ) другому“.
Итакъ, слѣдовательно, благодаря интригѣ командира полка меня отстранили отъ обороны и наблюденія побережія, что я исполнялъ вполнѣ успѣшно, а теперь, благодаря дерзости и не дисциплинѣ какого то мальчишки, исполнявшаго функціи въ главной квартирѣ особы командующаго арміей, меня отставили отъ серьезнѣйшаго дѣла рекогносцировокъ будущихъ полей сраженія и путей наступленія японскихъ армій съ юга. Я догадался, что участь моя рѣшена, т. е. рѣшено отъ меня избавиться; и еще бы: бывшій военный министръ, много способствовавшій моему удаленію изъ арміи въ мирное время, конечно не былъ доволенъ моимъ возвращеніемъ въ ея ряды помимо его желанія. Меня уже успѣлъ очернить въ его глазахъ Вороновъ, а теперь былъ такой благопріятный случай выставить меня просто скандалистомъ (не надо забывать, что именно наше офицерство страдало на войнѣ двумя пороками — безнравственностью и пьянствомъ, за что его караетъ и общественное мнѣніе). Я не ошибался.
Въ 3 часа дня меня впустили въ роскошный павильонъ, охраняемый почетными часовыми, меблированный спеціально для нѣсколькихъ часовъ пріемовъ Куропаткина, потому что онъ жилъ въ поѣздѣ стоявшемъ тутъ же на особомъ тупикѣ. Изящная мебель, ковры, люстры — все въ новомъ стилѣ — производили отвратительное впечатлѣніе[1]: идетъ война, а командующій обставляетъ себя такою роскошью, забывая, что не роскошною мебелью, люстрами и гардинами завоевывается на театрѣ военныхъ дѣйствій, да и гдѣ бы то ни было, престижъ и авторитетъ начальника. Вошелъ Куропаткинъ, и вотъ какъ мы бесѣдовали:
Прежде всего онъ прочиталъ мнѣ докладъ начальника штаба арміи, сущность котораго гласила: полковникъ Дружининъ, согласно донесенія командира полка, возмутилъ противъ себя самого командира и все общество офицеровъ, а потому полковникъ Вороновъ проситъ или сдать полкъ, или убрать полковника Дружинина; въ чемъ состояли мои провинности сказано не было, а просто указывалось, что я былъ возмутительнымъ человѣкомъ. Затѣмъ мнѣ милостиво предоставили сказать кое что въ свое оправданіе, почему я изложилъ подробно все выше сказанное о проступкахъ офицеровъ, обслуживаніи ими телефона и придиркахъ ко мнѣ Воронова. Куропаткинъ нѣсколько разъ только проговорилъ одно слово: „странно“, а, когда я кончилъ, то добавилъ: „а вотъ еще жалоба коменданта главной квартиры, свидѣтельствующая о вашемъ безобразномъ поведеніи“. На это я доложилъ: „оправдываться по этой клеветѣ я не буду; если угодно допросите тѣхъ, кто были со мною, и вамъ скажутъ, что ничего подобнаго не было“. На это послѣдовалъ отвѣтъ: „я дознанія дѣлать не буду, а, по докладу начальника штаба арміи, вы подлежите высылкѣ изъ предѣловъ арміи“. Вся кровь бросилась мнѣ въ голову, но въ силу дисциплины я сдержалъ себя и сказалъ: „Слушайте, Ваше Высокопревосходительство, я пріѣхалъ сюда не для того, чтобы дѣлать карьеру, которую въ своей жизни уже сдѣлалъ дважды: одинъ разъ въ арміи, о чемъ извѣстно В-му В-ву, а затѣмъ въ Министерствѣ Путей Сообщенія, о чемъ можете справиться. Сюда я прибылъ только для того, чтобы сложить свою голову за отечество, а такъ какъ у васъ теперь сражаются только на рѣкѣ Ялу, то я и прошу васъ меня туда отправить, гдѣ я постараюсь избавить васъ отъ себя“. Куропаткинъ помолчалъ нѣсколько секундъ и высокопарнымъ тономъ (онъ уже страдалъ маніей величія) вымолвилъ слѣдующее: „Я хочу дать вамъ возможность стать на ноги и поэтому посылаю васъ въ распоряженіе генерала Засулича, но помните, что посылаю васъ туда безъ права командованія чѣмъ нибудь; по своему чину вы должны командовать нѣсколькими ротами и сотнями, но вы командовать не будете, а только будете водить разъѣзды“. Я сказалъ, что благодарю и за это и прошу три дня времени на пріобрѣтеніе лошадей. Вотъ какимъ образомъ я былъ разжалованъ изъ полковниковъ (еще въ мирное время пользовался правами командира отдѣльной части) въ хорунжіе, или даже въ урядники, такъ какъ разъѣзды водятъ и тѣ и другіе. По странному взгляду въ эту кампанію (что довольно неправильно) сотенные и эскадронные командиры въ разъѣзды не ходили.
Конечно бесѣда съ Куропаткинымъ была столь унизительна и тягостна, что не понимаю, какъ только сознаніе дисциплины заставило меня ее выдержать, ибо выслушивать такую оскорбительную рѣчь человѣку, рѣшительно ни въ чемъ неповинному и только строго исполняющему долгъ службы, было просто возмутительно. Странно, что, во все время этой довольно продолжительной пытки, внутренній голосъ настойчиво твердилъ мнѣ: подожди, посмотримъ, что будетъ дальше; такія шутки не доведутъ до добра, и не будетъ ли въ этомъ павильонѣ сидѣть японскій главнокомандующій, и не для него ли все здѣсь приготовлено. Къ несчастію я не ошибся, и 23-го августа это предчувствіе обратилась въ историческій фактъ, ибо павильонъ Куропаткина, вмѣстѣ съ вѣнчавшимъ его георгіевскимъ флагомъ, достался Оямѣ въ самомъ цѣльномъ видѣ. Знаменитый комендантъ главной квартиры поспѣшилъ оставить Ляоянъ, не позаботясь не только вывезти, но и уничтожить роскошную обстановку командующаго, а вѣдь она стоила Китайской дорогѣ не одинъ десятокъ тысячъ рублей. Впрочемъ, что говорить о потерѣ цѣнностей, которыхъ Куропаткинъ легко отдавалъ японцамъ на милліоны рублей, но отдача георгіевскаго флага и ставки командующаго арміей — это безнравственно въ морально боевомъ отношеніи.
Тѣмъ не менѣе было отъ чего придти въ полное отчаяніе: переживать позоръ, видѣть торжество всѣхъ этихъ штабныхъ людишекъ, готовыхъ, не взирая на надвигавшуюся грозную опасность, грызть и кусать всякаго, кто только имъ не уподоблялся, было слишкомъ тяжело… и я былъ близокъ одну минуту къ малодушію — думалъ покончить съ собою, въ какомъ духѣ и высказался передъ однимъ товарищемъ. Послѣдній былъ въ достаточной степени болтливъ и разсказалъ это своему сожителю — молодому офицеру, прибывшему на войну по собственному желанію и посвятившему себя развѣдывательной дѣятельности. Этотъ юноша сказалъ мнѣ случайно слѣдующее: „я былъ уже на одной войнѣ — китайской — и всетаки знаю, что такое бой, а потому по опыту говорю вамъ, полковникъ, что ваше положеніе для войны очень хорошо: если вы настолько не дорожите жизнью, что рѣшаетесь лишить себя ея, то вы будете имѣть огромное преимущество въ бою надъ другими людьми; вѣдь тамъ всѣ безъ исключенія чувствуютъ себя очень тягостно и хотя подавляютъ чувство самосохраненія, но всетаки страдаютъ; идите въ бой, и вы сразу почувствуете свою силу.“ Какъ часто вспоминалъ я этого умницу въ первомъ и послѣдующихъ бояхъ. Судьба свела меня съ нимъ вновь 12 августа, когда мнѣ удалось одержать побѣду надъ японской гвардіей, и я искренно поблагодарилъ его за оказанную мнѣ поддержку.[2]
Два дня провелъ я въ безвыходномъ положеніи, потому что, не смотря на мои повторныя телеграммы, Вороновъ не выслалъ мнѣ сданныхъ ему на сохраненіе денегъ, а безъ нихъ я не могъ пріобрѣсти лошадей. Наконецъ судьба сжалилась надо мной: пріѣхавшій изъ Петербурга товарищъ далъ мнѣ взаймы 800 рублей, получивъ отъ меня довѣренность на выдачу ему такой же суммы изъ полка. Одинъ военный врачъ досталъ мнѣ за относительно недорогую цѣну трехъ маньчжурскихъ коней и принялъ на храненіе нѣкоторыя вещи.
Я пробылъ въ Ляоянѣ трое сутокъ и долженъ отмѣтить слѣдующія данныя, запечатлѣвшіяся въ моей памяти:
1. Главная квартира арміи производила впечатлѣніе чего то несерьезнаго, показного, бумажнаго и пожалуй опереточнаго; поражала многочисленность всякихъ штабныхъ чиновъ, начиная съ офицеровъ генеральнаго штаба и кончая всякими ординарцами, посыльными, денщиками и вообще нестроевыми; кромѣ того Ляоянъ наводняла масса иностранныхъ агентовъ, иностранныхъ и русскихъ корреспондентовъ, всякихъ праздношатающихся офицеровъ и чиновниковъ, какой то подозрительной молодежи, какъ русской, такъ и иныхъ національностей (преимущественно грековъ, армянъ и грузинъ). Все это ожидало устроиться при комъ нибудь и при чемъ нибудь, толкалось и суетилось по улицамъ русскаго поселка, около станціонныхъ и штабныхъ сооруженій, и конечно не способствовало сохраненію въ тайнѣ военныхъ секретовъ; наоборотъ слухамъ и сплетнямъ не было предѣловъ, а между ними попадались и вѣрныя свѣдѣнія.
2. Въ канцеляріяхъ отдѣловъ штаба, занимавшихъ цѣлые кварталы, кипѣла дѣятельность, и въ смыслѣ бумагомаранія колоссальная, но въ смыслѣ дѣла весьма сомнительная: писать то писали, но если было нужно достать какую нибудь важную справку, или хотя бы карту, или спѣшно сдѣлать какое нибудь распоряженіе, то требовались часы, а пожалуй и денекъ — другой.
3. Къ войнѣ относились какъ къ какому то развлеченію; казалось господствовало ожиданіе чего то въ родѣ недавняго похода противъ китайцевъ: стоитъ молъ намъ показаться японцамъ, и они побѣгутъ передъ нами; но вмѣстѣ съ тѣмъ проглядывала и какая то неувѣренность, вѣрнѣе робость передъ невѣдомымъ и грознымъ. Я спрашивалъ 15-го апрѣля штабныхъ дѣльцовъ, когда вдругъ распространился слухъ о намѣреніи японцевъ переправляться черезъ р. Ялу: „хорошо ли для насъ, что японцы выступаютъ изъ Кореи въ Маньчжурію?“ До сихъ поръ почему то предполагали, что они не посмѣютъ этого сдѣлать, а укрѣпятся въ горахъ Кореи, а потому наши стратеги смущались вопросомъ трудности атаковать (спрашивается, когда они расчитывали это сдѣлать?) эти позиціи. Что такое предположеніе существовало въ штабѣ арміи, среди вершителей судьбы кампаніи, служитъ доказательствомъ фактъ постройки желѣзной ширококолейной дороги отъ станціи Хайченъ къ Шахэдзы (на р. Ялу), находившейся по настойчивому распоряженію Куропаткина въ полномъ разгарѣ. Мнѣ весело отвѣчали: „да, есть надежда, что япоши вылѣзутъ изъ Кореи; уже одна ихъ колонна не выдержала нашего огня на переправѣ и бѣжала“. Я позволялъ себѣ настаивать и допрашивалъ: „командующій арміей доволенъ признаками наступленія изъ Кореи?“ Мнѣ отвѣчали: „О, да, онъ желаетъ выманить ихъ изъ Кореи“. — „Но, хорошо ли это“? — „А еще бы!“ Лично я разсуждалъ такъ: японцы далеко не то, что китайцы, и врядъ ли будутъ сражаться хуже насъ; они уже два съ половиною мѣсяца устраивались въ Кореѣ и вѣроятно сосредоточили значительныя силы, обладая господствомъ на морѣ въ полномъ смыслѣ слова, а ихъ встрѣтитъ на р. Ялу сравнительно слабый отрядъ Засулича.
Я пробовалъ оцѣнить наше стратегическое положеніе въ Ляоянѣ. Можно утверждать, что Ляоянъ былъ избранъ нашей основной стратегической базой, и, въ описываемые дни, мы не только не помышляли о его эвакуаціи когда либо, а наоборотъ сами готовились наступать впередъ отъ него, на что указывали слѣдующія данныя:
а. какъ сказано выше, отъ Хайчена (южнѣе и слѣдовательно впереди Ляояна на 70 верстъ) строилась широкая колея въ Корею;
б. станцію Ляоянъ развивали самымъ усиленнымъ образомъ;
в. устраивали канализацію русскаго поселка въ Ляоянѣ;
г. сосредоточивали всѣ тыловые запасы продовольствія и фуража, госпиталя запасные и Краснаго Креста;
д. строили укрѣпленія временной усиленной профили, т. е. какъ бы обращали Ляоянъ въ крѣпость — лагерь временнаго характера, въ родѣ Плевны;
е. проводили самымъ дѣятельнымъ образомъ этапныя линіи на югъ и юго-востокъ, и усиленно разрабатывали въ томъ же направленіи дороги и перевалы — вѣдь не для наступленія же противника.
Откровенно говорю, что, наблюдая все это, я тогда же приходилъ въ недоумѣніе; и было отъ чего, когда тоже кое что понимаешь въ наукѣ стратегіи. Силъ у насъ было немного — всего 4 Восточносибирскихъ стрѣлковыхъ корпуса (не 32-хъ, а 24-хъ баталіоннаго состава, т. к. стрѣлковые полки имѣли по 3 баталіона), 4 полка 10-го и 17-го корпусовъ и около 9 конныхъ полковъ; одинъ корпусъ изъ 4-хъ предназначался цѣликомъ для обороны Портъ-Артура. Если предположить, а это было весьма вѣроятно, что японцы рѣшатъ свою задачу правильно и, не задаваясь немедленно цѣлью взять Артуръ, начнутъ ускоренное наступленіе противъ нашей арміи, сосредоточивающейся подъ Ляояномъ, то именно выборъ нами послѣдняго пункта, какъ основной базы, былъ донельзя неудаченъ. Конечно японцы обезопасили бы себя со стороны нашей крѣпости, имѣя возможность произвести безнаказанно высадку гдѣ угодно между Артуромъ и устьемъ р. Ялу и выставить заслонъ противъ Артура на Квантунскомъ перешейкѣ. Наше сосредоточеніе у Ляояна не удовлетворяло возможности оказать какую либо поддержку Артуру по своему удаленію отъ послѣдняго. Поэтому если бы японцы, базируясь на Корею и на Дагушань—Бицзыво (коммуникація моремъ), начали быстрое наступленіе конечно превосходящими насъ силами, то положеніе арміи въ Ляоянѣ дѣлалось въ высшей степени неудобнымъ, такъ какъ стратегическій ея обходъ отъ Фынхуанчена былъ всегда возможенъ; ничто не препятствовало японцамъ даже идти прямо на Мукденъ черезъ Саймацзы и Бенсиху (мѣстность и дороги это допускали), что заставило бы насъ во всякомъ случаѣ бросить Ляоянъ и отойти къ Мукдену (что въ концѣ концовъ и случилось). Правда, нашъ противникъ ничего этого не сдѣлалъ и сыгралъ намъ въ руку, погнавшись за двумя зайцами одновременно, т. е. осаждая Артуръ и наступая, при чемъ наступленіе велось какъ бы по нашему приглашенію, ограничиваясь совсѣмъ близкимъ тактическимъ обходомъ Ляоянскихъ позицій (хотя и этой угрозы оказалось достаточно, чтобы Куропаткинъ отказался отъ своей базы 19—21 августа). Кромѣ того, выигрывая пространство передъ Ляояномъ, японцы могли еще произвести десантъ въ Инкоу и оттуда угрожать нашему правому флангу у Ляояна. Но если можетъ быть кто нибудь думаетъ, что Ляоянъ представлялъ выгоды въ тактическомъ отношеніи, то могу въ этомъ разувѣрить, ибо въ этомъ отношеніи онъ рѣшительно былъ неудовлетворителенъ по слѣдующимъ причинамъ: желѣзнодорожная станція Ляояна, и составлявшая нашу базу — точку, лежитъ на лѣвомъ южномъ берегу р. Тайцзы, большую часть времени года непроходимой въ бродъ, а потому ея оборона невыгодна при условій нахожденія въ тылу непроходимой преграды; Ляоянъ лежитъ при выходѣ изъ горной страны въ равнину и окруженъ съ юго-востока и юга командующими высотами, что опять таки крайне невыгодно для обороны, потому что занятіе предгорій повело бы къ слишкомъ растянутой линіи, а вѣдь въ апрѣлѣ мѣсяцѣ мы не могли знать, что японцы подойдутъ къ Ляояну только въ половинѣ августа, когда намъ удастся достигнуть равновѣсія силъ съ противникомъ; приходилось слѣдовательно укрѣпляться на равнинѣ и рѣшить нѣчто неразрѣшимое: строить свои укрѣпленія такъ, чтобы они обезпечивали отъ огня базу — станцію, т. е. вынести ихъ значительно впередъ, и такъ, чтобы укрѣпленія не были слишкомъ близко къ командующимъ высотамъ, т. е. осадить ихъ назадъ, а между тѣмъ разстояніе отъ станціи Ляоянъ до высотъ не допускало совмѣщеніе этихъ требованій, и слѣдовательно выстроенныя, а въ то время спѣшно строившіяся, укрѣпленія инженера Величко не обезпечивали Ляоянъ отъ бомбардировки и могли только служить тетъ-де-понами мостамъ черезъ р. Тайцзы при отступленіи нашей арміи.
Однако были и нѣкоторыя данныя, указывающія на предвзятую идею Куропаткина эвакуировать Ляоянъ, а именно:
а) необезпеченіе лѣваго фланга позицій, т. е. непринятіе никакихъ мѣръ обороны на правомъ берегу р. Тайцзы, въ ближайшихъ окрестностяхъ Ляояна (до Янтайскихъ копей включительно);
б) постройка на лѣвомъ берегу р. Тайцзы, какъ только что сказано, укрѣпленій, не обезпечивавшихъ станцію отъ бомбардировки, т. е. низведеніе ихъ значенія на степень тетъ-де-пона.
Фактически вопросъ объ эвакуаціи Ляояна возникъ въ штабѣ арміи уже въ іюлѣ мѣсяцѣ, что доказываютъ многія распоряженія его учрежденій въ отношеніи администраціи В.-Китайской желѣзной дороги.
Въ общемъ слѣдуетъ придти къ заключенію, что выборъ Ляояна, какъ основной базы Русской Маньчжурской арміи для выполненія ею первой операціи войны, врядъ ли былъ сдѣланъ Куропаткинымъ вполнѣ сознательно; онъ остановился на немъ случайно, потому что Ляоянъ былъ избранъ сперва Намѣстникомъ и Линевичемъ; можетъ быть для того, чтобы двѣ главныхъ квартиры не помѣщались бы въ одномъ пунктѣ — Мукденѣ; можетъ быть потому, что хорошо оборудованная жилыми помѣщеніями станція Ляоянъ оказывалась наиболѣе удобной для размѣщенія многочисленнаго и блестящаго штаба Куропаткина и его свиты. Словомъ, мы ткнулись въ Ляоянъ, какъ въ первую попавшуюся дыру, и тамъ остались, тѣмъ болѣе что находились въ полномъ невѣдѣніи относительно своего плана дѣйствій и въ совершенныхъ потемкахъ относительно намѣреній противника. Было лишь предчувствіе, что расчитывать на скорую удачу нельзя, о чемъ впрочемъ Россія была уже оповѣщена еще изъ Москвы историческимъ словомъ нашего печальнаго полководца: „терпѣніе“.
А между тѣмъ ошибка въ выборѣ Ляояна исходнымъ пунктомъ наступательной, а тѣмъ болѣе окончательнымъ мѣстомъ оборонительной операціи, была пагубна, и сама по себѣ въ нѣкоторой степени предрѣшала побѣду нашего врага. Для сосредоточенія арміи слѣдовало избрать пунктъ, который давалъ бы намъ слѣдующія преимущества: а. сосредоточеніе въ силахъ допускавшихъ начать наступательную операцію, ибо безъ наступленія нельзя выиграть кампанію; б. въ худшемъ случаѣ дать такой отпоръ, чтобы противникъ не могъ бы и боемъ принудить насъ къ отступленію, а тѣмъ болѣе обходомъ; в. не быть во все время сосредоточенія арміи въ постоянной неизвѣстности (а потому и опасности), придется ли закончить сосредоточеніе, или противникъ ему помѣшаетъ. Какъ сказано выше, Ляоянъ не удовлетворялъ ни одному изъ этихъ первостепенныхъ условій: японцы могли всегда подойти къ нему въ превосходныхъ силахъ и не дать намъ перейти въ наступленіе; движеніемъ на Мукденъ противникъ могъ заставить насъ очистить Ляоянъ безъ боя; по своимъ стратегическимъ и тактическимъ условіямъ оборона Ляояна была неудобна и потому ненадежна и, въ продолженіе всей Ляоянской операціи, считая ея началомъ Тюренченскій бой, Куропаткинъ постоянно безпокоился о возможности наступленія противника на Мукденъ, или хотя бы въ обходъ лѣваго фланга Восточнаго отряда со стороны Фынхуанчена.
Могъ ли однако быть найденъ пунктъ для сосредоточенія нашей арміи въ Маньчжуріи, удовлетворявшій высказаннымъ здѣсь положительнымъ условіямъ? Съ увѣренностью скажу, что имъ являлся совершенно естественно Мукденъ, или, вѣрнѣе, весь раіонъ между Мукденомъ и Ляояномъ. Что можно было найти плацдармъ подъ Мукденомъ, на которомъ можно было бы принять рѣшительный бой, доказано нашей Мукденской операціей, гдѣ японцы не были въ состояніи взять наши позиціи и выиграли операцію только тактическимъ обходомъ, который мы прозѣвали, а вѣдь Мукденскія позиціи были случайныя, занятыя нами подъ давленіемъ нашего неуспѣха при Шахэ-Бенсиху. Вотъ какія выгоды были на сторонѣ такого рѣшенія нами начала кампаніи: 1) сосредоточеніе нашихъ силъ происходило бы на нѣсколько переходовъ дальше отъ противника, т. е. давало выигрышъ во времени; 2) между нами и противникомъ пролегала значительная преграда — р. Тайцзы, что задержало бы приближеніе противника еще на нѣкоторое время; конечно предполагаю, что желѣзнодорожный мостъ, да и вообще вся линія дороги были бы основательно разрушены, а не оставлены противнику, для его наступленія, въ полной исправности, какъ это было сдѣлано на самомъ дѣлѣ Куропаткинымъ; 3) раіонъ сосредоточенія былъ совершенно обезпеченъ отъ обхода: а) лѣвый флангъ — непроходимостью мѣстности къ востоку отъ линіи Фушунъ-Мацзядань-Мицзы; въ непроходимости ея я убѣдился въ сентябрѣ 1904 года, и лично видѣлъ тамъ только горныя тропы и ни одной колесной дороги; мы сами разработали ихъ зимою и тѣмъ самымъ облегчили демонстративное наступленіе въ февралѣ 1905 года японцевъ; б) правый флангъ обезпечивался близостью къ Монгольской границѣ и нашимъ громаднымъ превосходствомъ силъ въ кавалеріи, которая могла быть широко использована въ этой равнинной мѣстности; во всякомъ случаѣ опасность обхода съ этой стороны была не болѣе велика, какъ подъ Ляояномъ, и самый обходъ требовалъ отъ японцевъ раздѣленія силъ для дѣйствія по обоимъ берегамъ р. Хунъ, затрудняя связь между частями, наступавшими на Мукденъ съ фронта и въ обходъ.
Мнѣ возразятъ, можетъ быть, что нельзя было уступать безъ боя японцамъ всю южную Маньчжурію и сидѣть у Мукдена сложа руки, позволяя противнику осаждать Артуръ, устраивать свои базы, собирать средства страны, возстановлять линію желѣзной дороги, наконецъ воздѣйствовать на китайское населеніе; пожалуй въ такомъ случаѣ японцы добрались бы до Мукдена скорѣе, чѣмъ до Ляояна, и атаковали бы насъ не 11—20 августа, а въ іюлѣ или въ іюнѣ, когда у насъ еще не были бы сосредоточены равныя или даже превосходныя (какъ то было подъ Ляояномъ) силы. Эти возраженія можно опровергнуть легко и даже фактически.
Мы дѣйствительно давали бои противнику, но только совершенно безцѣльные: Тюренченъ — 17 и 18 апрѣля, Вафангоу — 1 и 2 іюня, Янзелинъ — 4 іюля, Дашичао — 10 и 11 іюля, Тхавуанъ, Симученъ и Хайченъ — 18 іюля; всѣ эти бои были нами проиграны и кончались иногда не только отступленіемъ, но и бѣгствомъ; они имѣли слѣдующія крайне вредныя послѣдствія: если мы и наносили противнику уронъ въ людяхъ, то теряли и сами не менѣе, съ тою разницей, что японцы пополняли свои ряды въ нѣсколько дней, а мы либо совсѣмъ рядовъ не пополняли, либо дѣлали это въ ущербъ прибытію свѣжихъ частей; отступая, мы разстраивали свои матеріальныя средства, теряя орудія, снаряды, ружья, патроны, отдавали свои запасы продовольствія и фуража, средства госпитальныя и обозныя, словомъ обогащали противника. Но хуже всего то, что мы усиливали японцевъ побѣдами и ослабляли себя пораженіями, возвышая духъ ихъ войскъ и растлѣвая моральное состояніе своей арміи. Мы просто развратили войска непрерывными отступленіями, систематически пріучили ихъ не сражаться упорно, подорвали въ нихъ довѣріе къ ихъ собственнымъ силамъ; старшіе начальники, офицеры и солдаты привыкли смотрѣть на оставленіе позицій какъ на нѣчто неизбѣжное и правильное: только начинается перестрѣлка, и всѣ уже смотрятъ назадъ и заботятся только о томъ (бывали конечно и счастливыя исключенія, былъ элементъ, который не развращался, но онъ во всякомъ случаѣ былъ очень невеликъ) какъ бы поскорѣе выйти изъ подъ огня и оставить побольше разстоянія между собою и противникомъ. И на много ли мы задержали своими несчастными боями наступленіе японцевъ? Отъ Тюренчена Восточный отрядъ, предводимый Засуличемъ и Орановскимъ, отмахалъ сразу 150 верстъ, и штабъ его водворился въ Ляньшаньгуань — второмъ этапѣ отъ Ляояна, а черезъ нѣсколько дней бросилъ, безъ всякаго давленія противника, и заблаговременно укрѣпленную позицію на Феншуйлинскомъ хребтѣ, гдѣ даже китайцы сумѣли дать отпоръ японцамъ. Японцы не наступали вовсе не потому, что ихъ удерживало присутствіе Восточнаго отряда, расположившагося въ 75 верстахъ отъ Фынхуанчена (кстати сказать этотъ отрядъ былъ настолько деморализованъ пораженіемъ у Тюренчена, что конечно и не оказалъ бы серьезнаго сопротивленія), а потому что они сами не желали наступать. Послѣ Вафангоу, хотя славный 1-й Сибирскій корпусъ и не деморализовался, но тоже былъ уведенъ безъ боевъ на 125 верстъ къ Дашичао и слѣдовательно тоже не препятствовалъ противнику дѣлать все, что ему было угодно. 10—11 іюля мы легко отдали Гайчжоу и Дашичао. Единственная попытка противодѣйствовать активно намѣреніямъ противника состояла въ наступленіи Восточнаго отряда на Янзелинѣ 4 іюля, окончившаяся для насъ полной неудачей, если не по матеріальнымъ результатамъ (мы отошли очень недалеко), то по нравственнымъ: русскіе оказались неспособными наступать на японцевъ. Итакъ всѣ эти бои не только не задержали, но скорѣе облегчили наступленіе противнику, ибо вѣдь, кромѣ обогащенія его побѣдами, трофеями, средствами, мы подготовили для него пути наступленія, разработавъ дороги и перевалы; яцонцамъ пришлось бы это дѣлать самимъ, а тутъ все было уже готово; мы даже подарили 50 верстъ готоваго желѣзнодорожнаго полотна отъ станціи Хайченъ до Долина (направленіе на Сюянь), подарили неразрушенной всю линію Китайской дороги до самого Ляояна, со всѣми мостами и станціонными сооруженіями; и при всемъ томъ они добрались до Ляояна только въ половинѣ августа; ясно, что если бы ничего этого не было бы, то японцы подошли бы къ Мукдену никакъ не ранѣе, чѣмъ къ Ляояну, а въ такомъ случаѣ является еще вопросомъ, ждали бы мы ихъ на позиціи, или уже сами перешли бы въ наступленіе.
Можетъ быть Куропаткинъ хотѣлъ уподобиться Кутузову и, отступая, заманивать противника подобно тому, какъ это было въ 1812 году; но можно ли сравнивать эти два отступленія? Французы углублялись въ невѣдомую для нихъ страну, съ враждебнымъ населеніемъ, уничтожавшимъ всѣ средства продовольствія арміи; съ каждымъ шагомъ они ослабляли себя увеличеніемъ крайне опаснаго тылового раіона. Во время же Ляоянской операціи противникъ наступалъ по странѣ ему отлично извѣстной (во всякомъ случаѣ въ большей степени, чѣмъ намъ), богатой и населенной элементомъ скорѣе сочувствующимъ, чѣмъ нейтральнымъ, обладавшимъ огромными средствами продовольствія, которыя мы не уничтожали; японцы не опасались за свой тылъ, а арьергардные бои нами разыгрываемые были вредны только для насъ.
Развѣ, базируясь на Ляоянъ, наша армія оказала какую-нибудь помощь Портъ-Артуру? Все равно къ 1-му мая онъ былъ уже совершенно отрѣзанъ отъ насъ, а если до этого времени намъ и удавалось, поддерживая сообщеніе по желѣзной дорогѣ, нѣсколько пополнять крѣпостные запасы, то это было достигаемо охраной линіи, какъ отъ отдѣльныхъ злоумышленниковъ, такъ и отъ возможныхъ покушеній небольшихъ японскихъ десантовъ въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ дорога приближалась къ морю; какъ только японцы стали угрожать линіи отъ Бицзыво, мы ее бросили (сперва даже слишкомъ поспѣшно: очищеніе Вафандяна и эвакуація станцій къ сѣверу отъ него въ концѣ апрѣля; потомъ занимали линію вторично и исправляли станціи); войска 1-го Сибирскаго корпуса, разбросанныя отъ Дашичао до Вафангоу, такъ и не приняли участія собственно въ оборонѣ линіи дороги. Наше наступленіе къ Вафангоу, предпринятое Куропаткинымъ слишкомъ поздно и въ такомъ сосредоточеніи, какъ это было имъ сдѣлано, явилось безцѣльнымъ и вреднымъ для насъ предпріятіемъ, такъ какъ привело ко второму напрасному пораженію, а послѣдствіями Вафангоу были Сюніоченъ, Гайчжоу, Дашичао, Симученъ, Долинъ, Хайченъ и Айшаньчжанъ, т. е. либо новыя пораженія, либо поспѣшныя отступленія безъ боя, а подчасъ и просто бѣгства. Точно такъ же, какъ для Восточнаго отряда послѣдствіемъ Тюренчена явились безчисленныя дальнѣйшія неудачи, о которыхъ разскажу подробно, такъ какъ большая часть ихъ произошла на моихъ глазахъ.
Конечно если бы русская армія избрала мѣстомъ своего сосредоточенія раіонъ между Мукденомъ и Ляояномъ, то ей не слѣдовало бездѣйствовать. Прежде всего надо было занять прочно, для воспрепятствованія развѣдкѣ противника, линію р. Тайцзы отъ р. Ляохэ приблизительно до Мицзы. Наши легкія развѣдывательныя партіи и даже отряды (а не только одни казаки) могли проникать гораздо дальше — до соприкосновенія съ противникомъ, и такимъ образомъ слѣдить за его сосредоточеніемъ и движеніемъ. Выдвиженіе такихъ легкихъ отрядовъ безъ колеснаго обоза было вполнѣ возможно, такъ какъ они могли продовольствоваться мѣстными средствами. Главная масса кавалеріи должна была работать по линіи желѣзной дороги и въ долинахъ рѣкъ Тайцзы, Хунъ и Ляо, выдвигаясь до самаго моря на линію Инкоу—Гайчжоу. Занятіе Южной Маньчжуріи не корпусами, а только летучими отрядами и кавалеріей, имѣло слѣдующія несомнѣнныя выгоды: мы не подставляли бы противнику неравныя силы, а дѣйствовали бы только съ цѣлью развѣдки, тревоженія и партизанства; мы не терпѣли бы пораженій и не пріучали бы наши войска отдавать противнику позиціи, орудія и плѣнныхъ; не дали бы возможности японцамъ использовать преимущества своей горной артиллеріи, потому что, при встрѣчѣ съ ними въ раіонѣ Мукдена-Ляояна, въ горной артиллеріи менѣе надобности, чѣмъ на театрѣ военныхъ дѣйствій къ юго-востоку отъ Ляояна; мы не оставили бы противнику трофеевъ, боевыхъ и продовольственныхъ запасовъ, не разработали бы для него путей сообщенія, и конечно привели бы въ полную негодность линію желѣзной дороги, а главное ея мосты и водокачки. Не полагаю, чтобы наше выжиданіе рѣшительныхъ дѣйствій отразилось бы на нашемъ престижѣ надъ китайцами, потому что предсказать окончательный успѣхъ было бы трудно, а во всякомъ случаѣ это выжиданіе не производило бы такого удручающаго впечатлѣнія, какъ нашъ разгромъ подъ Тюренченомъ, послѣ котораго китайцы не стѣсняясь говорили намъ: „моя войско и твоя войско эгоянъ (по китайски: одно и то же)“, т. е. другими словами одинаково бѣгаетъ передъ японцами. Кромѣ того думаю, что китайцы не препятствовали бы дѣйствіямъ нашихъ передовыхъ отрядовъ, ожидая, что въ дальнѣйшемъ ходѣ кампаніи мы могли бы опять возвратиться на тѣ же мѣста; вообще надо замѣтить, что содѣйствіе китайцевъ японцамъ выражалось лишь въ сообщеніи о насъ свѣдѣній, а совсѣмъ не въ нападеніяхъ, хотя бы даже на одиночныхъ людей (я не говорю про хунхузовъ, но ихъ въ раіонѣ южной Маньчжуріи не было); даже непосредственно послѣ нашихъ пораженій, во время поспѣшныхъ нашихъ отступленій, китайцы не отказывали въ продовольствіи и фуражѣ, если конечно имъ платили, хотя не сопротивлялись и явно насильному пользованію ихъ продуктами. Мы могли бы въ крайнемъ случаѣ просто терроризировать мѣстное населеніе, какъ японцы, въ этомъ отношеніи совсѣмъ не стѣснявшіеся.
Во время сосредоточенія арміи подъ Мукденомъ можно было озаботиться развѣдками мѣстности въ раіонѣ Синминтинъ-Ляоянъ-Саймацзы-Мукденъ, такъ какъ къ началу войны мы имѣли о ней весьма смутныя представленія. У насъ, правда, была отличная двухъ-верстная карта, но только южной части театра военныхъ дѣйствій, такъ что со дня отхода отъ Ляояна мы — Русская образованная армія двадцатаго столѣтія — дѣйствовали исключительно по компасу, и такъ продолжалось до октября, т. е. до нашего наступленія на Шахэ-Бенсиху, включительно. То же случилось и послѣ Мукденскаго сраженія, такъ какъ мы опять лишились раіона, въ которомъ успѣли сдѣлать кое какія съемки во время сидѣнія на Мукденскихъ позиціяхъ, съ октября 1904 по февраль 1905 года. О, заботливость и предусмотрительность нашего блестящаго генеральнаго штаба и штабовъ Намѣстника, командующаго и впослѣдствіи главнокомандующаго… Что заслужили вы столь преступнымъ упущеніемъ? Во всякомъ случаѣ не того замалчиванія, которое продолжается и понынѣ, а строгой кары общественнаго мнѣнія Россіи, дабы вы вновь не почивали… не на лаврахъ, коихъ не стяжали, а по вашей привычкѣ, по традиціи вашего неотвѣтственнаго служенія арміи и родинѣ. Можно было, въ зависимости отъ обстановки[3], выработать и планъ кампаніи, ибо такового создано не было ни главнымъ штабомъ, ни штабами Намѣстника и Линевича, командовавшаго нашей Маньчжурской арміей до пріѣзда Куропаткина; а нельзя же въ самомъ дѣлѣ воевать безъ плана. Начиная съ 70-хъ годовъ прошлаго столѣтія, каждому юнкеру твердили съ кафедры, что французы, начиная войну съ Германіей, не имѣли плана войны, и вотъ спустя слишкомъ 30 лѣтъ, профессоръ военнаго искусства, опытный боевой генералъ, администраторъ военнаго дѣла, имѣющій ореолъ генія, сидѣлъ подъ носомъ у противника въ какой то дырѣ, куда случайно ткнулся по пріѣздѣ своемъ изъ Россіи, и рѣшительно не зналъ, что ему предпринять. Сегодня ему казалось, что японцы останутся въ Кореѣ, и онъ приказывалъ строить желѣзную дорогу въ Корею, не задумываясь выбросить какія нибудь 700.000 рублей казенныхъ денегъ; завтра, узнавъ, что наши войска разбиты подъ Тюренченомъ, онъ посылалъ нѣсколько казаковъ и 3—4 баталіона стрѣлковъ имъ на поддержку; послѣ завтра ему рекомендовали оказать поддержу осажденной крѣпости, и при томъ именно тогда, когда обстановка это допускала[4], онъ терялъ время, колебался, упускалъ обстановку и наконецъ гналъ вдругъ все, что было подъ рукою на превосходныя силы противника; получалось нѣчто въ родѣ Тюренчена; когда ему казалось, что японцевъ слишкомъ много, онъ готовилъ Ляоянъ къ эвакуаціи, но такъ какъ они все таки не наступали, то онъ снова развивалъ желѣзную дорогу на югъ; сегодня онъ тащилъ всѣ резервы съ востока на югъ, а завтра гналъ ихъ опять на востокъ. Не показываетъ ли все это, что до самаго начала Ляоянскаго сраженія, т. е. до 11-го августа, и даже затѣмъ, вплоть до его окончанія, мы не знали что слѣдуетъ дѣлать. Конечно, во многомъ такимъ колебаніямъ Куропаткина способствовали двѣ данныя: 1. вышеуказанный неудачный выборъ Ляояна, какъ базы первой операціи, и 2. полная несостоятельность работы штаба арміи, съ его начальникомъ во главѣ, а въ особенности неспособность этого штаба освѣтить обстановку — полное неумѣніе организовать развѣдку; штабъ командующаго арміей былъ въ полномъ смыслѣ слова слѣпымъ, т. е. никуда негоднымъ орудіемъ. Но, спрашивается, зачѣмъ же Куропаткинъ терпѣлъ такое ненормальное положеніе дѣла? Вѣдь ему никто не мѣшалъ отдѣлаться отъ слѣпыхъ отъ рожденія неудачниковъ, въ родѣ Сахарова и Харкевича, и взять другихъ. Однако онъ не пожелалъ этого сдѣлать и слѣдовательно вполнѣ отвѣтствененъ за ихъ неудачную дѣятельность.
Мнѣ могутъ сказать, что легко говорить и критиковать теперь, черезъ 2—3 года, когда карты уже открыты, и почему я, понимая несовершенство нашей стратегіи, не попытался предпринять тогда же что либо противъ него. Изъ всего разсказаннаго о моемъ тогдашнемъ служебномъ положеніи ясно, что въ моихъ совѣтахъ не только не нуждались, но и не потерпѣли бы, если бы я попробовалъ какимъ либо способомъ высказаться. Тѣмъ не менѣе, говорю по совѣсти, что, сидя въ Гайчжоу и Сюніоченѣ съ 20-го марта по 11-е апрѣля, я уже понималъ, что дѣло идетъ неладно, а трехъ-дневное пребываніе въ Ляоянѣ меня въ этомъ окончательно убѣдило. Я не могъ конечно такъ ясно, какъ теперь, оцѣнивать ошибки по выбору базы, по сосредоточенію и распредѣленію нашихъ силъ, по всѣмъ первоначальнымъ распоряженіямъ и дѣйствіямъ, но если бы меня спросили тогда: можно ли строить желѣзную дорогу въ Корею отъ Хайчена, можно ли допустить разброску силъ между Ляояномъ, Тюренченомъ и Дашичао, по окружности въ 300 верстъ, можно ли давать неопредѣленныя инструкціи Засуличу относительно перваго столкновенія съ врагомъ, то я не затруднился бы въ простомъ рѣшеніи этихъ вопросовъ и сказалъ бы, что прежде, чѣмъ думать о наступленіи въ Корею, надо было собрать свои силы, что, имѣя въ апрѣлѣ мѣсяцѣ горсть полевыхъ войскъ, нельзя было держать одну треть на р. Ялу, а другую въ Дашичао; наконецъ, что если одна треть очутилась подъ ударомъ противника, то надо было озаботиться, чтобы этотъ ударъ не имѣлъ бы того ужаснаго моральнаго послѣдствія, какое случилось благодаря внезапному назначенію генерала Засулича съ полковникомъ Орановскимъ въ самое критическое мѣсто, и благодаря двусмысленному руководству дѣйствій Восточнаго отряда командующимъ арміей. Я сказалъ бы все это не стѣсняясь, какъ привыкъ высказывать громко свои мнѣнія и въ мирное, и въ военное время, но.... я былъ совершенно не нуженъ въ арміи ея предводителямъ, и даже мое присутствіе въ ней вѣроятно считалось ими вреднымъ, потому что я позволилъ себѣ нарушить семейный покой командира Приморскаго драгунскаго полка (Воронова), имѣвшаго счастіе состоять въ близкомъ родствѣ съ нарѣченной суженой начальника штаба арміи (Сахарова), потому что позволялъ себѣ требовать дисциплину отъ офицеровъ — любимцевъ командира полка и отъ полицейскихъ чиновъ самодержавнѣйшаго коменданта главной квартиры Куропаткина. За все это, благодаря только снисходительности нашего печальнаго полководца, я былъ допущенъ къ участію въ военныхъ дѣйствіяхъ на положеніи оберъ-офицера, безъ права командовать даже ротой, имѣя за плечами чинъ полковника, 41 годъ отъ роду, 23 года дѣйствительной безпорочной службы, выпустивъ черезъ свои руки около 3.000 офицеровъ — моихъ учениковъ, и создавъ двѣ кафедры военныхъ наукъ. И вотъ я ѣхалъ водить разъѣзды на р. Ялу; оригинальное назначеніе и невыносимо трудное выполненіе; удивляюсь только, какъ хватало у меня силъ выполнять, служить, работать и всетаки кое что сдѣлать. Никогда, никому не пожелаю очутиться въ такомъ положеніи! Но судьба была справедлива: черезъ 4 мѣсяца, событія свергли съ пьедестала мнимыя боевыя величины, показавъ все ихъ малодушіе, неспособность и нечестность; я же вышелъ побѣдителемъ изъ испытанія и въ настоящее время, честно исполнивъ свой долгъ передъ отечествомъ и арміей, могу отвѣтить презрѣніемъ всѣмъ этимъ людишкамъ, не смотря ни на какія ихъ положенія, ранги, чины и званія, ибо вмѣстѣ со мною презираютъ ихъ Россія, общество, русскіе офицеры и солдаты.
Примѣчанія[править]
- ↑ Китайская ж. дорога заплатила за меблировку квартиры Намѣстника, въ Мукденѣ, и Куропаткина, въ Ляоянѣ, 50.000 рублей.
- ↑ Мои враги скажутъ, что все здѣсь разсказанное искажено, и что на самомъ дѣлѣ я просто сдѣлалъ въ Ляоянѣ скандалъ, и это въ чинѣ полковника, въ военное время и т. д… но во-первыхъ у меня есть свидѣтели, что все здѣсь разсказанное совершенная правда, во-вторыхъ, и главное, вотъ что: почему же Куропаткинъ поставилъ мнѣ въ вину даже непровѣренную имъ басню о томъ, что я имѣлъ въ Ляоянѣ какое то общеніе съ женщинами и виномъ, а въ то же самое время, у него на глазахъ, начальникъ штаба арміи Сахаровъ позволялъ себѣ держать при себѣ женщину подъ видомъ сестры милосердія и устраивать въ своемъ помѣщеніи съ нею кутежи. По странной случайности эта знаменитая особа, впослѣдствіи супруга Сахарова, извѣстная въ арміи подъ названіемъ Елены прекрасной, была отчасти виновницею и жестокаго обо мнѣ доклада ея будущаго благовѣрнаго, такъ какъ она состояла въ близкомъ родствѣ съ командиромъ Приморскаго драгунскаго полка Вороновымъ и носила одну съ нимъ фамилію, а слѣдовательно, благодаря ея протекціи у начальника штаба, Воронову и удалось оклеветать меня.
- ↑ Слѣдовало собирать свѣдѣнія о противникѣ при помощи организованной системы шпіонства, а не такъ, какъ этимъ занималось праздное, карикатурное бюро развѣдки (развѣдывательное отдѣленіе) въ Ляоянскомъ штабѣ. При огромныхъ, совершенно безконтрольныхъ средствахъ, имѣвшихся въ распоряженіи командующаго арміей, это было вполнѣ достижимо. Говорю такъ по опыту личной развѣдки услугами китайцевъ за самыя ничтожныя деньги. Да, ничего не дѣлая, можно было быть разбитымъ и подъ Мукденомъ, и подъ Харбиномъ, вообще гдѣ бы мы ни вздумали сосредоточивать нашу армію.
- ↑ Смотри приложеніе № 2. Изслѣдованіе вопроса: „кто виноватъ въ стратегическихъ результатахъ Вафангоу“.
