1879.[править]
ВЪ ОПУСТѢВШИХЪ ДАЧАХЪ.[править]
Утро. Осеннее солнце ярко свѣтитъ сквозь полуобсыпавшуюся листву деревьевъ, заглядываетъ въ окна маленькой, выстроенной изъ барочнаго лѣса чернорѣченской дачки, но грѣетъ плохо. Въ небольшой комнатѣ помѣщаются укутанныя въ платки и кацавѣйки двѣ женщины: старуха-мать, извѣстная между дачниками подъ именемъ «полковницы», и дочь, прозванная «вѣчной невѣстой». Мать отогрѣвается кофейными переварками, дочь грѣется около затопленной печки, въ которой, между прочимъ, догораетъ ножка сломаннаго стула.
— Вотъ до чего дожили! — говоритъ мать. — Нѣтъ, душенька, здѣсь не городъ, здѣсь не дождешься, покуда тебя съ полиціей выгонятъ. Придется денежки заплатить. А гдѣ ихъ взять? Ну и сиди да мерзни! Какъ тутъ вырваться? — говоритъ мать.
— Одно средство — бросить имъ на съѣденіе нашу мебелишку и переѣхать въ номера, а платье и подушки постепенно по вечерамъ перевозить. Посудишку тоже, въ узлы, — отвѣчаетъ дочь.
— Такъ вѣдь въ номерахъ-то черезъ три дня деньги потребуютъ. А ты сама знаешь, до пенсіону еще больше мѣсяца.
— Ну, въ меблированныя комнаты…
— Еще того хуже, тамъ за мѣсяцъ впередъ подай.
— Ахъ, маменька! Да неужто ничего заложить нельзя?
— Заложить! Развѣ ты не видишь, что мы цѣлую недѣлю деревянными ложками ѣдимъ. Тебя, что-ли? Такъ за тебя никто и двухъ двугривенныхъ не дастъ.
— Ошибаетесь, есть люди, которые, можетъ-быть, душу-бы отдали…
— Потому-что она ни копѣйки не стоитъ. Молчи ужъ лучше, коли Богъ лошадиное лицо послалъ. Выдрой была, выдрой и останешься, а то душу…
Дочь плачетъ. Входитъ дворникъ и нахально останавливается у притолки.
— Ты, любезный, зачѣмъ?
— Да все за тѣмъ-же. Прикажите, сударыня, за дачу получить. Второй мѣсяцъ пороги обиваю. Вѣдь это срамота!
— Ты, любезный, ошибаешься. Сказано, деньги уплатить передъ выѣздомъ съ дачи, а я и не думаю еще съѣзжать. Здѣсь такъ хорошо. Я привыкла наслаждаться какъ возрождающейся природой, такъ равно и умирающей. И въ смерти есть поэзія…
— Это точно, что поэзія, только пожалуйте деньги за дачу.
— Ты взгляни на это пожелтѣвшее дерево, на эту увядающую природу!..
— Что намъ природа! Съ насъ хозяинъ деньги требуетъ.
— Ты грамотный?..
— Коли ежели росписку въ полученіи написать, то можемъ.
— Нѣтъ, я не къ тому… Читалъ-ли ты когда-нибудь «Умирающаго Тасса»?
— Вы намъ, сударыня, Тассами-то зубы не заговаривайте, а деньги пожалуйте.
— А вотъ къ намъ сегодня генералъ обѣдать пріѣдетъ, такъ онъ съ тобою поговоритъ.
— Не больно страшно, не испугаемся! Это вы должны быть въ ночную отселева улизнуть хотите? Неудастся, подкараулю! Эхъ вы шарамыги!
Дворникъ плюетъ и уходитъ изъ комнаты. Пауза.
— Что тутъ дѣлать? — вопрошаетъ мать. — А все ты виновата! Вотъ, говоритъ, на легкомъ воздухѣ скорѣй замужъ выду, такъ мужъ заплатитъ!
— Ошибаетесь! Это вы поближе къ клубу переѣхали да хотѣли золотыя горы въ мушку выиграть!
— Дура!
— Отъ умной матери слышу!
Входитъ мелочной лавочникъ.
— Тебѣ что любезный? Садись. Не хочешь-ли папироску?
— Нѣтъ-съ, этимъ баловствомъ не занимаемся, а вы позвольте по заборной книжкѣ получить, потому намъ торговлю кончать надать. Всѣ разъѣхались и только одна шишгаль осталась…
— Скажи, любезный, ты семьянинъ, есть у тебя дѣти?
Лавочникъ плюетъ.
— Тьфу-ты? Десятый разъ тоже самое спрашиваетъ! Нѣтъ, я къ мировому, потому тутъ такъ толку не будетъ.
Онъ хлопаетъ дверью и уходитъ.