Аверченко А. Т. Собрание сочинений: В 14 т. Т. 11. Салат из булавок
М.: Изд-во «Дмитрий Сечин», 2015
ГДЕ ИВАН НИКОЛАИЧ?[править]
Хотелось бы мне сейчас повстречать Ивана Николаича Гуськова — очень хотелось бы…
Ловким ударом кулака я сбил бы его на пол, ткнул бы каблуком в солнечное сплетение и, обмолотив его как следует, плюнул бы на него.
Где вы, Иван Николаич?
Уехали ли вы на «Кирилле» в Болгарию, или просто вкатились с разбегу в какую-нибудь «моторно-парусную», и треплется теперь «моторно-парусная» где либо у берегов Трапезунда, одержимая морской болезнью от одного сознания, что она заключает в своих недрах такое сокровище, как вы, Иван Николаич…
Многие, очень многие лица сообщали мне доверительно о том, что оборона Крыма ненадежна, что большевики со дня на день возьмут Перекоп, что уже нужно быть готовыми и сидеть не в квартире, а на палубе парохода, причем обязательно нужно последить за тем, чтобы пароход не был привязан канатом к берегу: а то, не дай Господи, войдут большевики — и отвязаться не успеешь. И что за границу нужно везти не русские деньги, а меха, кружева и бриллианты.
Я внимательно и вежливо выслушивал таких людей и обещал все сделать по-ихнему: забраться спозаранку на пароход, нахлобучив на голову кружевное дессу, кутаясь в шиншиловое боа и сверкая роскошными бриллиантами на обнаженной груди и в ушах, отвязать канат. Я обещал — все это я обещал…
Действительно — что с дураком спорить?
Но — Иван Николаич, Иван Николаич! Ему я не могу простить.
Ровно десять дней тому назад — запомните эту цифру — встретил я его около гостиницы «Ветцель».
Ткнул он меня игриво пальцем в бок и спросил:
— Получили?
— Что именно?
— Ну да, ну да! Нечего там простячком притворяться. Около «Ветцеля» зря никто не крутится.
— Да я шел в редакцию.
— Да, да. Знаем мы эти редакции. На чем едете?
— Куда?
— Вы в Болгарию или в Константинополь?
— Скажите же мне — почему я должен ехать? Разве положение на фронте так плохо?
Он поглядел на меня взглядом взрослого, следящего за ребенком, когда тот хочет зажечь папиросу об электрическую лампочку.
— Да вы что… С луны свалились, что ли? Или вам за ваш оптимизм большие деньги платят?
— Нет… Я совершенно бесплатно.
— То-то и оно. Вопрос с Крымом — конченый вопрос. Самое позднее — большевики через два-три дня в Симферополе, а через неделю займут Севастополь.
Сердце мое похолодело.
— Ну, что вы… — пролепетал я. — Дела на фронте могут еще поправиться.
Он рассмеялся смехом взрослого, любующегося на ребенка, который, раздув щеки, пытается надуть пустой конверт.
— Вам-то уж, — с презрением сказал он, — газетному человеку, стыдно быть таким ребенком. Даю вам честное слово — я имею самые точные сведения, что ровно через неделю весь Крым будет сдан и большевики докатятся до Севастополя.
Он еще что-то говорил, что я уже и забыл, но тон его был так холодно-авторитетен, он глядел на меня так обидно-снисходительно, что сердце мое сжалось: значит, все погибло.
Он говорил так, как говорят о дне, что он бел, и о ночи, что она темна; он говорил так, будто только еще полчаса тому назад Деникин печально держал его за пуговицу и говорил прерывающимся от волнения голосом:
— Да-с, Иван Николаич… От вас мы не можем скрывать положения: дело Добровольческой армии окончательно погибло. Уезжайте, Иван Николаич.
И будто тут же к разговаривающим подошел генерал Слащёв и, разведя руками, сказал:
— От других бы скрыл, но от вас, Иван Николаич, не могу: сдаем Крым! По моим расчетам большевики явятся в Севастополь через неделю.
Нет! Бессильно мое перо передать всю ту уверенность тона, все то пренебрежение ко мне, с которым Иван Николаич сообщил о падении Крыма через неделю.
Это было десять дней тому назад!!
Если бы вы знали, как я втайне волновался первые три-четыре дня.
С утра я с трудом выкраивал веселое лицо для окружающих, но к вечеру вся эта сложная кройка пропадала, таяла, и я сидел печальный, угрюмый, как в воду опущенный…
— Что с вами? — спрашивали меня.
— Зуб болит, — отвечал я, не желая разводить дальнейшей паники.
К концу четвертого дня я стал понемногу успокаиваться и светлеть; до конца назначенного срока осталось всего три дня, а большевиками даже не взят перешеек…
Стрранно. Чрезвычайно стррранно.
Светлел я и светлел с каждым днем, а к концу недели так посветлел, что начал отыскивать Иван Николаевича…
План у меня был такой: ловким ударом кулака сбить его на пол, ткнуть каблуком в солнечное сплетение и, обмолотив его, как следует, плюнуть на него.
ОБЪЯВЛЕНИЕ.
ЛИЦ, знающих местопребывание Ивана Николаевича Гуськова, просят сообщить в контору газеты «Юг» на имя
КОММЕНТАРИИ[править]
Впервые: Юг, 1920, 23 января, № 145. Печатается по тексту газеты.
Панические настроения среди беженцев усилились в связи с тем, что красные части 12 декабря 1919 г. взяли Харьков, 10 января 1920 г. — Ростов-на-Дону, а непосредственно в момент публикации фельетона уже шла эвакуация Одессы.
…у берегов Трапезунда… — Трапезунд, Трабзон — город на северо-востоке Турции.
…кружевное дессу… — Дессу (франц.) — обобщенное название всего, что относится к дамскому нижнему белью.
Около Ветцеля зря никто не крутится — В гостинице Ветцеля в Севастополе (ул. Екатерининская, 6) ставили выездную визу. Дом не сохранился.
Да я шел в редакцию. — Редакция Севастопольской газеты «Юг» располагалась на ул. Екатерининской, 20. Дом не сохранился.
ЛИЦ, знающих местопребывание Ивана Николаевича Гуськова, просят сообщить в контору газеты «Юг»… — Аверченко использует распространенный в «Юге» шаблон объявлений: страницы газеты пестрели подобными отчаянными просьбами людей, разыскивавших своих близких.