Неизвестные письма В. Г. Короленко[править]
Минувшее: Исторический альманах. 1.
М.: Прогресс: Феникс, 1990.
Дорогой Наум Леонтьевич.
Я только на днях вернулся из Киева. Несмотря на это и на болезнь, делающую для меня очень трудными такие поездки, я вероятно поехал бы, если бы мог думать, что есть хоть какая-нибудь вероятность спасти жизнь человека. Но для меня несомненно, что тут никакой, ни малейшей вероятности нет.
Мои отношения к Раковскому2, после того, как он стал большевиком, стали очень далекими. Но еще важнее то, что сам Раковский далеко не так уж влиятелен. Да тут и самый влиятельный человек — не сделает ничего. Я думаю, большевики скорее перебьют десятки совершенно непричастных людей, чем помилуют убийцу Урицкого3.
Прасковья Семеновна4 пишет, что с Раковским переговорит одна общая знакомая. Но скажу правду: пользы это не принесет.
Жму руку.
Письмо Короленко написано после записки П. С. Ивановской: "Дорогой, милый Наум! Готова бы все сделать, если бы имела хоть малейшую возможность. Юноша расскажет все. С Раковским я порвала отношения при его посещении В.Г.5 И это еще бы ничего, но он-то сам потерял всякое влияние. Здесь есть его приятельница, послезавтра едущая к Раковскому, с ней и через нее сделаю, что возможно.
Дунюшка, дорогая моя.
Ты легко себе представишь, с какой радостью мы получили наконец ваше письмо. А то совсем стосковались. Распространяться об этом не стану, так как нужно писать много делового, а у меня еще много возни с рукописями. Буду говорить о главном. Мы торопимся отослать Тимофея Феоф.7, так как вы все беспокоитесь, а он вдобавок говорит, что опять появилось в газетах известие, что якобы «Короленка большевики убили». Как видишь, — это неверно, и вообще не верь и вперед этим пустякам, пока уж я сам об этом тебе не напишу. Иначе — все утки. Большевики по-видимому и не собираются применять ко мне какие бы то ни было репрессии.
Если ты получала мои прежние письма (едва ли), то знаешь, что при петлюровцах еще мне пришлось (с Пашенькой и Константином Ивановичем)8 хлопотать, чтобы они не очень увлекались расстрелами, и даже удалось спасти несколько человек, обвиняемых в большевизме. Теперь приходится также действовать на другую сторону. Правда, большевики у нас не очень свирепствуют. Казней пока нет (были отдельные случаи, но это банды). Арестов — порой довольно бессмысленных — много. Сложилось так, что мне и Пашеньке (она товарищ председателя Политического Красного Креста) приходится справляться, заступаться, просить. Много ли от этого пользы, — не знаю. Но не мешает, чтобы кто-нибудь сторонний мог видеть происходящее и порой говорить об этом. Пока нас выслушивают. И на том спасибо.
Чем больше я приглядываюсь, чем больше вдумываюсь в происходящее, тем больше утверждаюсь в мысли, что большевизм — такая болезнь, которую приходится пережить органически. Никакие лекарства, а тем более хирургические операции помочь тут не могут. Лозунг для масс очень заманчивый. До сих пор вы были в угнетении, теперь будьте господами. И они хотят быть господами. Толкуй тут, что свободный строй требует, чтобы не было господ и подчиненных. Это сложнее, а этот лозунг простой и кажется справедливым: повеличались одни. Теперь будет. Пусть повеличаются другие. Была эксплуатация, теперь будет «господство пролетариата».
И массы верят, что это господство легко осуществимо, не представляя себе, что все дело в производстве, которое всюду остановилось и не двигается ни на шаг. И только, когда этот процесс, вернее, когда полное отсутствие процесса производства и невозможность при настоящем уровне культуры перевести его одними декретами и штыками на другие, социалистические рельсы, станет для всех ощутительна и очевидна, — только тогда заманчивые лозунги получат в глазах массы настоящую цену. А иначе — все будет казаться: «вот, если бы не помешали, все уже было бы устроено».
К этому нужно прибавить, что озверение не у одних большевиков. Мы тут пережили несколько смен, и при каждой смене — волна озверения, независимо от того, кто хозяин. Уж чего кажется смиреннее — гетманского переворота. А он дал нам Мгебриевых, Ног9 с их чисто жандармской реакционностью. Теперь у обывателя, да отчасти уже и в массах, одно желание, как у основательно помятого человека: только бы не шевелили опять…
Глупостей делается, конечно, много. Но кто же принесет умное. Пока еще никто. Против одной утопии стоит другая — противоположная. А в это время страна погибает от отсутствия простой, элементарной, неполитической работы. Массы начинают уже замечать это.
Таково мое «господствующее настроение». Покажи это письмо товарищам и друзьям. Пусть знают…
ПРИМЕЧАНИЯ[править]
1 Н. Л. Геккер (1861—1920) — литератор и революционный деятель, проведший 10 лет на Карийской каторге; с 1899 жил в Одессе.
2 Христиан Георгиевич Раковский (1873—1941) в это время возглавлял советское правительство Украины. Справку об Р. и его отношениях с Короленко, а также справки об упоминаемых ниже П. С. Ивановской и К. И. Ляховиче см. в вып. 2 ист. сб. «Память», Париж, 1979, с. 412, 415—16.
3 Леонид Самуилович Канегиссер (ок. 1896—1918), убивший 30 августа 1918 г. М. С. Урицкого, председателя Петроградской ЧК. Расстрелян. Предвидение Короленко оправдалось: в ответ на убийство Урицкого в Петрограде было расстреляно 900 заложников (см. письмо В. Д. Бонч-Бруевича к A.B. Луначарскому от 8 ноября 1920 г. в кн.: С. А. Федюкин. ВЕЛИКИЙ ОКТЯБРЬ И ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ. М., «Наука», 1972, с 95—96).
4 П. С. Ивановская (1852—1935) — деятельница революционного движения, сестра жены Короленко. Год рождения И., по сравнению с указанным в вып. 2 «Памяти» (с. 415), исправлен на основании данных метрической книги, приведенных в кн.: Н. Г. Трофимов. НАРОДНИК ВАСИЛИЙ ИВАНОВСКИЙ. Тула, 1980, с. 9.
К напечатанным в упомянутом вып. «Памяти» сведениям об И. (сс. 415—416) добавим следующее. И. написала книгу воспоминаний В БОЕВОЙ ОРГАНИЗАЦИИ (М., 1928; 1930), была автором многих публикаций в журн. «Каторга и ссылка» и подготовила книгу писем В. Г. Короленко к ней, изданную в 1930. В 1920-е И. отказалась от членства в Об-ве бывших политических каторжан и ссыльно-поселенцев из-за его официозного характера, а также — от получения назначенной ей персональной пенсии.
Среди множества сохранившихся в архивах страны писем И., около двухсот обращены к участникам революционного движения М. П. Шебалину (1857—1937) и его жене М. О. Шебалиной (1868—1950). Эти письма могли бы составить книгу НАРОДОВОЛКА В СТАЛИНСКИЕ ГОДЫ. Приводим из них две характерные выдержки: «Наше же дело не отмалчиваться, даже в том случае, когда ничего реального не получится, но у меня будет сознание, что мною сделано, не замолчано важное и большое» (М. О. Шебалиной, 10 июня 1930). «Пусть долгая напряженная работа не дает желанного успеха, зато путь без провалов — величайшая ценность» (ей же, 2 сент. 1931).
5 Раковский был у Короленко около 24 марта (н.ст.) 1918.
6 Адресовано жене Короленко Евдокии Семеновне (1855—1940), находившейся в это время в Одессе и отрезанной от Полтавы фронтом Гражданской войны.
7 Т. Ф. Родионов — одесский наборщик, приехавший к Короленко за рукописями для журнала «Русское богатство», издание которого намечалось возобновить в Одессе при добровольцах.
8 К. И. Ляхович (1886—1921), муж дочери Короленко, член РСДРП.
9 Нога — помощник «губерниального старосты» во время немецкой оккупации Полтавы в 1918.