В. В. Розанов[править]
Доброе начинание[править]
Задумано издание в Петербурге журнала «Приходский Священник»… И инициаторы этого нового журнала обратились ко мне с просьбою дать им некоторые советы и указания «в путь»… Предпочитаю это сделать печатно, так как в подобном деле не может не быть заинтересована вся, что называется, коренная Русь, — множество русских и простых, и очень образованных людей.
Вполне нужно удивляться, что до сих пор не получило своего голоса, своего органа основное лицо всей нашей церковной действительности — именно вот этот приходский священник. Конь, на котором «все едет»; фигура, к которой все мысленно прикрепляется, когда думаешь о «православии»; ось, около которой все в церкви «вращается»; наконец, чтобы захватить и идеал, и падения, — опора всех надежд и источник всякого отчаяния в церковной наличности, и светлой, и мрачной… Почему же не получил он «голоса»? По скромности. По лени. По тихости. По ссылке: «А зачем я буду говорить, когда другие говорят до преизбыточества». Действительно, духовных журналов так много: «Отдых Христианина», «Радость Христианина», «Церковный Вестник», «Церковные Ведомости»…
Но уже самые заглавия этих журналов говорят о схеме, об отвлеченности, до некоторой степени о форме и шаблоне. «Духовный Вестник», очевидно, может издаваться и в России, и на Афоне, — иметь редактором и епископа, и священника, — наконец, может быть и лютеранским, и православным. Все будет «Духовный Вестник», потому что все будет «духовным вестничеством». Тут нет конкретности, нет осязательности. Нет даже русского; и уже совсем ничего не может быть костромского или калужского. Между тем в этом осязательном и конкретном — великая нужда; и, знаете ли: великий интерес, великое любопытство, великая занимательность!
Только бы удался журнал…
Боже: кто же знает лучше русскую действительность, чем «русский приходский священник»? По правде-то, до глубины знает наш народ, его душу, его материальное и его семейное состояние, его, наконец, чаяния и надежды, упования и идеалы — один только приходский священник. Вспомним исповедь, вспомним хождение по домам «с требами». Священник хоронит русского человека, — похоронил весь русский люд от Владимира Святого до сих пор; и он же взял на руки, голенькими младенцами, тоже весь русский люд, вот все сто миллионов, живущих сейчас в России. Это прямо страшно выговорить, об этом страшно подумать! Если «что-то говорит» физическое пожатие руки ближнего, — руки знакомого, руки друга, то уже эти «прикосновения пальцами» к ста миллионам народа на 3-5-7-й день рождения и младенчества должны включать в себя не то что-то вроде халдейской магии, не то какой-то другой «Словарь великорусского языка» нашего великолепного Даля… Объясняю дело сравнениями, сближениями. Поневоле назовешь «священник» такого человека… Как не назвать… Прямо напугаешься, если обнимешь все мыслью.
И он не «заговорил» до сих пор… Прямо удивительно.
Не поделился знаниями, сведениями…
Не мог, что ли? Не хотел, что ли? Тысяча вопросов. Полное недоумение.
Близится Рождество, и хочется встретить новое, возможно роскошное, начинание, — словами рождественской песни: «Воссия мирови Свет Разума». Но инициаторы, — коих лично я не знаю никого, — должны «крепко почесать затылок». Страшно уронить такое знамя…
Впервые опубликовано: Новое время. 1910. 16 дек. № 12488.