Жалеть ли прошлого? (Меньшиков)

Материал из Викитеки — свободной библиотеки

Жалеть ли прошлого?

В древнем Пскове, где 408 лет тому назад в последний раз прозвучал вечевой колокол, этот благовест вольности народной, суждено было еще раз родиться русскому народоправству. Сейчас, как государство без утвержденной народом формы правления, мы не имеем титула: Россия — не монархия и не республика, она просто «государство» в том смысле, в каком наши старые северные народоправства называли себя «государями». Отречение императора Николая II от престола за себя и за наследника, и нежелание принять российский престол великим князем Михаил Александровичем иначе, как из рук народных, делает нашу монархию фактически и теоретически упраздненной. Неизвестно, сколько пройдет месяцев, пока будет собрано Учредительное Собрание, пока оно выработает новые основные законы и пока выбор его остановится на лучшей форме правления. До этого не близкого момента, мне кажется, Россия должна почитаться народоправством, ибо она правится представителями народа.

В западной демократической печати, как известно, ведется пропаганда той идеи, которая высказана наиболее громко в ноте американского президента Вильсона: нынешняя война, чтобы быть последней катастрофой этого рода, должна повести к внутреннему переустройству всех народов. Только те правительства должны признаваться законными, которые избираются самими народами. Это принцип республиканский. Откровенно и честно он провозглашен, как угроза задержавшемуся кое-где скрытому деспотизму и как условие выступления великой заатлантической республики на оборону человеческого рода. Каково мнение самих Англичан, позвольте привести слова знаменитого романиста Уэльса («Меч мира», русский перевод, пропущенный цезурой 1915 г.): «Я убежден, говорит Уэльс, что настало время заменить такими швейцарскими ассоциациями дискредитированные империи и королевства, делающие так долго неустойчивой Европу. Императоры и короли, как мы видим теперь, являют собой национальное честолюбие в наиболее органической, сконцентрированной и опасной форме, нежели это возможно в условиях республики... По крайней мере, лично я не вижу больше никакой нужды в этих раздражающих честолюбивых прыщах на прекрасном лице земли» (стр. 28). Говоря о необходимости во чтобы-то ни стало довести войну до конца, Уэльс провозглашает: «Мы, Англичане, и наши союзники, которые не искали этой катастрофы, глядим перед собою скорее с гневом и решимостью, нежели с отчаянием. Мы должны пройти чрез эту войну, чрез страдания, чрез духовные муки горшие, чем боль, чрез море крови и грязи. Мы, Англичане, не должны отказываться ни от чего... Мы стоим перед ужасами, чтобы положить им конец. Больше не будет кайзеров, больше не будет Круппов — так мы решили. С этим безумием надо покончить!»

Вот искренний голос Англии. Вдумайтесь в него, вдумайтесь в истинный смысл войны. Она ведется против кайзеров и Круппов, всяких кайзеров и Круппов. За немецкими кайзерами и Круппами в глазах Англии и ее западных союзников врагами останутся непременно все остальные кайзеры и Круппы. Для русского цезаризма война эта в неожиданном ее развитии все равно обещала гибель. Может быть это и служило одною из главных причин, парализовавших нашу подготовку к войне и энергию ее ведения. Пушечные удары над Верденом и Соммой звучали как похоронный колокол вообще всякому цезаризму на земле, в том числе и русскому, и турецкому, хотя они почти невольно были вовлечены в поединок двух мировых принципов — британского и германского. Спрашивается, стоит ли нам жалеть прошлого, если смертный приговор ему был подписан уже в самом замысле трагедии, которую переживает мир? И не один, а два приговора, ибо, в самом деле, не мог же несчастный народ русский простить старой государственной сухомлиновщине того позора, к которому мы были подведены параличом власти!

Мне кажется, последний наш император поступил совершенно благоразумно, подписав свое отречение от престола. Отреченность самодержавия гремела в мире, начиная уже с севастопольского погрома, подтверждена была с подавляющею убедительностью на полях Манчжурии и трубой архангела удостоверена в катастрофе 1915 года... Жалеть ли прошлого, столь опозоренного, расслабленного, психически-гнилого, заражавшего свежую жизнь народную только своим смрадом и ядом? Я думаю, жалеть о многовековом омуте, из которого мы только что выскочили, не приходится. Весь свет поражен внезапностью русского переворота и взволнован радостью, взволнована радостью и вся Россия. Надо понять эту мировую радость, надо знать ее причины. Переворот в России не только русское, но мировое счастливое событие, и вот почему. Россия своей колоссальной массой и положением между Востоком и Западом задерживала политический и с ним общий прогресс человечества. Сломив Наполеона I и защитив русской кровью самодержавие немецких монархов, Россия на целые десятилетия сделалась «жандармом абсолютизма», как его звали в Европе. Именно ее грозная сила, на которую опирался Священный Союз, помешала завершить в Европе (а стало быть и во всем человечестве) политическую реформацию, начатую Соединенными Штатами в 1776 г. и Францией в 1789 г. Реформация эта однако продолжалась стихийно и захватывала постепенно Германию, Австрию и наконец Россию, но все же встречала именно в последней самое упорное сопротивление. Россия казалась мертвым грузом на ногах новой цивилизации. Хотя повинен в этом вовсе не народ русский, а германский дух русской государственности, проникший вместе с немецкою династией, тем не менее именно народу нашему приходилось выдерживать сопротивление всего света и истекать кровью в войнах, защищая умиравший абсолютизм. Что именно Россия задерживала общий прогресс, это особенно ярко сказалось после 1905 года: стоило русскому царю обнародовать конституцию, хотя и сильно урезанную, как тотчас же затрещали все восточные самодержавия — китайское, персидское, турецкое, египетское — до черногорского и монакского включительно. Нет ни малейшего сомнения, что теперешнее падение монархии в России окажется смертельным ударом для австрийского и германского цезаризма. Дайте пройти хотя нескольким месяцам воздействия на умы этого нового огромного факта!..

Мы живем без точного подсчета приходо-расхода истории, между тем пусть наше поколение, доживающее шестой десяток, вспомнит общий ход истории за последнее полустолетие. Ведь на нашей памяти, на глаза наших прошли падения уже многих самодержавий и многих монархий. Мы хорошо помним огромную Бразильскую империю с дон-Педро II, помним Мексиканскую империю, теперь их нет, и Новый Свет окончательно сделался республиканским. В течение последнего десятилетия под детонацией русского переворота в 1905 году, исчезли с карты древние монархии Китая и Португалии, а Персия и Турция превратились в скрытые республики в роде Речи Посполитой, где власть принадлежит фактически военным олигархам. Возьмите карту всего света и затушуйте страны республиканского типа: вы увидите, какого поразительного успеха достигло демократическое миросозерцание за эти полвека. Китай несколько лет тому назад со своими 420 миллионами жителей сразу дал перевес в человечестве республиканскому принципу, но Китай еще слишком слаб, чтобы влиять на мир. Пример его однако почувствовался, как роковое пророчество для его соседей. Если Россия присоединится к поясу республик, опоясывающих земной шар, то единственным разрывом в этом поясе окажется лишь проклятый германизм. Но тут может случиться то самое, что в электрическом токе, который замкнуть трудно проходимым для энергии материалом. Он накаляется, он сжигается в адском пламени, освещая тьму. Всем сердцем хочется, чтобы демократические народы с освобожденною Россиею, рука-об-руку, развили электричество свое до потрясающего потенциала и сокрушили последнее безумие, задерживающее истинный человеческий прогресс.

Старым людям, родившимся еще в крепостное время, жаль красивых призраков с которыми они органически срослись. Как некоторых католиков до сих пор обольщает тысячелетняя эпопея папства, с его фантастическим величием, так монархистов обольщает красота древнего стиля и весь декорум старого порядка. Но сомнение легко подавить одним убийственным словом: посмотрите, к чему старое «величие» привело. К унижению народному, к кровавой пропасти! Ведь, еще до этой и даже до японской войны наше унижение народное превосходило всякую меру терпения. Для всех мыслящих людей и в России, и во всем свете оставалось неразрешимой загадкой — как это великое русское племя, разлегшееся на двух материках, на величайшей в мире черноземной равнине, все-таки бедствует, хиреет, не доедает, периодически голодает, вымирает от нищеты, пьянства, невежества и всяких заразных болезней. Неужто это вяжется с действительным величием? До войны все мы, мыслящие люди, чувствовали, что хвораем смертельною болезнью, и источник ее — внутри нас. Наконец война с Немцами заставила нащупать этот источник, найти его. Он находился в самом сердце нашей национальности — в ложном принципе старонемецкого самовластия, привитого к нам еще Немецкою слободой в Москве, воспитавшею Петра. И под гибельным внушением Немцев Петр I уничтожил наш национальный парламент заодно с патриаршеством. В конце концов и престол русский перешел в руки немецкой политической эмиграции. Непрерывно пополняясь из Германии, наплыв Немцев влил свое средневековое содержание в опустошенную нашу государственность и запечатал народ наш семью печатями. Мы видим, к чему привела Китай даже вполне окитаившаяся манчжурская династия. Не к лучим результатам привели нас курляндские, голштинские и иные Немцы. Если бы с Сириуса, как в сказке Вольтера, спустился Микромегас и ему сказали, что великий народ подготовляется к борьбе с соседями тем, что отворяет им настежь ворота в свои дворцы и твердыни, то небесный гость не похвалил бы такой народ, не назвал бы его обычай умным.

Будем готовиться к Учредительному Собранию с бодрым сердцем, не оглядываясь, как жена Лота на оставленный Содом. Что порешит совокупная воля народная, то и будет, но, памятуя обманутое доверие, будем осторожны. От новых ошибок никто не застрахован, но смешно и грустно, если мы повторим старые ошибки. Чтобы не делать грубых ошибок, за которые и нам, и потомству нашему придется каяться, мне кажется, нам нужно со скромностью признать свой политический опыт недостаточным и внимательно отнестись к чужому опыту. Мы не одни в человечестве и не у нас одних идет процесс перестройки. Нужно всмотреться, как живут наиболее процветающие страны. Трудно допустить, чтобы учреждения, признанные удобными и разумными в старых культурных странах, оказались глупыми и непригодными для нас, менее избалованных. Но для того, чтобы учиться, выбирать, спорить и приходить к соглашению, нужно некоторое гражданское спокойствие, нужна свобода. Новое наше правительство взяло на себя великую задачу не в темном углу, а на арене, открытой всему свету. Все сознательное человечество следит теперь за тем, обнаружит ли народ русский то необходимое благородство, тот идеализм свободы, которая делает ее героической и священной. Старый порядок рухнул от неуважения к свободе, то же неуважение подрывает и всякий новый порядок, который наследует эту язву. Побольше свободы, побольше равенства отношений, побольше братства, и тогда мы выйдем на широкий простор истории достойные, чтобы свободное человечество не сторонилось от нас, как от варваров.

Это произведение находится в общественном достоянии в России.
Произведение было опубликовано (или обнародовано) до 7 ноября 1917 года (по новому стилю) на территории Российской империи (Российской республики), за исключением территорий Великого княжества Финляндского и Царства Польского, и не было опубликовано на территории Советской России или других государств в течение 30 дней после даты первого опубликования.

Несмотря на историческую преемственность, юридически Российская Федерация (РСФСР, Советская Россия) не является полным правопреемником Российской империи. См. письмо МВД России от 6.04.2006 № 3/5862, письмо Аппарата Совета Федерации от 10.01.2007.

Это произведение находится также в общественном достоянии в США, поскольку оно было опубликовано до 1 января 1929 года.