| Всѣ встали на ципочки отъ изумленія. |
| Bishop Hall’s Satires. |
Я великій человѣкъ (точнѣе, былъ великій человѣкъ), хотя я не авторъ писемъ Юніуса и не Желѣзная Маска: мое имя, если не ошибаюсь, Робертъ Джонсъ, а родился я гдѣ-то въ городѣ Ври Больше.
Появившись на свѣтъ Божій, я первымъ дѣломъ схватилъ себя за носъ обѣими руками. Моя матушка, увидѣвъ это, объявила, что я геній; мой отецъ прослезился отъ радости и подарилъ мнѣ курсъ Нозологіи. Я изучилъ его, прежде чѣмъ надѣлъ штаны.
Тутъ я почувствовалъ призваніе къ наукѣ и скоро сообразилъ, что если только у человѣка имѣется достаточно солидный носъ, то, слѣдуя его указаніямъ, нетрудно достигнуть знаменитости. Но я не ограничивался теоріей. Каждое утро я давалъ себѣ два щелчка по носу и пропускалъ рюмокъ шесть.
Когда я выросъ, мой отецъ пригласилъ меня однажды въ свой кабинетъ.
— Сынъ мой, — сказалъ онъ, — какая цѣль твоего существованія?
— Отецъ мой, — отвѣчалъ я, — изученіе Нозологіи.
— А что такое Нозологія, Робертъ? — спросилъ онъ.
— Сэръ, — отвѣчалъ я, — это наука о носахъ.
— А можешь ты объяснить мнѣ, — продолжалъ онъ, — что такое носъ?
— Носъ, отецъ мой, — возразилъ я съ увлеченіемъ, — весьма различно опредѣляется различными авторами. (Тутъ я посмотрѣлъ на часы). Теперь полдень или около того; до полуночи я успѣю изложить вамъ всѣ мнѣнія по этому вопросу. Начнемъ съ Бартолина: по его опредѣленію, носъ — это та выпуклость, тотъ желвакъ, тотъ наростъ, тотъ…
— Будетъ, Робертъ, — перебилъ добрый старикъ. — Я пораженъ твоими громадными знаніями, ей Боту, пораженъ. (Тутъ онъ зажмурился и приложилъ руку къ сердцу). Поди ко мнѣ! (Тутъ онъ взялъ меня за руку). Твое воспитаніе можно считать законченнымъ, пора тебѣ встать на свои ноги, и самое лучшее, если ты послѣдуешь за своимъ носомъ — итакъ… итакъ… итакъ… (Тутъ онъ спустилъ меня съ лѣстницы и вытолкалъ за дверь) — итакъ, убирайся вонъ изъ моего дома и да блатословитъ тебя Богъ.
Чувствуя въ себѣ божественный afflatus, я считалъ это происшествіе скорѣе благопріятнымъ, чѣмъ плачевнымъ. Я намѣревался исполнить отеческое наставленіе. Я рѣшилъ послѣдовать за своимъ носомъ. Я тутъ же далъ ему два-три щелчка, а затѣмъ написалъ памфлетъ о нозологіи.
Весь Ври Больше пришелъ въ волненіе.
— Изумительный геній! — сказалъ Quarterly.
— Превосхорый физіологъ! — сказалъ Westminster.
— Тонкій умъ! — сказалъ Foreign.
— Прекрасный писатель! — сказалъ Edinburgh.
— Глубокій мыслитель! — сказалъ Dublin.
— Великій человѣкъ! — сказалъ Bentley.
— Божественный духъ! — сказалъ Frazer.
— Изъ нашихъ! — сказалъ Blackwood.
— Кто бы это могъ быть? — сказала мистриссъ Синій Чулокъ.
— Кто бы это могъ быть? — сказала толстая миссъ Синій Чулокъ.
— Кто бы это могъ быть? — сказала тоненькая миссъ Синій Чулокъ.
Но я знать не хотѣлъ этихъ господъ, — я прямо направился въ мастерскую художника.
Герцогиня Ахъ-Боже-Мой, позировала передъ портретомъ, маркизъ Такъ-и-Такъ держалъ ея пуделя, графъ ИТо-и-Се подносилъ ей флакончикъ съ солью, а его королевское высочество Не Тронь-Меня прислонился къ спинкѣ ея стула.
Я подошелъ къ художнику и вздернулъ носъ.
— О, какая прелесть! — вздохнула ея свѣтлость.
— О, Господи! — прошепталъ маркизъ.
— О, безобразіе! — простоналъ графъ.
— О, чудовище! — проворчать его королевское высочество.
— Сколько вы за него возьмете? — спросилъ художникъ.
— За его носъ! — воскликнула ея свѣтлость.
— Тысячу фунтовъ, — сказалъ я, садясь.
— Тысячу фунтовъ! — повторилъ артистъ задумчиво.
— Тысячу фунтовъ! — подтвердилъ я.
— Съ ручательствомъ? — спросилъ онъ, поворачивая носъ къ свѣту.
— Да, — отвѣчалъ я, высморкавшись.
— Это настоящій оригиналъ? — спросилъ онъ, почтительно прикасаясь къ нему.
— Хе! — отвѣчалъ я, закрутивъ его въ бокъ.
— Не было ни одного снимка? — продолжалъ онъ, разсматривая его въ луну.
— Ни одного, — отвѣчалъ я, задравъ его кверху.
— Удивительно! — воскликнулъ онъ, пораженный изяществомъ этого маневра.
— Тысячу фунтовъ! — сказалъ я.
— Тысячу фунтовъ? — сказалъ онъ.
— Именно! — сказалъ я.
— Тысячу фунтовъ! — сказалъ онъ.
— Ни болѣе ни менѣе! — сказалъ я.
— Вы ихъ получите! — сказалъ онъ. — Хорошій экземпляръ.
И тутъ же выдалъ мнѣ чекъ и срисовалъ мой носъ. Я нанялъ квартиру въ Джерменъ-Стритъ и послалъ ея величеству девяносто девятое изданіе Нозологіи съ портретомъ обонятельнаго органа. Повѣса принцъ Уэльскій пригласилъ меня на обѣдъ.
Мы собрались — все львы, все recherchés.
Былъ тутъ современный Платоникъ. Онъ цитировалъ Порфирія, Ямвлиха, Плотина, Прокла, Гіерокла, Максима Тирскаго и Сирійскаго.
Былъ тутъ сторонникъ идеи человѣческаго прогресса. Онъ цитировалъ Тюрго, Прайса, Пристлея, Кондорсе, Сталь и «Честолюбиваго Студента съ слабымъ здоровьемъ».
Былъ тутъ сэръ Положительный Парадоксъ. Онъ объявилъ, что всѣ дураки были философами и всѣ философы дураками.
Былъ тутъ Эстетикусъ Этиксъ. Онъ говорилъ объ огнѣ, единствѣ и атомахъ; о двойственной и предъ-существовавшей душѣ; о сродствѣ и разъединеніи; о первичномъ умѣ и гомеомеріи.
Былъ тутъ Теологосъ Теологъ. Онъ толковалъ о Евсевіи и Аріѣ; о ересяхъ и Никейскомъ соборѣ; о Пюзеизмѣ и субстанціализмѣ; о гомузіосъ и гомойузіосъ.
Былъ тутъ Фрикассе изъ Rocher de Cancale. Онъ разсказывалъ о цвѣтной капустѣ съ соусомъ velouté; о телятинѣ a la St. Menehoult; о маринадѣ a la St. Florentin; объ апельсинномъ желе en mozaïques.
Былъ тугъ Бибулюсъ О’Полштофъ. Онъ распространялся о Латурѣ и Маркобрунненъ, о Муссё и Шамбертенѣ, о Ришбуръ и Сенъ Жоржъ, о Гобріонѣ, Ліонвиллѣ и Медокѣ; о Баракѣ и Преньякѣ; о Гравъ, о Сотернѣ, о Лафитѣ, о С-тъ Перэ. Онъ покачивалъ головой, смакуя Кло де-Вужо, и отличалъ съ закрытыми глазами Хересъ отъ Амонтильядо.
Былъ тутъ синьоръ Тинтонтинтино изъ Флоренціи. Онъ разсуждалъ о Чимабуэ, Арпино, Карпаччіо и Аргостино; о сумрачномъ тонѣ Караваджіо, о граціи Альбано, о колоритѣ Тиціана, о женщинахъ Рубенса и о шалостяхъ Яна Стина.
Былъ тутъ Ректоръ мѣстнаго Университета. Онъ высказалъ мнѣніе, будто луна называлась Бендисъ во Фракіи, Бубастисъ въ Египтѣ, Діаной въ Римѣ и Артемидой въ Греціи.
Былъ тутъ Турецкій Паша изъ Стамбула. Онъ не могъ себѣ представить ангеловъ иначе, какъ въ видѣ лошадей, пѣтуховъ и быковъ и полагалъ, что на шестомъ небѣ есть нѣкто съ семью тысячами головъ; а земля покоится на коровѣ небесно-голубого цвѣта съ безчисленными рогами.
Былъ тутъ Дельфинусъ Полиглотъ. Онъ разсказалъ намъ, какая судьба постигла восемьдесятъ три потерянныя трагедіи Эсхила; пятьдесятъ четыре рѣчи Псея; триста девяносто одинъ спичъ Лизія; сто восемьдесятъ трактатовъ Теофраста; восемь книгъ о коническихъ сѣченіяхъ Аполлонія; гимны и дифирамбы Пиндара и сорокъ пять трагедій Гомера Младшаго.
Былъ тутъ Фердинандъ Фицъ-Фоссиліусъ Полевой-Шпатъ. Онъ сообщилъ намъ объ огненно-жидкомъ ядрѣ и третичной формаціи; о газообразномъ, жидкомъ и твердомъ; о кварцѣ и мергелѣ; о шиферѣ и шерлѣ; о гипсѣ и трапѣ; объ извести и талькѣ; о порфирѣ и мелафирѣ; о слюдяномъ сланцѣ и пуддинговомъ камнѣ; о ціанитѣ и лепидолитѣ; о гематитѣ и тремолитѣ; объ антимоніи и холцедонѣ; о марганцѣ и обо всемъ остальномъ.
Былъ тутъ я. Я говорилъ о себѣ; — о себѣ, о себѣ, о себѣ; — о Нозологіи, о моемъ памфлетѣ и о себѣ. Я задралъ носъ кверху и говорилъ о себѣ.
— Поразительно умный человѣкъ! — сказалъ принцъ.
— Удивительно! — подхватили гости.
А на другое утро ея свѣтлость Ахъ-Боже-Мой, явилась ко мнѣ съ визитомъ.
— Будете вы у Альмака, милое созданіе? — сказала она, ущипнувъ меня за подбородокъ.
— Честное слово, — сказалъ я.
— Съ носомъ? — спросила она.
— Непремѣнно, — отвѣчалъ я.
— Такъ вотъ карточка, жизнь моя. Могу я сказать, что вы будете?
— Дорогая герцогиня — съ радостью.
— Э, нѣтъ! Лучше съ носомъ.
— И его захвачу, радость моя, — сказалъ я, повелъ имъ туда-сюда и очутился у Альмака. Комнаты были биткомъ набиты.
— Онъ идетъ! — крикнулъ кто-то на лѣстницѣ.
— Онъ идетъ! — крикнулъ другой.
— Онъ идетъ! — крикнулъ третій.
— Онъ пришелъ! — воскликнула графиня. — Онъ пришелъ, мой ненаглядный!
И схвативъ меня крѣпко обѣими руками, она трижды чмокнула меня въ носъ.
Это вызвало сенсацію.
— Diavolo! — воскликнулъ графъ Кадрикорнутти.
— Dios guarda! — проворчалъ донъ Стилетто.
— Mille tonnerres! — крикнулъ принцъ де-Гренуйль.
— Tousand Teufel! — пробурчалъ электоръ Блудденнуффъ.
Этото я не могъ вынести. Я разсердился. Я обратился къ Блудденнуффу:
— Милостивый государь! — сказалъ я, — вы павіанъ!
— Милостивый государь! — возразилъ онъ послѣ нѣкотораго размышленія, — Donner und Blitzen!
Больше ничего не требовалось. Мы обмѣнялись карточками. На другое утро я отстрѣлилъ ему носъ, а затѣмъ отправился къ своимъ друзьямъ.
— Béte! — сказалъ первый.
— Дуракъ! — сказалъ второй!
— Олухъ! — сказалъ третій.
— Оселъ! — сказалъ четвертый.
— Простофиля! — сказалъ пятый.
— Болванъ! — сказалъ шестой.
— Убирайся! — сказалъ седьмой.
Я огорчился и пошелъ къ отцу.
— Отецъ, — сказалъ я, — какая цѣль моего существованія?
— Сынъ мой, — отвѣчалъ онъ, — изученіе Нозологіи, какъ и раньше; но, попавъ электору въ носъ, ты промахнулся. Конечно, у тебя прекрасный носъ, но у Блудденнуффа теперь совсѣмъ нѣть носа. Ты провалился, а онъ сталъ героемъ дня. Безспорно знаменитость льва пропорціональна длинѣ его носа, но, Богъ мой! возможно-ли соперничать съ львомъ совершенно безносымъ?
