Мухаметъ II, Султанъ Турецкій, отдавъ послѣдній долгъ родителю своему Амурату, умершему въ Азіи, въ городѣ Бургіи, что въ области называемой Виѳинія, наслѣдовалъ безъ всякаго препятствія престоломъ его. Первымъ его попеченіемъ было окончить войну, начатую Амуратомъ съ Княземъ Кораманійскимъ, и потому онъ выступилъ противъ его съ многочисленнымъ войскомъ и, вскорѣ побѣдивъ, содѣлалъ своимъ данникомъ.
Послѣ того, слѣдуя единственно честолюбивымъ своимъ замысламъ, рѣшился обратить оружіе свое противу Греціи и овладѣть Константинополемъ, не смотря на примиреніе и союзъ заключенный братомъ его Царемъ Іоанномъ, и Греческимъ Царемъ Константиномъ Палеологомъ, сыномъ Мануиловымъ. Болѣе всего мысль эта укоренилась въ немъ отъ того, что въ то время были между Христіанами междоусобныя брани и многіе развраты, такъ что о нихъ можно было сказать: видѣвше не видѣща и слышаще не слышаша. Никто изъ Грековъ, могущихъ подать свою помощь къ избавленію Константинополя, не хотѣл вмешаться въ эту брань, и желалъ лучше погибнуть съ своимъ достояніемъ, чѣмъ употребить его для обороны своего отечества. Но болѣе всего, воля Господня попустила пасть сему граду, гдѣ съ каждымъ днемъ усиливались междоусобія и умножались грѣхи, оскорблявшіе щедроты Божіи.
Сдѣлавшись обладателемъ Ѳракіи, Махометъ Султанъ Турецкій возымѣлъ желаніе взять и Константинополь, для чего повелѣлъ построить городъ въ Пропонтисѣ, на берегу Ѳракійскаго моря, гдѣ устроилъ также и гавань наполнивъ ее кораблями, галерами и катаргами съ значительнымъ войскомъ и пушками—и такимъ образомъ прекратилъ Грекамъ свободный ходъ по морю.
Когда Греческій Царь Константинъ узналъ о намѣреніи Махометовомъ, то крайне удивясь оному, послалъ пословъ своихъ къ Махомету увѣриться въ истинѣ имъ слышаннаго и подтвердить мирные договоры; но Махометъ не принялъ пословъ, и приготовлялся къ осадѣ города. Тогда Константинъ, видя малочисленность своего войска и зная его неопытность въ воинскихъ дѣйствіяхъ, прибѣгъ въ Римъ къ Папѣ и въ другія государства прося со слезами помощи; также послалъ и къ братьямъ своимъ въ Аморію извѣстить ихъ о его несчастіи и преклонить о поданіи помощи, но Латинцы, Италіанцы и Французы, издавна уже покушавшіяся овладѣть Константинополемъ и сами, и предполагая, что когда Турки возьмутъ его, то и они въ свою очередь возьмутъ его у Турокъ—решительно отказались въ поданіи Грекамъ помощи.—Тутъ Константинъ въ величайшемъ страхѣ затворился въ городѣ и незналъ что предпринять....
Отъ сотворенія міра въ лѣто 6961, а отъ Воплощенія Слова Божія 1453, въ Декабрѣ месяцѣ, Махометъ съ безчисленнымъ воинствомъ приступилъ къ Константинополю водою и сухимъ путемъ и объявилъ всѣмъ своимъ воинамъ, дабы возбудить въ нихъ большую храбрость, что отдастъ имъ всѣ сокровища Константинополя, если они овладѣютъ имъ. Пришедъ на место, онъ тотчасъ отдалъ приказъ дѣлать башни, устроивать валы, шанцы, туры и мосты чрезъ рвы, и большой мостъ отъ мѣста Перы до Галаты на двѣ тысячи степеней, чтобы не могла придти къ городу никакая помощь моремъ.—
Царь же Константинъ, смотря на все это и не ожидая ни откуда ни малѣйшаго вспомоществованія, возлагалъ все свое упованіе единственно на Бога, и съ скорбными воздыханіями взывалъ къ Нему непрестанно; а чтобы не допускать Турокъ къ устроенію стѣнобитныхъ орудій, онъ съ воинствомъ своимъ выходилъ изъ города и бился съ ними мужественно, но сила Турецкая отразила всѣ ихъ усилія, и тотчасъ заставляла обращаться опять въ городъ. Тогда Царь, Царица и Патріархъ съ священнымъ соборомъ и множествомъ народа, постились и совершали молебствія обходя Святыя церкви. Константинъ непрестанно ободрялъ своихъ воиновъ, дабы не ослабевали и надеялись на помощь Всемогущаго. Онъ повелѣлъ разстановить воиновъ по градскимъ стѣнамъ, стрѣльницамъ и вратамъ, и гдѣ ожидалъ нападенія, тамъ поставил пушки, и строго запретилъ каждому выходить изъ города. Хотя стѣны Константинополя славились красотою и величиною во всей вселенной, но онѣ небреженіемъ начальниковъ были приведены въ ветхость, и потеряли прежнюю свою крѣпость. Когда Турки окончили всѣ свои пріуготовленія, то рѣшились сдѣлать явный приступъ къ городу, и въ 14 день Февраля они учредили между собою постъ, наблюдаемый ими только днемъ; ночью же веселились и пировали, прощаясь другъ съ другомъ, какъ бы не думая уже болѣе видѣться;—потомъ приступили къ городу со всѣхъ сторонъ, но встрѣтили столь сильное сопротивленіе, что сраженіе ихъ продолжалось тринадцать дней, и Греки не приведены были въ разстройство, но каждый охранялъ свой постъ.—
Въ четырнадцатый день, то-есть Февраля 28, Турки совершивъ скверный свой постъ, прикатили вновь пушки къ стѣнамъ города, и начали стрелять изъ ручницъ и луковъ такъ сильно, что Греки не въ силахъ будучи стоять на стѣнахъ, укрылись, и тайно стреляли въ Турокъ изъ пушекъ и пищалей и многихъ убивали. Турки же не видя на стѣнахъ ни кого, съ крикомъ приступили ближе съ лѣстницами, турами, огнемъ и различными стѣнобитными орудіями, надѣясь тогда же овладеть городомъ, но Греки мужественно отражали нападенія ихъ.
Константинъ, разъѣзжая по всему городу, возбуждалъ мужество воиновъ и повелѣлъ звонить во всѣ колокола, дабы стекались для защиты изъ всѣхъ концовъ города. Тогда звонъ колоколовъ, удары пушекъ, трескъ оружія, плачь и рыданія женъ и дѣтей, сгустившійся отъ огнестрѣльныхъ орудій и огня дымъ, представляли такое ужасное зрѣлище, что нельзя вообразить—казалось, вся земля колебалась и готова была обрушиться въ своихъ основаніяхъ. Эта битва продолжалась цѣлый день, и только при наступленіи ночи Турки отступили отъ города и удалились въ свой станъ. Греки, утомленные битвою и чрезвычайными усиліями, пали какъ мертвые на землю, и только одна стража не покидала постовъ своихъ.—
На утро Царь повелѣлъ собрать мертвыя тѣла и погребсти ихъ по долгу Христіанскому, и оказалось, что однихъ только главныхъ и знаменитыхъ мужей пало 1740; Нѣмцевъ же и Армянъ до семи сотъ человѣкъ. Потомъ Царь и вельможи обходили градскія стѣны и видѣли какъ изнурены были всѣ бывшимъ ужаснымъ сраженіемъ; посмотрѣвъ же на станъ Турецкій, увидѣли целые рвы мертвыхъ тѣлъ и большія громады, наваленныя безъ всякаго порядка, такъ что насчитали убитыхъ до осьмнадцати тысячь. Константинъ приказалъ всѣ оставшіяся у городскихъ стѣнъ стѣнобитныя Турецкія орудія предать огню, а самъ съ Патріархомъ и со всѣмъ соборомъ и боярами пошелъ въ церковь возблагодарить Бога за отступленіе Турокъ, полагая при томъ, что Махометъ видя множество убитыхъ своихъ воиновъ, потому и не продолжалъ долѣе осады. Однакожъ Махометъ думалъ совсѣмъ иначе.
На другой день Махометъ послалъ своихъ сбирать мертвыя Турецкія тѣла, и Константинъ приказалъ Грекамъ имъ въ томъ ни мало не препятствовать, дабы они могли очистить всѣ рвы, заваленные трупами.
Махометъ, увидѣвъ великое множество Турецкихъ труповъ, приказалъ ихъ жечь, и хотя видѣлъ, что не сдѣлавъ большаго вреда Грекамъ, потерялъ столько воиновъ, однакожъ отъ того не потерялъ своего духа, а призвавъ начальниковъ велѣлъ имъ вновь готовить сколь можно болѣе пушекъ и пищалей, и всему воинству быть въ стрѣлѣ къ ежечаснымъ нападеніямъ.
Константинъ же съ своей стороны вновь старался пріобрѣсти союзниковъ, и по сему предмету разсылалъ въ разныя страны посланниковъ съ просьбою о поданіи вспомоществованія въ крайне бѣдственныхъ его обстоятельствахъ. Онъ посылалъ неоднократно и къ братьямъ своимъ, но тѣ решительно не могли оказать ему ни какой помощи, потому, что къ стеченію всѣхъ этихъ горестныхъ положеній, они и сами принуждены были вести войны съ сосѣдними ихъ землямъ народами. Только одинъ Зиновіанинъ, Князь, именемъ Зустеней (а по Греческимъ исторіямъ Геневезскій, изъ города Генева, по имени неизвѣстный), поспѣшилъ на помощь къ Грекамъ на двухъ корабляхъ и двухъ катаргахъ, имѣя съ собою вооруженныхъ шесть сотъ мужей храбрыхъ, и пройдя сквозь все морское воинство Турецкое, приближился благополучно къ стѣнамъ Константинопольскимъ. Князь сей былъ мужественъ и славенъ, какъ увидимъ изъ послѣдующаго.
Увидѣвъ пришедшихъ къ себѣ на помощь воиновъ, Константинъ весьма обрадовался и поспѣшилъ оказать Князю и сопровождавшимъ его возможныя почести, потому что слава, которой пользовался Князь, уже давно была извѣстна въ Греціи. Князь испросилъ подъ свое охраненіе самое опасное мѣсто города, и Констатинъ прибавилъ еще двѣ тысячи воиновъ къ храбрымъ витязямъ Князя; и онъ вскорѣ, поражая Турокъ и прогоняя ихъ отъ мѣстъ охраняемыхъ имъ, показалъ свое мужество и необыкновенную храбрость. И не только онъ занималъ свой постъ, но непрестанно обходилъ городскія стѣны, увѣщавая всѣхъ Грековъ не предаваться унынію, а надѣяться на вспомоществованіе Отца Небеснаго—чѣмъ въ самое короткое время пріобрелъ любовь и уваженіе ото всѣхъ, и всѣ съ чрезвычайнымъ рвеніемъ повиновались ему и слушались его.
Чрезъ тринадцать дней после перваго приступа Турки положили сдѣлать второй, и подступивъ къ стѣнамъ города съ пушками и прочимъ нужнымъ для осады, открыли самый жаркій огонь. Въ числѣ ихъ пушекъ были двѣ чрезвычайной величины, (какъ пишутъ бытописатели, что ядра этихъ пушекъ были величиною въ поясъ стоящаго человека) и поставили эти пушки прямо противъ той части стенъ, которую охранялъ Зустеней. При первомъ ударѣ стѣна, бывшая низка и ветха, сильно поколебалась; при второмъ сокрушилась, и отпала съ верху саженей на пять. Въ третій разъ Турки не успѣли уже выстрелить, потому что ночь наступила уже,—тогда Зустеней приказалъ въ ту же ночь заделать проломанное мѣсто въ стѣнѣ, и за оною, прямо противъ того места, сдѣлать другую деревянную стену, и засыпать землею,—что и было исполнено.—
На утро Турки опять начали стрелять изъ пушекъ, и когда разгромили несколько стѣны, то выстрелили изъ большой пушки, ожидая, что разрушатъ стѣну ту до основанія; но ядро пролетело выше стѣны, захватя только семь зубцовъ, и ударясь о стѣну церковную, разлетелось на части. Въ полдень они стали приготовлять ту пушку ко второму выстрелу, но Зустеней навелъ свою пушку противу той, и велѣлъ выстрелить, и случилось такъ, что ядро попало прямо въ устье большой пушки и разбило ее. Увидѣвъ это, Махометъ воспалился яростію, и убѣждалъ своихъ воиновъ употреблять всѣ силы къ одолѣнію Грековъ.
Съ страшными криками устремились Турки и моремъ и сушею на приступъ города. Греки противились какъ могли, стрѣляя изъ пушекъ и пищалей, и убивали многихъ Турокъ. Кромѣ людей Духовнаго званія, всѣ безъ изключенія Греки участвовали въ этой битвѣ. Самъ Царь, объѣзжая стѣны со всѣми своими вельможами, укрѣплялъ духъ сражающихся; также и Зустеней поспѣвалъ вездѣ и ободрялъ воиновъ, которые, вдругъ услышавъ звонъ у церквей, произведенный по повелѣнію Константина, укрепились вдвое и храбро дрались съ непріятелемъ. Убитыхъ и раненыхъ было съ обеихъ сторонъ чрезвычайно много: Турки падали безпрестанно, а Греки какъ снопы валились со стѣнъ. Кровь текла рекою, и рвы наполненные трупами убитыхъ служили какъ бы мостомъ для Турокъ. Къ счастію Грековъ, ночь прекратила дальнейшія дѣйствія, ибо они такъ утрудились и изнемогли, что падали бывъ не въ состояніи преодолеть своей слабости. При наступленіи ночи и Турки удалились въ свой станъ. Всю ночь былъ слышанъ вопль и стоны раненыхъ, оставшихся на мѣстѣ битвы.—
На другой день Греческій Царь приказалъ собрать тѣла убитыхъ для погребенія, и раненыхъ для пользованія,—и было собрано мертвыхъ труповъ Грековъ, Нѣмцевъ и Армянъ и другихъ пришельцевъ пять тысячь семь сотъ человѣкъ. После, того Зустеней, взошедъ на стѣны, смотрѣлъ на трупы Турокъ, и донесъ Патріарху и Царю, что число убитыхъ неверныхъ должно простираться до тридцати пяти тысячь. Не смотря на сіе, Царь слезно плакалъ, видя паденіе своихъ, и не ожидая ни откуда помощи; но Патріархъ и вельможи старались утѣшить Царя, и всѣ вошедши въ церковь, всю ночь молились Господу Богу.
Махометъ, сначала не хотѣлъ собирать своихъ убитыхъ, а вознамѣрился ими стрелять изъ пушекъ въ городъ, въ томъ чаяніи, что они тамъ сгніютъ и осмрадятъ жителей; но узнавъ, что городъ чрезмѣрно пространенъ, приказалъ собрать всѣ трупы и сжечь. Потомъ въ девятый день онъ вновь повелѣлъ полкамъ своимъ приступить къ Константинополю, и большую пушку отделать какъ можно крѣпче. Намѣренія его были: всякій день поражать Грековъ.—
Видя и зная все то, Зустеней пришелъ съ Патріархомъ и вельможами къ Царю, и сказалъ ему: мы видимъ, о Царь, какъ Махометъ, непріятель нашъ, не ослабѣваетъ въ дѣлѣ своемъ, но еще къ жесточайшимъ готовится бранямъ; мы же, не надѣясь ни накакую помощь, что можемъ предпринять къ отраженію его великихъ силъ? А потому я совѣтую тебѣ, Царь, выйдти изъ города, и когда окрестные народы узнаютъ о томъ, то, я увѣренъ, поспѣшатъ къ тебѣ на помощь; да и непріятель, услыша о томъ, отступитъ отъ города.—Царь, обливаясь горьчайшими слезами, долго не могъ произнести ни одного слова—такъ велика была скорбь его, наконецъ онъ сказалъ: благодарю за совѣтъ, поелику онъ можетъ быть и полезенъ мнѣ: но какъ я могу его исполнить и оставить церкви Божіи, и царство, и народъ въ столь величайшемъ бѣдствіи? Что обо мнѣ скажутъ и другіе народы? Нетъ, я не сдѣлаю этого, и умру вмѣстѣ съ вами. Патріархъ и вельможи старались поскорѣе окончить совѣщаніе, дабы о томъ не узнали Греки и не пали бы духомъ. Царь еще разъ послалъ въ Амморію и въ прочіе острова просить о помощи. Во время же бездѣйствія Греки выходили за городъ ночью, дѣлали подкопы и ставили въ нихъ сосуды съ порохомъ; на стѣнахъ же готовили сосуды съ сѣрою и смолою и поскони съ порохомъ.
Послѣ сего двадцать пять дней бились почти безпрестанно.
По прошествіи оныхъ, Турки вновь приступили къ городу съ большою пушкою, которую утвердили желѣзными обручами; но когда выстрѣлили изъ нея, то она опять разсѣлась на части. Махометъ разсердился и велѣлъ подкатить со всѣхъ сторонъ туры и большія древеса; онъ хотѣлъ турами, древесами и землею наполнить рвы и приблизить многія пушки къ городу. Но когда Турки, исполняя повелѣніе вождя своего, начали засыпать рвы, тогда Греки тайно зажгли порохъ, поставленный ими въ подкопахъ, и вдругъ загремѣлъ ужасный громъ, земля поднялась съ турами, древесами и народомъ, яко буря сильная, на чрезвычайную высоту, и страшно было слушать трескъ, вопль и стонъ Турокъ, такъ что и сами Греки бѣжали отъ мѣстъ своихъ въ ужасѣ; люди и древеса съ высоты своей упадали кто въ городъ, кто въ станъ Турецкій, кто во рвы и оные всѣ наполнились трупами. Когда Греки пришли вновь на стѣны, то увидѣли Турокъ въ чрезвычайномъ множествѣ лежащихъ во рвахъ, лили на нихъ смолою и сѣрою, и такимъ образомъ умертвивъ ихъ въ безчисленномъ количествѣ, избавились въ тотъ день отъ пораженія и спасли градъ.
Махометъ, со множествомъ избранныхъ своихъ стоявъ вдали, смотрѣлъ на гибель своихъ воиновъ, и въ страхѣ и недоумѣніи не зналъ что дѣлать. Страхъ этотъ овладѣлъ и тѣми изъ его полковъ, которые остались живы и отступили отъ города. Греки же, вышедши за городъ, добивали Турокъ, остававшихся не убитыми, и собравши цѣлыя громады Турецкихъ труповъ зажгли ихъ вмѣстѣ съ древесами и со всѣми орудіями, оставшимися при удаленіи непріятеля.
Царь, Патріархъ, вельможи и народъ исполнились чрезмѣрною радостію и ходили по церквамъ, совершая благодарственныя молебствія: они думали, что наступилъ уже конецъ брани.—Послѣ этаго сраженія, столь невыгоднаго для Турокъ, Махометъ многіе дни советовался что предпринять, и умыслилъ уже отступить отъ города, тѣмъ болѣе, что и морской путь становился уже удобнымъ, и онъ полагалъ, что тогда къ Грекамъ придутъ кто либо изъ союзниковъ. Царь же и Патріархъ со всѣмъ Синклитомъ советовались также, и придумали, къ несчастію своему, отправить къ Махомету пословъ и склонить его къ миру. Махометъ, бывъ крайне хитръ, очень обрадовался тому, ибо понималъ, что только одна крайность принудила Грековъ къ таковому посольству, и онъ отвѣчалъ посламъ: я не иначе соглашусь на миръ, какъ тогда только, когда Царь изыдетъ въ Амморію, а Патріархъ и прочіе, кто куда хочетъ, и я сдѣлаю съ вами вѣчный миръ, не вступлюсь никогда въ Амморію и въ острова ея; если же имъ не захочется выйдти изъ города, то пусть останутся въ немъ и живутъ подъ моею державою, со всѣмъ своимъ достояніемъ, безъ вреда и печали.
Когда послы извѣстили Царя о рѣшеніи Махомета, то онъ и Патріархъ и весь народъ, возстенали отъ сердца и воздѣвъ руки къ небу, молили Господа, да не оставитъ ихъ; потомъ стали опять готовиться къ бою, грустя о томъ, что посылали пословъ къ непріятелю, тогда какъ онъ готовъ уже былъ удалиться отъ предѣловъ ихъ.
Чрезъ три дня послѣ того, какъ Махометъ принималъ посланниковъ, его извѣстили, что большая пушка устроена крѣпчайшимъ образомъ, и онъ отдалъ приказаніе полкамъ идти къ городу и открыть битву. Все это было попущеніемъ Божіимъ, за грѣхи народа, и такъ сбывается все предреченное о градѣ томъ.
Мая въ шестой день Махометъ приступил къ городу, приказавъ открыть огонь изъ всѣхъ пушекъ и это продолжалось три дни; когда же надломали стѣну, то ударили изъ большой пушки и стѣна разрушилась во многихъ мѣстахъ; при второмъ же ударѣ стѣна пала, и открылось большое пространство оной, куда тотчасъ вбѣжало множество Турокъ; но Греки крѣпко сражались и хотя Турки цѣлую ночь продолжали стрѣлять въ то мѣсто, что бы воспрепятствовать Грекамъ задѣлать проломъ, но сіи послѣдніе успѣли, не смотря ни на что, на мѣсто палой стѣны, соорудить башню довольно большую и крѣпкую.—
Утромъ, послѣ сего, непріятель вновь ударилъ изъ большой пушки пониже перваго мѣста, и стѣна сокрушилась; при второмъ ударѣ и третьемъ, она пала, и опять Турки съ крикомъ бросились въ проломъ, Греки же встрѣтивъ ихъ сразились съ ними какъ дикіе звѣри и страшно поражали другъ друга.
Тогда Зустеней, собравъ часть воиновъ, устремился на Турокъ и прогналъ ихъ со стѣнъ; нѣкто же изъ Янычарскихъ начальниковъ, по имени Амуратъ, крѣпкій и храбрый воинъ, бившись съ Греками достигъ до Зустенея и началъ драться съ нимъ такъ жестоко, что Зустуней началъ уже ослабевать; но одинъ изъ благородныхъ Грековъ, соскочивъ со стѣны, отсѣкъ Амурату сѣкирою ногу, и тѣмъ избавилъ Зустенея отъ неминуемой смерти.
Потомъ Флабузаръ Мустафа, воевода восточный и Амарбей съ своими полками напали на Грековъ, и сильно одолевали ихъ. Но на помощь гражданамъ приспѣлъ стратигъ Рагкавей, и тотъ прогналъ Турокъ до самаго Амарбея, который видя, что Рагкавей побиваетъ Турокъ, напалъ на него съ обнаженнымъ мечемъ, но Рагкавей, имѣя необычайную силу, поднялъ обеими руками свой мечь, и такъ поразилъ Амарбея по рамѣ, что разсѣкъ его на двое. После сего Турки въ большомъ количествѣ напали на Рагкавея, и разсѣкли его на части, ибо онъ одинъ не могъ сопротивляться множеству. Такимъ образомъ, по многократнымъ жаркимъ битвамъ Турки принудили Грековъ возвратиться обратно въ городъ, где вскоре произошелъ великій плачь о Рагкавеѣ, за то, что онъ былъ очень мужественъ и любезенъ Царю. Наконецъ настала ночь, и обе стороны принуждены были разойтись по своимъ мѣстамъ; но все еще Турки на проломъ не переставали стрелять. Однако граждане успѣли вместо упалой стены нѣсколько подалѣе воздвигнуть башню, и тайно поставили въ ней несколько пушекъ. Когда по утру непріятели увидели не заделанную стѣну, то съ крикомъ устремились туда и бились съ Греками; чѣмъ болѣе ослабевали Греки, тѣмъ дерзновеннее становились Турки и уже думали одолеть весь городъ. Въ одно время Турки сгустились въ одно мѣсто, и Греки съ умысломъ разбежались и тутъ вдругъ ударили изъ нѣсколькихъ пушекъ, и побили многихъ Турокъ. Изъ города напалъ на непріятеля Палеологъ Стратигъ со многими воинами, и сильно побѣждалъ всѣхъ сопротивлявшихся ему; онъ встрѣтился съ восточнымъ воеводою Флабураромъ Мустафою съ довольнымъ числомъ Турокъ и не могъ устоять противъ сего, такъ что вынужденнымъ нашелся съ Греками обратиться въ городъ. Тогда Феодоръ Тысящникъ совокупился съ Зустенеемъ и оба сразились съ Турками, которые уже повсеместно одолевали Грековъ. Въ ту минуту Царь окруженный боярами и Стратигами былъ въ притворѣ великія церкви, и между прочими советами, сказалъ всѣмъ бывшимъ съ нимъ: «Сколько уже дней мы безпрестанно сражаемся съ Турками, сколько народа погибло въ это время, и если еще такъ продолжаться будетъ, то и всѣхъ насъ умертвятъ и овладѣютъ городомъ—а потому я предлагаю всѣмъ: выйдемъ изъ города ночью на удобное мѣсто, и, да поможетъ намъ Господь! нападемъ на непріятеля сзади и,—тогда, или умремъ за церковь Божію, или получимъ избавленіе.—
На такой советъ были многіе согласны, зная храбрость и силу Царя, но Архидуксъ и Николай Епархъ и некоторые другіе, помолчавъ и размысливъ хорошо, отвечали: пять мѣсяцовъ уже прошло, какъ мы воюемъ съ Турками и если на то будетъ воля Божія, то война можетъ продолжиться и еще пять мѣсяцовъ. Безъ помощи Божіей, что можемъ мы сделать? Въ одинъ часъ погибнемъ всѣ и погибнетъ градъ нашъ. Будемъ просить Господа и надѣяться на Него.—Великій же Доместикъ, Логоѳетъ и другіе давали совѣтъ Царю, изойти изъ града, и сзывать на помощь Христіанъ. Когда совѣтъ ихъ еще ничѣмъ не кончился, прибежали къ Царю, и извѣстили его, что Турки взошли уже на стену и одолѣваютъ Грековъ. Царь быстро вскочивъ побѣжалъ со всѣми съ нимъ бывшими на сѣчу. Зустеней и Стратиги храбро защищались и поражали непріятеля; но Турки конные и пѣшіе входили въ городъ, и страшно били Грековъ, такъ что если-бы не подоспѣлъ Царь на помощь имъ, то конечно была бъ конечная гибель городу. Когда Царь достигъ до мѣста битвы, то устремился храбро на непріятеля, съ однимъ только мечемъ въ рукахъ, и нещадно поражалъ всѣхъ, кто только встрѣчался на пути его. Страшно было смотрѣть какъ благочестивый Царь, мужественно кидался въ самыя опасныя мѣста, какъ многихъ разсѣкалъ на двое, а иныхъ съ головы до конскаго хребта. Турки же бросали въ него всякаго рода орудія и стрѣляли непрестанно, но какъ говорится, бранной побѣды и Царскаго паденія безъ Божія промысла не бываетъ—всѣ орудія и стрѣлы пролетали мимо Царя. И такъ Турки не въ силахъ будучи переносить пораженій Царя и другихъ вельможъ, побѣжали къ разрушенному мѣсту въ стѣнѣ, но и тамъ Греки мужественно встрѣтили ихъ и прогнали за рвы. Такъ ввечеру всѣ отступили отъ города. Николай Епархъ велѣлъ гражданамъ, на другой день пометать изъ города вонъ всѣ трупы убитыхъ Турокъ, на показаніе и страхъ непріятелямъ,—и оказалось таковыхъ шестнадцать тысячь, которыхъ Турки взявши сожгли.
Епархъ велѣлъ также разрушенное мѣсто заделать все деревянною стѣною и поставить башню. Махометъ въ теченіи цѣлыхъ трехъ дней собиралъ своихъ Пашей и прочихъ совѣтниковъ и совѣщаясь съ ними, говорилъ: мы видимъ гяуровъ сихъ охрабрившихся на насъ, и если будемъ продолжать такъ долѣе съ ними драться, то я не надѣюсь ихъ одолѣть, потому что объ одномъ только разрушенномъ мѣстѣ многимъ биться не совмѣстно, а малымъ числомъ, то они насъ одолѣваютъ. И такъ сдѣлаемъ, какъ прежде, большой приступъ, подвигнемъ туры и лѣстницы къ стѣнамъ во многихъ мѣстахъ, и когда Греки разойдутся по всѣмъ имъ, для сопротивленія намъ, тогда мы приступимъ къ разрушенному мѣсту.—И такъ утвердясь на этомъ, онъ приказалъ исполнить все такъ, какъ было имъ назначено. Когда же туры, лѣстницы и прочія приступныя орудія были приготовлены въ достаточномъ количествѣ, то Турки бились съ Греками нѣсколько дней, не давая имъ ни мало времени для отдохновенія дабы привести ихъ въ большее изнеможеніе.
Въ 21 день Мая было страшное знаменіе надъ городомъ, именно: ночью внезапно озарился весь городъ свѣтомъ великимъ, такъ что стражи, видѣвъ то, подумали, что Турки зажгли весь городъ, и потому бѣжали съ ужаснымъ крикомъ, на который собралось множество людей, и увидѣли, что у великія церкви Святыя Софіи изъ верхнихъ оконъ изшелъ сильный огненный пламень, продолжавшійся долгое время; а потомъ пламень тотъ измѣнился и былъ неизрѣченный свѣтъ, который опять скрылся въ высотѣ. Всѣ видя то ужаснулись, и горько заплакавъ восклицали: Господи, помилуй насъ!
Когда же свѣтъ тотъ достигъ до неба, то оное разверзлось и пріяло свѣтъ, чѣмъ и окончилось видѣніе.
На утро, слѣдовавшее за симъ, стражи увѣдомили о видѣніи Патріарха, и онъ собравъ бояръ и совѣтниковъ пошелъ съ ними
къ Царю, и вновь уговаривалъ его: выйти съ Царицею изъ города; когдаже Царь отказалъ по прежнему,—Патріархъ сказалъ: Я знаю, что тебѣ, о Царь, извѣстно все предреченное о градѣ нашемъ, и нынѣшнее страшное видѣніе не подтверждаетъ ли то: свѣтъ, паче же благодать Духа Пресвятаго, дѣйствующаго во Святой Великой Церкви, съ прежними свѣтильниками, вселенскими Архіереями и Царями благочестивыми, также и Ангелъ отъ Бога поставленный на храненіе великія Церкви и града сего (при Іустиніанѣ Царѣ великомъ), а эту ночь отошелъ на небо, и сіе служитъ знаменіемъ, что милость Божія и щедроты Его отошли отъ насъ, и что Господь Богъ, хочетъ ради грѣховъ нашихъ предать и городъ сей и насъ непріятелямъ нашимъ!—Послѣ сего Патріархъ представилъ Царю стражей и нѣкоторыхъ изъ народа, видѣвшихъ знаменіе, и они все подробно разсказали о видѣніи томъ.—
Царь, услышавъ то, упалъ какъ мертвый, и нѣсколько времени не говорилъ ни слова, такъ что его съ трудомъ привели въ чувство. Послѣ того Патріархъ и весь сѵгклитъ опять уговаривали Царя: да изыдетъ онъ изъ града съ избранными имъ и ищетъ помощи. Царь настаивалъ въ прежнемъ отказѣ, и между прочимъ сказалъ имъ: если Господь Богъ соизволилъ быть сему, то гдѣ мы избѣгнемъ Его гнѣва! И прежде меня сколько царей славныхъ и великихъ пострадали и получили смерть за любезное мнѣ отечество, и я развѣ не могу сдѣлать тогоже! Я рѣшился уже умереть здѣсь вмѣстѣ съ вами!—
Черезъ день послѣ описаннаго видѣнія, когда всѣ жители Константинополя узнали о немъ, то страхъ и ужасъ наполнилъ сердца ихъ, и все ихъ мужество и храбрость растаяли какъ воскъ. Патріархъ утѣшалъ народъ сколько ему было возможно, обѣщая оному помощь Божію; самъ же съ Архіереями и священнымъ соборомъ, взявъ Святыя Иконы и Животворящее древо, обходилъ стѣны города, и съ слезными молитвами просилъ Господа о избавленіи города; и весь народъ наполнял храмъ, съ жарчайшимъ усердіемъ возносилъ моленіе свое ко Господу, умолял Его о помощи; но Турки и въ это время нападали на Грековъ и не давали имъ покоя. Султанъ Махометъ, собравъ всѣхъ своихъ военоначальниковъ, раздѣлилъ имъ мѣста, гдѣ каждому дѣлать приступъ: Карачибею повелѣлъ быть противу царскаго дворца, Калихорею противу деревянныхъ воротъ, Беклербегу и восточному Мустафѣ Флабурарю противу Глигіи и золотаго мѣста, западному Беклербегу противъ Херсона, самъ же назначилъ себѣ мѣсто посреди ихъ противъ вратъ Святаго Романа и разрушеннаго мѣста. Морскимъ его воеводамъ приказано было Балтаули Пашѣ и Гаганъ Пашѣ атаковать городъ съ обѣихъ сторонъ моря, такъ чтобы въ одно и тоже время и по морю и посуху наносить Грекамъ тягчайшіе удары.—
И Мая въ двадцать шестой день, Турки совершивъ свою молитву, съ крикомъ и угрозами устремились къ Константинополю, влача съ собою всѣ нужныя для осады орудія, и пушки и пищали, и туры, и лѣстницы и всѣ другія стѣнокрушительныя орудія. Въ тоже время и со стороны моря подошли всѣ ихъ корабли и каторги близко къ городу и страшная битва въ минуту завязалась со всѣхъ сторонъ. Туркамъ скоро удалось сбить Грековъ со стѣнъ, и они, перекинувъ мосты чрезъ ровъ и придвинувъ деревянныя городки и башни, силились проникнуть на стѣны; но Греки мужественно сопротивлялись имъ, и не допускали ихъ до того. Самъ Махометъ, приказавъ ударять съ шумомъ и громомъ въ разныя орудія, окруженный многочисленнымъ воинствомъ, какъ сильная буря приближился и сталъ противъ разрушеннаго мѣста, надѣясь тѣмъ привести всѣхъ Грековъ въ страхъ и трепетъ. Градскіе Стратиги, Зустуней и многіе благородные воины находились противъ Султана и страшно сопротивлялись всѣмъ усиліямъ Турокъ. Хотя Греки и гибли повсюду, но послѣдній часъ ихъ конечной гибели не преспѣлъ еще, и они боролись съ непріятелемъ съ неимовѣрнымъ мужествомъ и храбростію. Битва эта далеко превосходила всѣ прежде бывшія. Патріархъ и весь соборъ во Святой великой Церкви съ плачемъ и рыданіемъ просили Господа и Пресвятую Его Матерь о низложеніи враговъ и о укрѣпленіи Христіанскаго воинства. Царь поспѣшилъ самъ къ разрушенному мѣсту съ главными, избранными имъ воинами, и увидѣвъ тяжкую брань съ плачемъ воззвалъ къ воинству: Други и братія мои! вотъ наступило время обрѣсти намъ вѣчную славу;—болѣе же всего, мученическіе вѣнцы пострадавшимъ за Православную вѣру! и ударивъ коня своего хотѣлъ перескочить черезъ разрушенное мѣсто и достигнуть самаго Махомета, чтобы отмстить на немъ пролитіе Христіанской крови; но былъ удержанъ Стратигами, представившими ему сколь опасно было такое предпріятіе, и тѣмъ болѣе, что Султанъ находился посреди всего своего воинства. Тогда Царь устремился на другихъ Турокъ и разсѣкалъ ихъ, какъ и прежде, съ удивительною силою и мужествомъ. Турки вынуждены были удалиться изъ города, даже за рвы, и не смотря на крики и понужденія самаго Махомета, они не могли снова ворваться въ городъ, ибо Греки метали на нихъ со стѣнъ зажженную посконь со смолою и сѣрою.—Греки утвердились въ разрушенномъ мѣстѣ, и дѣлая чудеса храбрости безпрестанно восклицали другъ другу: умремъ за Церковь Божію! Такъ дрались до полночи, и тогда по причинѣ совершенной темноты Турки удалились въ свои притины—чѣмъ и прекратилась, на сей разъ, битва. Турки удалясь отъ города зажгли огни, и поместясь возлѣ ихъ, стерегли городъ и свои стѣнобитныя орудія, оставшіяся на мѣстѣ, дабы Греки, во время ночи не истребили ихъ. Самъ Махометъ оставался съ ними и провелъ вмѣстѣ всю ночь.
Въ двадцать седьмой день Мая, Махометъ снова приказалъ громить стѣны города, и въ девятомъ часу навести большую пушку на разрушенное мѣсто. Выстрѣлъ былъ жестокъ и разбилъ башню, но Греки держались отчаянно, и день тотъ кончился тѣмъ, что Турки не сдѣлали ничего особеннаго въ свою пользу.
При наступленіи ночи, Зустуней съ воинами началъ опять дѣлать башню, но вдругъ каменное ядро, пущенное отъ непріятелей, ударило его въ грудь и онъ упалъ за мертво; но его тотчасъ подняли и отнесли въ домъ. Бывшіе съ Зустунеемъ при устроеніи башни, не знали что имъ дѣлать безъ него, ибо одно только его благоразуміе и мужество могли быть полезными въ такомъ затруднительномъ положеніи Грековъ. Царь, узнавъ о происшедшемъ, весьма опечалился и пошелъ съ вельможами своими къ Зустунею, гдѣ уже собравшіеся врачи трудились надъ нимъ всю ночь, оказывая возможное вспомоществованіе, и Зустуней, почувствовавъ облегченіе, вкусилъ немного пищи и заснулъ; но сонъ его былъ кратокъ, и онъ велѣлъ нести себя въ то мѣсто, гдѣ устроивалась башня, и тамъ при его распоряженіяхъ, дѣло устройства приняло совсѣмъ другой оборотъ.
Въ двадцать осьмой день Мая, по утру, какъ скоро Турки увидѣли, что Греки дѣлаютъ башню, то тотчасъ устремились къ разрушенному мѣсту. Флабураръ же восточный съ великимъ множествомъ Турокъ, въ числѣ коихъ было пять человѣкъ страшныхъ видомъ и чрезвычайно большихъ ростомъ, напалъ съ быстротою на Грековъ и нещадно умерщвлялъ ихъ. На эту сѣчу поспѣшилъ Протостраторъ, съ сыномъ своимъ и воинами, и ударили на Турокъ съ яростію. Тогда началась престрашная сѣча. На одной изъ стѣнъ городскихъ стояли въ то время трое благородныхъ воиновъ, братьевъ, которые увидя, какъ пятеро великановъ Турецкихъ жестоко побивали Грековъ, соскочили со стѣны, и напали на нихъ; и такъ храбро и искусно дрались, что имъ удивлялись сами Турки. Убивъ двоихъ изъ тѣхъ великановъ, герои эти удалились отъ прочихъ безъ вреда. Наибольшая брань кипѣла въ томъ мѣстѣ, гдѣ была разрушена стѣна, и Турки жестоко стѣсняли Грековъ; но Стратиги, вельможи и Зустуней крѣпко держались на своихъ мѣстахъ, и мертвые падали съ обоихъ сторонъ въ чрезвычайномъ количествѣ. Пушки гремѣли безпрестанно. Одно ядро оторвало часть большаго бревна, и оно ударилось въ правое плечо Зустунея, такъ сильно, что онъ упалъ, какъ мертвый; но видѣвшіе то вельможи съ горькими слезами взяли его и отнесли съ мѣста сраженія. Турки услыша стенаніе и вопль Грековъ, произшедшіе отъ горести по Зустунеѣ, съ вящшимъ жаромъ устремились на нихъ, топтали ихъ конями своими и въ безпорядкѣ прогнали въ городъ. Видя таковое стремление Турокъ, Стратиги и прочіе старались всѣми силами удержать бѣгущихъ Грековъ, и собственнымъ примеромъ вдохнуть въ нихъ мужество, но бывъ отвсюду одолѣваемы принуждены были и сами обратиться въ бѣгство, и гибель города была бы тогда же совершена, еслибъ самъ Царь Константинъ не успѣлъ прибыть имъ на помощь. Онъ встрѣтивъ Зустунея, котораго несли чуть жива, горько заплакалъ, и въ ярости сердца, устремился на непріятеля съ своими храбрыми воинами, все опровергая и нещадно убивая Турковъ, и имѣя въ рукѣ только одинъ мечь; но удары его были такъ быстры, что никто не успѣвалъ отъ нихъ уклониться, и такъ сильны, что никакая броня не могла устоять отъ нихъ. Онъ разсѣкалъ на двое, даже и всадниковъ и коней ихъ. Турки чувствовали всю силу ударовъ Царя и потерявъ надежду на побѣду, отбѣжали къ разрушенному мѣсту, но и тамъ были встречены множествомъ собравшихся Грековъ, побивавшихъ ихъ жестоко. Наконецъ Турки были прогнаны за городъ, а тѣ, которые не успѣли удалиться вмѣстѣ съ другими, были умерщвлены на улицахъ.
Такъ Константинополь избавился еще разъ отъ непріятеля, и Греки предались отдохновенію. Та ночь прошла безъ всякихъ военныхъ дѣйствій. Царь, Патріархъ и прочіе, полагая, что уже былъ конецъ войнамъ, пошли въ великую Церковь и благодарили Господа Бога. Весь народъ превозносилъ громкими похвалами мужество, геройство и храбрость Царя.
Увѣряютъ, что и Царь самъ нѣсколько возгордился своею храбростію, и слишкомъ понадѣялся на нее—думая, что непріятель оставитъ дальнѣйшія дѣйствія; но увы! не вѣдалъ воли Божіей, хотѣвшей того. Махометъ, видѣвъ что Турокъ пало безчисленное множество, и слыша, какъ превозносили похвалами храбрость, и мужество Царя, провелъ всю ночь безъ сна, и совѣтуясь съ своими военноначальниками: не отступить ли имъ въ
туже ночь, чему и морской путь благопріятствовалъ; но по волѣ Божіей, намѣренія его не состоялись.
Въ ту жѣ ночь было надъ городомъ слѣдующее знаменіе: въ седьмомъ часу ночи, появилась надъ городомъ густая и мрачная тма, и воздухъ чрезвычайно сгустился, и начали упадать на городъ капли, подобныя слезамъ, величиною съ воловое око, и цвѣтомъ червляныя и оставались тѣ капли лежащими на земли очень долгое время. Всѣ ужаснулись и были въ непомѣрномъ страхѣ. Патріархъ же и сигклитъ, видя таковый гнѣвъ Божій, решились снова притти къ Царю и умолять его, говоря ему слѣдующее: самъ знаешь, Царь, все предсказанное о нашемъ городѣ премудрыми мужами, по волѣ Божіей за грѣхи наши, что нынѣ и сбывается съ нами. Прежде сего ты видѣлъ отшествіе отсюда на небо всякія Святыни, нынѣ же и самая тварь является плачущею,—что не иное что, какъ гибель нашего града возвѣщаетъ; а потому и молимъ тебя, изыди изъ града, да не погибнемъ всѣ вкупѣ.
Царь не внималъ ихъ моленію, но говорилъ: да будетъ воля Господня! я обѣщалъ уже вамъ не одинъ разъ, пострадать вмѣстѣ съ вами за любезное отечество наше, болѣе же за вѣру Христіанскую и за православныхъ Христіанъ!—
Махометъ Султанъ видѣвъ тму, бывшую надъ Константинополемъ, созвалъ своихъ книжниковъ и спрашивалъ ихъ, что они думаютъ о семъ, и они отвѣчали ему: «тма эта ни что иное являетъ, какъ только гибель города.» Махометъ весьма обрадовался сему, и отмѣнилъ свое намѣреніе оставить осаду города, но готовился съ возможною поспѣшностію на новую брань.
Мая въ двадцать девятой день Султанъ повелѣлъ идти впередъ тмочисленной своей пѣхотѣ, за ними везти пушки и пищали, и пришедъ построились прямо противъ разрушеннаго мѣста и начали производить такую страшную стрѣльбу, что вскорѣ отбросили назадъ Грековъ; тогда пѣхота Турецкая, очистивши путь коннымъ воинамъ, ровняла рвы, и въ разныхъ мѣстахъ дѣлала мосты. Когда путь конницѣ былъ очищенъ, то она понеслась прямо въ городъ, и топтала всѣхъ сопротивлявшихся Греческихъ воиновъ и гражданъ. Тутъ Стратигъ и Магистръ со многими конными воинами поспѣшилъ встрѣтить Турокъ, уже рыскавшихъ по стогнамъ города. Въ это время и Царь съ вельможами и войскомъ вмѣшался въ ряды сражающихся и принудилъ Турокъ отступить къ разрушенному мѣсту; но Флабураръ Мустафа со всѣмъ своимъ полчищемъ, прискакавъ сдѣлалъ столь сильный натискъ, что разсѣялъ полки Греческіе, и съ копьемъ въ рукѣ устремился на самаго Царя Константина. Царь отвелъ щитомъ копье и поразивъ Мустафу мечемъ въ голову, разсѣкъ его на двое. Турки съ громкимъ крикомъ схватили трупъ Мустафы и отвезли къ Султану. Тутъ Греки успѣли выгнать непріятеля за городъ; но вскорѣ свѣжіе Турки принялись за сѣчу, и утѣсняли, ужаснымъ образомъ, уже ослабѣвшихъ Греческихъ воиновъ. Султанъ узнавъ о смерти Флабурара сильно опечалился, ибо крайне любилъ его за храбрость и благоразуміе, и рѣшился самъ итти на брань съ новыми силами, а на Царя велѣлъ навесть пушки, страшась его мужества. Новыя силы, пришедшія съ Султаномъ со многими пушками, принудили вновь Греческихъ воиновъ отступить далѣе въ городъ.
Махометъ послалъ еще пашу Балтаули съ новыми пушками въ среду сражающихся, а противу Царя отрядилъ три тысячи воиновъ съ повелѣніемъ поймать его или убить;—въ противномъ случаѣ угрожалъ имъ смертію.—
Вельможи, Стратиги и магистры Греческіе, постигнувъ дерзкое намѣреніе непріятеля, старались отвести Царя, и тѣмъ избавить отъ явной гибели, но Царь, обливаясь слезами, говорилъ имъ: оставьте меня! Пусть я умру съ вами вмѣстѣ ради вѣры Христіанской. Однакожъ вельможамъ удалось его отвести нѣсколько отъ народа, и тогда они вновь уговаривали его всѣми возможными средствами и просьбами, оставить тотчасъ городъ—но Царь не согласился. Тутъ, вельможи видя, что ничто не можетъ принудить Царя исполнить ихъ просьбу, простились съ нимъ, отдавъ ему послѣднее цѣлованіе и устремились всѣ къ разрушенному мѣсту, гдѣ встрѣтили пашу Балтаулія съ его полками, и вмѣшавшись въ ряды своихъ соотечественниковъ усилили еще болѣе свирѣпствовавшую тамъ битву. Эта битва была жарче всѣхъ; множество вельможъ, Стратиговъ и магистровъ падали ежеминутно, воины ложились цѣлыми рядами и готовы были пасть отъ изнеможенія. Нѣкоторые Греки извѣстили о томъ Царя, и благочестивый Царь, слыша гибель войскъ, пошелъ въ великую Церковь, и упавъ на землю, каялся, прося у Господа отпущенія грѣховъ.
Онъ простился съ Патріархомъ и прочими, отдалъ последнее цѣлованіе супругѣ своей, благочестивой Царицѣ и двумъ дочерямъ своимъ, еще дѣвицамъ; послѣ того поклонился на всѣ стороны до земли, и пріобщился Святыхъ Таинъ. Сколько слезъ было тогда пролито, сколько стоновъ раздавалось повсюду! Всѣ, кто только былъ тогда въ Церкви проливали слезы и испускали тяжкія воздыханія и вопль, отъ котораго, казалось, колебался самый храмъ. Царь спѣшилъ удалиться отъ подобнаго зрѣлища, и выходя изъ храма сказалъ: кто хочетъ пострадать за Божія церкви и вѣру Христіанскую, тотъ пусть идетъ со мною. И сѣвъ на коня, онъ поскакалъ къ Святымъ воротамъ, въ томъ чаяніи, что найдетъ тамъ и Махомета Султана. Къ нему присоединилось всего войска только три тысячи человѣкъ, и они нашли у воротъ множество Турокъ стрегущихъ ихъ. Царь сразился съ ними и многихъ убивалъ; но его желаніе было встрѣтиться съ Султаномъ и отмстить ему за кровь Христианскую—для чего онъ тщился достигнуть вратъ градскихъ, но по причинѣ множества валявшихся труповъ не могъ того сдѣлать. На пути къ вратамъ Царь былъ окруженъ множествомъ Турокъ, съ которыми долго боролся онъ, но какъ ихъ было чрезвычайно много, и безпрестанно присоединялись еще и другіе, то онъ изнемогъ. Но еслибъ имѣлъ крѣпость льва или тигра, то и тогда бы не могъ противиться, поелику такъ было угодно Богу. Онъ былъ убитъ Турками.—
Такъ пострадалъ благочестивый Царь Константинъ и пріялъ славную мученическую кончину, за Церковь Божію и за православную Христіанскую вѣру, въ лѣто отъ сотворенія міра 6961 Мая въ 29-й день, умертвивъ множество Турокъ собственною своею рукою. Съ нимъ пало много и вельможъ Греческихъ.
Тогда городъ представлялъ странное зрѣлище: священные сосуды и одежды были расхищаемы, Святые храмы попираемы, священниковъ и монаховъ связанныхъ, какъ овецъ, влекли на закланіе, благородныхъ женъ, девицъ и вдовъ—мучительски насиловали и терзали…
Не смотря на то Греки еще сопротивлялись Туркамъ и въ тотъ день много еще пало народа. Даже ночью, Греки убивали Турокъ и метали на нихъ съ верховъ домовъ камни и плиты. Паши и Сенжаки ужасаясь сего, послали къ Султану, и велѣли сказать ему, что если онъ самъ не внидетъ въ городъ, то они не въ состояніи покорить его совершенно, потому что Греки явно и тайно еще сопротивлялись имъ.—
Султанъ, страшась, не былъ ли еще Царь живъ, велѣлъ призвать къ себѣ вельможей, Стратиговъ и Магистровъ Греческихъ и послалъ ихъ вмѣстѣ съ своими Пашами и Сенжаками въ городъ для прекращенія брани, обѣщая вѣрнымъ Султанскимъ словомъ, соблюсти всѣхъ невредимыми, не дѣлая ни какого убійства; но если же его не послушаютъ, то всѣхъ безъ исключенія, даже женъ и дѣтей клялся поразить мечемъ. Греки повѣрили всему имъ сказанному и предались въ волю вельможамъ и Стратигамъ Греческимъ и Пашамъ Турецкимъ.
Какъ скоро Султанъ узналъ, что граждане покорились ему совершенно, обрадовался тому несказанно, и повелѣлъ въ ородѣ очистить всѣ улицы, площади и дома отъ мертвыхъ труповъ, и сжечь ихъ внѣ города.
Въ одиннадцатый день по взятіи Константинополя, Махометъ со всѣми чиноначальниками своими и со всѣмъ воинствомъ отправился въ городъ Святыми вратами Святаго Романа къ великой Церкви, гдѣ уже былъ Патріархъ съ прочимъ духовенствомъ и безчисленнымъ множествомъ народа, мужей, женъ и дѣтей.
Пришедъ на площадь предъ великую Церковь, Султанъ слезъ съ коня, и палъ ницъ на землю, взялъ перстъ и посыпалъ на главу свою. Удивляясь прекрасному зданію города, онъ сказалъ: не дивлюсь, что Греки такъ храбро защищали городъ; гдѣ можно найти лучше его?
Патріархъ и весь народъ возопили со слезами, и пали на землю. Султанъ махнулъ рукою и когда все умолкло, сказалъ: Тебѣ говорю, Анастасіе и всей дружинѣ твоей и народу, что не бойтеся гнѣва моего, ни убійства, ни плѣненія.—И обращаясь къ военачальникамъ, повелѣлъ чтобы воины его не дѣлали ни малѣйшаго зла народу, если же кто дерзнетъ повелѣніе его нарушить, умретъ смертію. Послѣ того велѣлъ всѣмъ выйдти изъ храма имѣя желаніе видѣть сокровища церковныя; но какъ народу было множество и не могли всѣ скоро выйтить, то Султанъ вышелъ самъ, и увидѣвъ столь великое стеченіе народа, наполнившего всю площадь, дивился какъ можно было такому числу людей помѣститься въ одномъ храмѣ. Оттуда Султанъ пошелъ ко дворцу, и встрѣтилъ нѣкоего Сербянина, несшаго главу благочестиваго Царя Константина. Султанъ тому обрадовался, и призвавъ вельможъ и Стратиговъ Греческихъ спрашивалъ у нихъ дѣйствительноли та глава была царева. Они утверждали что такъ. Султанъ поцѣловалъ ее и сказалъ: Богъ опредѣлилъ тебя къ миру, почто же ты суетно погубилъ себя? Онъ отослалъ главу ту къ Патріарху, дабы сохранялъ ее какъ знаетъ самъ. Патріархъ вложилъ ее въ серебряный ковчегъ и, какъ говорятъ, скрылъ въ великой церкви подъ престоломъ.
О тѣлѣ же его повѣствуетъ, что будто оно было взято кѣмъ
то съ мѣста сраженія, и скрыто гдѣ то тайно. Царица же простясь съ супругомъ своимъ въ храмѣ, въ тоже время, съ нѣкоторыми Стратигами, вельможами, женами и дѣвицами благородными отправилась на корабляхъ Зустунеевыхъ на острова Амморскіе къ своимъ сродникамъ. Когда же Султанъ спросилъ о царицѣ и ему донесли, что она была отпущена великимъ Дукомъ, великимъ Доместикомъ и Претостраторовымъ сыномъ Андреемъ и братомъ его Палеологомъ и Епархомъ Градскимъ Николаемъ, то онъ приказалъ изтязавъ ихъ умертвить всѣхъ въ одинъ день; дѣтей же великаго Дуки заколоть предъ глазами отца ихъ.
И такъ Махометъ Султанъ (попущеніемъ Божіимъ) сделался обладателемъ Константинополя и всѣмъ царствомъ Греческимъ. Такимъ образомъ сбылось реченное премудрыми мужами: яко же Константиномъ первымъ скиптръ самодержавія въ немъ обновися, такожде Константиномъ и конецъ прія: занеже согрѣшенія превзыдоша главы оныхъ, и злодѣйство превращаетъ престолы сильныхъ.
Таковое паденіе славной Монархіи должно оплакивать: о сколь велика сила грѣховнаго жала! о сколько зла творятъ законопреступленія и гордость! о горе, горе тебѣ седмихолмный градъ тобою владѣютъ чуждые!
Но возвратимся къ Исторіи.
Историки Кромеръ и Стриковскій пишутъ, что Туркамъ взять Константинополь помогъ одинъ Грекъ, по имяни, или прозванію Гертукъ, убѣжавшій изъ города и сообщавшій имъ удобность приступовъ, указавъ слабѣйшія мѣста городскихъ стѣнъ. Но Махометъ узнавъ, что Гертукъ пользовался особенными благодѣяніями отъ Царя Константина, возгнушался его измѣною и повелѣлъ четвертовать. Такъ нечестивецъ этотъ пріялъ достойную награду за измѣну свою.
Пишутъ еще, что когда Султанъ овладѣлъ городомъ, то повелѣлъ жителямъ сносить всѣ свои сокровища въ одно мѣсто, и когда все было снесено, то удивился Султанъ чрезмѣрному ихъ богатству, и сказалъ: о безумный народъ! гдѣ вашъ преждебывшій разумъ! Этимъ сокровищемъ не только мнѣ но и всякому могли бы вы сдѣлать отпоръ, и заставить отойти отъ васъ; а потому вы недостойны болѣе жить, губители своего отечества. И тотчасъ приказалъ всѣхъ мужей благородныхъ и знатныхъ предать смерти, а оставить только простой народъ, женъ и дѣтей.
По взятіи царственнаго города, Султанъ легко покорилъ и всѣ прочіе города подъ власть свою. Съ того времени Султаны Турецкіе перенесли престолъ свой отъ Адріанополя въ Константинополь и утвердились въ немъ. Сѣдя на престолѣ своемъ, Махометъ одолѣлъ гордаго Артарксеркса, истребилъ Троаду, обороняемую четырьмя царями и побѣдилъ большую часть вселенной.
Въ лѣто отъ Рождества Христова 1453-е, Махометъ Султанъ Турецкій въ третье лѣто своего царствованія напалъ на Константинополь съ великимъ воинствомъ въ четырехъ стахъ тысячахъ воиновъ заключающимся; пушки у него были пребольшія, которыхъ ядро было вѣсомъ четырехъ сотъ фунтовъ. Одна пушка была такъ велика, что ее везли семьдесятъ паръ воловъ, и тащили двѣ тысячи человѣкъ. На морѣ же у него было тридцать большихъ кораблей и до двухъ сотъ маленькихъ судовъ.
Осада началась въ 5 день Апрѣля и продолжалась пятьдесятъ четыри дни. Махометъ указалъ постъ, и обѣщалъ тому, кто первый вскочитъ на стѣну, цѣлую провинцію, какую захочетъ въ Европѣ, а войску всему, всѣ тѣ сокровища, которыя имъ достанутся въ городѣ, въ теченіе трехъ дней.
Константинъ, устрашась такого нападенія, посылалъ пословъ просить о мирѣ, и Махометъ предложилъ ему договоръ: чтобы онъ всякой годъ платилъ ему по сту тысячь червонныхъ золотыхъ и уступилъ бы всю Ѳракію; если же сего не сдѣлаетъ, то вышелъ бы немедленно со всѣмъ своимъ имѣніемъ изъ города. Константинъ не согласился ни на одно изъ сихъ предложеній, а городъ былъ взятъ въ тотъ же 1453-й годъ, въ 29 день Мая мѣсяца.
Когда Греки, въ древнія времена, умыслили покорить знаменитый городъ во Ѳракіи, и не могли между собою согласиться, то вопрошали (по своему невѣрію) Аполлона, и получили въ отвѣтъ, чтобы они фундаментъ новаго города основали во Ѳракіи прямо предъ слѣпыми, такъ тогда назывались Халкидоняне, которые хотя первые пришли въ эту землю, но не разсмотря хорошенько мѣстоположенія земли, отошли на другой, противный берегъ; и состроили городъ на сухомъ, безплодномъ и пустынномъ мѣстѣ—потому ихъ въ то время слѣпыми и называли. Но это кажется баснословнымъ, и ни чуть не правдоподобнымъ. Яснѣе же говорятъ: когда Визъ, князь мегарскихъ войскъ, получилъ отъ жены своей дочь, по имени Антію, и далъ имя городу свое и своей дочери, то есть Византія. Городъ носилъ это имя долгое время и процвѣталъ между прочими Греческими и Ѳракійскими городами. Сначала онъ былъ подъ Спартанскимъ владѣніемъ до Рождества Христова за 670 лѣтъ и служилъ какъ бы дверью Европѣ, или мостомъ изъ Европы приводящимъ въ Азію. Когда же великій Царь Греческій Константинъ пожелалъ оставить по себѣ вѣчное имя благочестія своего къ Богу, тогда оставя Папѣ городъ Римъ со всею Италіею самъ пошелъ на востокъ, и пришедъ въ Византію привелъ съ собою Италіанцевъ не мало, и построилъ многіе домы, пріобщивъ ихъ къ Византіи, которую и назвалъ тогда своимъ именемъ Константинополь, тоесть Константиновъ градъ.
Константинъ, подражая украшеніямъ древняго Рима, собралъ въ Константинополѣ разныя вещи, служащія къ украшеніямъ, и все чѣмъ только могъ хвалиться востокъ; что свидѣтельствуютъ крѣпкія стѣны города, высокія прекрасныя зданія, мраморные столбы—однимъ словомъ все тамъ было достойно удивленія. Тамъ есть и до нынѣ превеликая церковь Святыя Софіи, которую соорудилъ Іустиніанъ царь Греческій; стѣны ея какъ внутри, такъ и снаружи покрыты мраморомъ бѣлымъ, червленымъ и другими драгоцѣнными каменьями; паперти, храмъ окружающіе, отделаны съ величайшимъ искуствомъ.
Съ какимъ же тщаніемъ и иждивеніемъ сей храмъ Св. Софіи созижденъ, о томъ повествуетъ лѣтописецъ Греческій печатный Дорофея Митрополита Монемвасійскаго, и именно:
Въ лѣто отъ воплощенія Христа пять сотъ тритцать первое, при Греческомъ Царѣ Іустініанѣ было конское рыстаніе, гдѣ погибло тритцать пять тысячь человѣкъ,—о чемъ Царь печалился и скорбѣлъ и не зналъ чѣмъ умилостивить Создателя своего Господа Бога. И пришла ему мысль соорудить великій храмъ; онъ писалъ ко всѣмъ своимъ подданнымъ, дабы они присылали къ нему мраморъ и всякія иныя матеріи для сооруженія храма. И такимъ образомъ собрано было все нужное въ полъ-осьма вѣка.
И въ первоенадесять лѣто царствованія его было заложеніе сей великой церкви, слѣдующимъ образомъ:
Вышедъ изъ храма Св. Воскресенія Патріархъ съ Царемъ и всѣми людьми несли Животворящій крестъ Господень и Святыя Иконы въ первомъ часу дня, и сотворивъ молебствіе, Царь взялъ своими руками известь и камень и попросивъ Бога о помощи, самъ положилъ начало во основаніи; потомъ начали и магистеры.
Царь же видѣлъ прежде въ сновидѣніи Божественнаго Ангела, который показалъ ему мѣру храма; было же всѣхъ начальныхъ созидателей сто человѣкъ, и у каждаго изъ нихъ было учениковъ и подчиненныхъ по сту человѣкъ—и того десять тысячь человѣкъ.
Первый Архитекторъ былъ великій художникъ. И такимъ образомъ былъ воздвигнутъ великій и прехвальный храмъ Святыя Софіи, земное небо, новый Сіонъ, похвала вселенной, слава церквей, и стоитъ даже и донынѣ (но превращенъ въ мечеть Турецкую, увы!) Созидая оный Храмъ, Царь издержалъ всѣ богатства царства своего, и былъ въ великой печали о казнѣ, затрудняясь, чѣмъ было окончить начатое, и явился ему въ то время, какъ онъ смотрѣлъ на работу въ храмѣ, юноша, и сказалъ: Владыко Царю! отъ чего такъ стоишь печаленъ! Царь же отвѣчалъ: я издержалъ всю казну моего царства, и не имѣя болѣе оной, не знаю, что дать моимъ работникамъ за труды.—Свѣтоносный тотъ юноша весело сказалъ царю: Не печалься о семъ, но поутру пришли ко мнѣ князей своихъ со мсками; я буду ждать у золотыхъ воротъ и я дамъ тебѣ злата. Царь, услышавъ то, такъ обрадовался, что забылъ спросить юношу кто онъ, какъ его имя и откуда пришелъ?
На утро по словамъ юноши Царь послалъ Кіестора Василида, Епарха, Ѳеодора Патрикія и своего Воеводу съ пятидесятью служителями и при нихъ было двадцать мсковъ и сорокъ мѣховъ, а на каждомъ мскѣ по два мѣха, къ золотымъ воротамъ, гдѣ они и обрѣли юношу на конѣ, который повелъ ихъ къ Трибуналу, и они увидѣли прекрасные палаты. Юноша велѣлъ имъ слѣзть съ мсковъ, и повелъ по чудной лѣстницѣ въ палаты, гдѣ и увидѣли они на помостѣ премного чистаго золота. Юноша взялъ лопату, насыпалъ въ каждый мѣхъ золота по два кентикаріа и сказалъ имъ: идите и отдайте это Царю Іустиніану, потомъ заперъ палаты. Князья привезли Царю золота и онъ удивляясь, видя такое богатство, спросилъ князей: кто этотъ юноша, сдѣлавшій имъ такое благодѣяніе? Князья разсказали ему гдѣ его палаты. Царь тщетно ожидалъ къ себѣ опять того юношу, но видя, что онъ не приходитъ, послалъ одного изъ князей къ нему, а другаго къ палатамъ его. Князья возвратясь объявили, что не нашли ни юноши, ни палаты его. Царь услышавъ то, изумился и понялъ, что тотъ юноша былъ Ангелъ посланный отъ Бога. Онъ воздалъ благодареніе Господу и сказалъ: Ныне познахъ, яко послалъ Богъ Ангела Своего, и дарова мнѣ толикій даръ: воистину дивенъ Богъ во Святыхъ Своихъ.
Внѣ Храма и внутри было столбовъ двѣ тысячи, и каждаго столба глава и подножіе были позлащены и освящены мощами Святыхъ.
Когда Царь совершилъ чудный тотъ храмъ, то весьма обрадовался и размышлялъ какъ бы ему оный наименовать, и Ангелы открыли ему, да освятитъ онъ храмъ во имя Святыя Софіи. Царь возрадовался и такъ нарекъ созижденную имъ великую церковь.
Царь пожелалъ устроить и святую трапезу, то есть престолъ, и для того созвалъ художниковъ и премудрыхъ мужей, советовался съ ними какъ бы это сдѣлать, и согласились всѣ: положить въ горнило золото, серебро, мѣдь, желѣзо, стекло, камни многіе, яхонты, смарагды, бисеръ, касидеръ, магнитъ, онухій, алмазы и другія, даже до семидесяти двухъ различныхъ вещей.
Послѣ того растопленное вылили въ форму, и вышла Святая трапеза литая, разноцвѣтная, пречудная.—
При томъ, сверху украсили ту трапезу золотомъ и многоцвѣтными каменьями, и поставили на двадцати серебряныхъ столбахъ освятивъ прежде Мощами Святыхъ Мучениковъ.
Мѣсто подъ Святою трапезою, степени къ оной и помостъ весь устроили серебряные.
И когда кто смотрѣлъ на оную, то она представлялась то бѣлою, то какъ сафиръ, а иногда блистающею различными огнями. Утверждаютъ, что Венеціане плѣнивъ Константинополь увезли эту трапезу съ собою, и что она потонула въ морѣ.
Кругомъ Трапезы были написаны слѣдующія слова:
Твоя отъ Твоихъ Тебѣ приносімъ рабы Твои Христе, Іустиніанъ и Ѳеодора, яже благосердно пріими, Сыне и Слове Божій, воплотивыйся и распныйся за ны, и насъ въ православѣй Твоей вѣрѣ соблюди, и жительство Твое, еже намъ ввѣрилъ еси, въ Твою славу умножи, и сохрани молитвами Святыя Богородицы и присно Дѣвы Маріи.
Горнее мѣсто и степени его сдѣланы были всѣ серебряныя, амвонъ украшенъ золотомъ, серебромъ и драгими каменьями, а надъ онымъ поставлена была златая глава, и на ней золотой крестъ во сто литръ. Тамъ положено было и устье колодеза, на которомъ Христосъ бесѣдовалъ съ Самарянкою, и который царь привезъ изъ Самаріи. Это устье и доднесь тамъ, внутри церкви Святыя Софіи.
Все это здѣсь помѣщено только для тѣхъ, которые не читали Исторіи цареградской; читавшіе же, а наиболѣе видѣвшіе, знаютъ сколько въ томъ градѣ пречудныхъ вещей, изъ которыхъ нѣкоторыя находятся еще и донынѣ.
Примечания[править]
- ↑ Мехмед II. См. статью в Википедии. — Примѣчаніе редактора Викитеки.
