Конёк-горбунок (Ершов)/1834 (СО)/ДО

Материал из Викитеки — свободной библиотеки

Мы должны предувѣдомить нашихъ читателей, что Поэма, которая слѣдуетъ за этими строками, есть произведеніе совершенно неизвѣстнаго имъ пера. Не затворяясь въ блистательномъ кругу именъ, исчисленныхъ на заглавномъ листѣ и пріобрѣтшихъ уже своими трудами право на уваженіе или вниманіе соотечественниковъ, БИБЛІОТЕКА ДЛЯ ЧТЕНІЯ, вѣрная своему назначенію, служить зеркаломъ, въ которомъ бы отражались всѣ совершенные таланты литературной Руси, всегда съ величайшимъ удовольствіемъ выступить сама изъ этого круга, коль скоро представится ей случай, подобный настоящему, — обнаружить читающей публикѣ существованіе новаго весьма примѣчательнаго дарованія. БИБЛІОТЕКА ДЛЯ ЧТЕНІЯ считаетъ долгомъ встрѣтить съ должными почестями и принять на своихъ страницахъ такой превосходный поэтическій опытъ, какъ «Конекъ-горбунокъ» Г. Ершева[2], юнаго Сибиряка, который еще довершаетъ свое образованіе въ здѣшнемъ Университетѣ: читатели сами оцѣнятъ его достоинства, — удивительную легкость и ловкость стиха, точность и силу языка, любезную простоту, веселость и обиліе удачныхъ картинъ, между которыми заранѣе поименуемъ одну, — описаніе коннаго рынка, — картину, достойную стоять на-ряду съ лучшими мѣстами Русской легкой поэзіи.

КОНЕКЪ-ГОРБУНОКЪ


РУССКАЯ СКАЗКА.


I.


За горами, за лѣсами,
За широкими морями,
Не на небѣ, — на землѣ,
Жилъ старикъ въ одномъ селѣ.
У крестьянина три сына:
Старшій умный былъ дѣтина,
Средній сынъ и такъ и сякъ,
Младшій вовсе былъ дуракъ.
Братья сѣяли пшеницу,
Да возили подъ столицу:
Знать столица та была
Не далеко отъ села.
Тамъ пшеницу продавали,
Деньги счетомъ принимали,
И, съ телѣгою пустой,
Возвращалися домой.

Въ долгомъ времени, аль вскорѣ,
Приключилося имъ горе:
Кто-то въ поле сталъ ходить,
И пшеницу ихъ косить.
Мужички такой печали
Отъ рожденья не видали.
Стали думать да гадать —
Какъ бы вора имъ поймать,
И рѣшили всенародно:
Съ ночи той поочерёдно
Полосу свою беречь,
Злаго вора подстеречь.

Только стало лишь смеркаться, —
Началъ старшій братъ сбираться,
Взялъ и вилы и топоръ,
И отправился въ дозоръ.
Ночь ненастная настала;
На него боязнь напала,
И со страху нашъ мужикъ
Завалился на сѣнникъ.
Ночь проходитъ; день приходитъ.
Съ сѣнника дозорный сходитъ,
И обшедъ избу кругомъ,
У дверей стучитъ кольцомъ.
«Эй! вы, сонныя тетери!
«Отпирайте брату двери;
«Подъ дождемъ я весь промокъ
«Съ головы до самыхъ ногъ.»
Братья двери отворили,
Караульнаго впустили,
Стали спрашивать его,
Не видалъ ли онъ чего.
Караульный помолился,
Вправо, влѣво поклонился,
И прокашлявшись, сказалъ:
«Цѣлу ноченьку не спалъ;
«На мое жъ притомъ несчастье,
«Было страшное ненастье,
«Дождь вотъ такъ ливмя и лилъ;
«Подъ дождемъ я все ходилъ;
«Правда было мнѣ и скучно,
«Впрочемъ все благополучно.»
Похвалилъ его отецъ:
«Ты, Данило, молодецъ!
«Ты вотъ такъ сказать примѣрно,
«Сослужилъ мнѣ службу вѣрно,
«То есть, будучи при томъ,
«Не ударилъ въ грязь лицомъ.»

Снова начало смеркаться,
Средній сынъ пошелъ сбираться,
Взялъ и вилы, и топоръ
И отправился въ дозоръ.
Ночь холодная настала,
На него тоска напала,
Зубы начали плясать,
Онъ — ударился бѣжать,
И всю ночь ходилъ дозоромъ
У сосѣдки предъ заборомъ.
Только начало свѣтать,
У дверей онъ сталъ стучать.
«Эй! вы, сони! что вы спите?
«Брату двери отоприте;
«Ночью страшный былъ морозъ,
«До костей я весь промерзъ.»
Братья двери отворили,
Караульнаго впустили,
Стали спрашивать его,
Не видалъ ли онъ чего.
Караульный помолился,
Вправо, влѣво поклонился,
И сквозь зубы отвѣчалъ:
«Всю я ноченьку не спалъ.
«Да къ моей судьбѣ несчастной,
«Ночью холодъ былъ ужасной,
«До костей меня пробралъ;
«Цѣлу ночь я проскакалъ,
«Слишкомъ было несподручно.
«Впрочемъ все благополучно.»
И ему сказалъ отецъ:
«Ты, Гаврило, молодецъ!»

Стало въ третій разъ смеркаться,
Надо младшему сбираться;
Онъ и усомъ не ведетъ,
На печи въ углу поетъ
Изо всей дурацкой мочи:
«Распрекрасныя вы очи.»
Братья ну его ругать,
Стали въ поле посылать;
Но сколь долго ни кричали,
Только время потеряли ;
Онъ ни съ мѣста. Наконецъ
Подошелъ къ нему отецъ,
Говоритъ ему:«Послушай,
«Ты поди въ дозоръ, Ванюша,
«Я нашью тебѣ обновъ,
«Дамъ гороху и бобовъ.»
Вотъ дуракъ съ печи слѣзаетъ,
Шапку на-бокъ надѣваетъ,
Хлѣбъ за пазуху кладетъ,
И шатаяся идетъ.

Ночь настала; мѣсяцъ всходитъ
Поле все дуракъ обходитъ,
Озираючись кругомъ ,
И садится подъ кустомъ,
Звѣзды на небѣ считаетъ,
Да краюшку убираетъ.
Вдругъ на полѣ конь заржалъ....
Караульный нашъ привсталъ,
Посмотрѣлъ сквозь рукавицу
И увидѣлъ кобылицу.
Кобылица та была
Вся какъ зимній снѣгъ бѣла,
Грива точно золотая,
Въ мелки кольцы завитая.
«Эхе-хе! такъ вотъ какой
«Нашъ воришко, но постой,
«Я шутить вѣдь не умѣю,
«Разомъ сяду те на шею.
«Вишь, какая саранча!»
И минуту улуча,
Къ кобылицѣ подбѣгаетъ,
За волнистый хвостъ хватаетъ,
И садится на хребетъ —
Только задомъ напередъ.
Кобылица молодая,
Задомъ, передомъ брыкая,
Понеслася по полямъ,
По горамъ и по лѣсамъ;
То заскачетъ, то забьется,
То вдругъ круто повернется;
Но дуракъ и самъ не простъ,
Крѣпко держится за хвостъ.
Наконецъ она устала.
«Ну, дуракъ, (ему сказала)
«Коль умѣлъ ты усидѣть,
«Такъ тебѣ мной и владѣть.
«Ты возьми меня съ собою,
«Да ухаживай за мною,
«Сколько можешь. Да смотри,
«По три утренни зари
«Отпускай меня на волю,
«Погулять по чисту полю.
«Не простымъ корми овсомъ, —
«Бѣлояровымъ пшеномъ;
«Не озерной пой водою,
«Но медовою сытою.
«По исходѣ же трехъ дней,
«Двухъ рожу тебѣ коней,
«Да такихъ, какихъ на свѣтѣ
«Не бывало на примѣтѣ ;
«Еще третьяго конька,
«Ростомъ только въ три вершка,
«На спинѣ съ двумя горбами,
«Да съ аршинными ушами.
«Первыхъ ты коней продай,
«Но конька не отдавай,
«Ни за яхонтъ, ни за злато,
«Ни за царскую палату.
«Да смотри же не забудь:
«Только кони подростутъ,
«Не держи меня въ неволѣ
«А пусти на чисто поле.»

Ладно, думаетъ Иванъ,
И въ пастушій балаганъ
Кобылицу загоняетъ,
Дверь рогожей закрываетъ,
И лишь только разсвѣло,
Отправляется въ село,
Напѣвая громко пѣсню:
«Ходилъ молодецъ на Прѣсню.»

Вотъ онъ всходитъ на крыльцо,
Вотъ берется за кольцо ;
Что есть силы въ дверь стучится,
Такъ что кровля шевелится,
И кричитъ на весь базаръ,
Словно сдѣлался пожаръ.
Братья съ лавокъ поскакали,
Заикаяся, вскричали:
«Кто стучится сильно такъ?» —
«Это я! Иванъ дуракъ!» —
Братья двери отворили,
Караульнаго впустили,
И давай его ругать, —
Какъ онъ смѣетъ такъ стучать.
А дуракъ нашъ, не снимая
Ни лаптей, ни малахая,
Отправляется на печь,
И ведетъ оттуда рѣчь
Про ночное похожденье,
Старику на удивленье.
«Цѣлу ноченьку не спалъ,
«Звѣзды на-небѣ считалъ;
«Мѣсяцъ ровно также свѣтилъ,
«Я порядкомъ не примѣтилъ.
«Вдругъ приходитъ дьяволъ самъ,
«Съ бородою и съ усамъ;
«Рожа словно какъ у кошки,
«А глаза — такъ что те ложки.
«Онъ пшеницей сталъ ходить
«И давай хвостомъ косить.
«Я шутить вѣдь не умѣю,
«И вскоча ему на шею,
«Ужъ носилъ же онъ, носилъ,
«Такъ что выбился изъ силъ;
«Въ воровствѣ своемъ признался,
«И пшеницу ѣсть заклялся.»
Тутъ разскащикъ замолчалъ,
Позѣвнулъ и задремалъ.
Братья, сколько ни сердчали,
Не смогли, захохотали,
Подпершися подъ бока,
Надъ разсказомъ дурака.
Самъ отецъ не могъ сдержаться
Чтобъ до слезъ не посмѣяться;
Хоть смѣяться, такъ оно
Старикамъ ужъ и грѣшно.

Вотъ однажды братъ Данило,
(Въ праздникъ, помнится, то было)
Возвратившись съ свадьбы пьянъ,
Затащился въ балаганъ.
Тамъ увидѣлъ онъ красивыхъ
Двухъ коней золотогривыхъ,
Еще третьяго конька,
Ростомъ только въ три вершка,
На спинѣ съ двумя горбами
Да съ аршинными ушами.
«Хе! теперь-то я узналъ,
«Для чего здѣсь дурень спалъ,
(Говоритъ себѣ Данило)
«Дай скажу о томъ Гаврилѣ.»
Вотъ Данило въ домъ бѣжитъ
И Гаврилѣ говоритъ:
«Посмотри, какихъ красивыхъ,
«Двухъ коней золотогривыхъ
«Нашъ дуракъ себѣ досталъ,
«Ты такихъ и не видалъ.»
И Данило да Гаврило,
Что въ ногахъ ихъ мочи было,
Черезъ кочки, чрезъ бурьянъ,
Побѣжали въ балаганъ.

Кони ржали и храпѣли;
Очи яхонтомъ горѣли;
Въ мелки кольцы завитой,
Хвостъ раскинутъ золотой,
И алмазныя копыты
Крупнымъ жемчугомъ обиты.
Любо-дорого смотрѣть!
Лишь Царю-бъ на нихъ сидѣть!
Братья такъ на нихъ смотрѣли,
Что чуть глазъ не проглядѣли.
«Гдѣ онъ это ихъ досталъ ?
(Старшій младшему сказалъ)
«Но издавна рѣчь ведется,
«Что все глупымъ удается;
«Будь преумная душа,
«Не добудешь и гроша.
«Ну, Гаврило! въ ту седьмицу
«Отведемъ-ка ихъ въ столицу,
«Тамъ Боярамъ продадимъ,
«Деньги вмѣстѣ раздѣлимъ;
«А съ денжонками, самъ знаешь,
«И попьешь, и погуляешь,
«Стоитъ хлопнуть по мѣшку.
«А Ивану — дураку
«Не достанетъ вѣдь догадки,
«Гдѣ гостятъ его лошадки ;
«Пусть ихъ ищетъ тамъ и сямъ.
«Ну, Гаврило, по рукамъ! »
Братья разомъ согласились,
Обнялись, перекрестились,
И вернулися домой,
Говоря промежъ собой
Про коней, и про пирушку,
И про чудную свиньюшку.

Время катитъ чередомъ
Часъ за часомъ, день за днемъ;
И чрезъ первую седьмицу
Братья ѣхали въ столицу,
Чтобъ товаръ свой тамъ продать,
И на пристанѣ узнать :
Не пришли ли съ кораблями
Нѣмцы въ городъ за холстами,
И нейдетъ ли Царь Салтанъ
Бусурманить Христіанъ?
Вотъ Иконѣ помолились,
У отца благословились,
Взяли двухъ коней тайкомъ
И отправились потомъ;
Удалаго погоняютъ,
Да о деньгахъ разсуждаютъ.

Вдругъ дуракъ — часовъ чрезъ пять —
Вздумалъ въ полѣ ночевать.
Дураку ли мѣшкать?
Дѣло У него въ рукахъ кипѣло ;
Онъ околицей идетъ,
Ѣстъ краюшку да поетъ.
Вотъ рогожу поднимаетъ,
Руки въ боки подпираетъ,
И съ прискочкою Иванъ
Бокомъ входитъ въ балаганъ.

Все по прежнему стояло,
Двухъ коней какъ не бывало,
Лишь бѣдняжка Горбунокъ
У его вертѣлся ногъ,
Хлопалъ съ радости ушами
И приплясывалъ ногами.
Какъ завоетъ тутъ Иванъ,
Опершись о балаганъ :
«Ой, вы, кони буры-сивы,
«Мои кони златогривы!
«Я кормилъ-то васъ, ласкалъ;
«Да какой васъ чортъ укралъ?
«Чтобъ пропасть ему — собакѣ!
«Чтобъ издохнуть въ бояракѣ!
«Чтобъ ему на томъ свѣту
«Провалиться на мосту!
«Ой, вы, кони буры-сивы,
«Мои кони златогривы.!»

Тутъ конекъ его прервалъ:
«Не тужи Иванъ! (сказалъ)
«Велика бѣда, — не спорю;
«Но могу помочь я горю.
«Ты на чорта не клепли,
«Братья коней увели,
«Какъ поѣхали изъ дому.
«Но что мѣшкать по пустому,
«На меня скорѣй садись,
«Только знай себѣ, держись.
«Я хоть роста не большаго,
«Но смѣню коня другаго;
«Какъ пущусь да побѣгу,
«Такъ и бѣса настигу.»

Тутъ конекъ предъ нимъ ложится;
На него дуракъ садится,
Крѣпко за уши беретъ.
Горбунокъ-конекъ встаетъ,
Черной гривкой потрясаетъ,
На дорогу выѣзжаетъ;
Вдругъ заржалъ и захрапѣлъ,
И стрѣлою полетѣлъ,
Только черными клубами
Пыль вертѣлась подъ ногами.
И чрезъ нѣсколько часовъ
Нашъ Иванъ догналъ воровъ.

Братья, видя то, смѣшались,
Не на шутку испугались;
А дуракъ имъ сталъ кричать:
«Стыдно, братья, воровать!
«Хоть Ивана вы умнѣе,
«Да Иванъ-то васъ честнѣе;
«Онъ у васъ коней не кралъ.»
Старшій братъ тогда сказалъ:
«Дорогой нашъ братъ,
Ванюша! «Не клади намъ грѣхъ на души:
«Мы, ты знаешь, какъ бѣдны,
«А оброкъ давать должны.
«Вотъ въ такой большой печали,
«Мы съ Гавриломъ толковали
«Всю сегоднишнюю ночь —
«Чѣмъ бы горюшку помочь?
«Такъ и эдакъ мы судили,
«Наконецъ вотъ такъ рѣшили:
«Чтобъ продать твоихъ коней
«Хоть за тысячу рублей.
«Нашъ отецъ-старикъ неможетъ,
«Работать уже не можетъ,
«Надо намъ его кормить —
«Самъ ты можешь разсудить.»

«Ну, коль эдакъ, такъ ступайте,
«(Говоритъ Иванъ) продайте
«Златогриваго коня;
«Да возмите жъ и меня.»
Оба брата согласились,
И всѣ вмѣстѣ въ путь пустились.
Стало на небѣ темнѣть ;
Воздухъ началъ холодѣть.
Братья, чтобъ не заблудиться,
Вздумали остановиться.
Подъ навѣсами вѣтвей Привязали лошадей,
Взяли хлѣба изъ лукошка,
Опохмѣлились немножко,
И потомъ, кто какъ умѣлъ,
Пѣсни разныя запѣлъ.

Вотъ Данило вдругъ примѣтилъ
Огонекъ во тмѣ засвѣтилъ.
На Гаврила онъ взглянулъ,
Лѣвымъ глазомъ подмигнулъ,
И прикашлянулъ легонько,
Показавъ огонь тихонько.
Тутъ затылокъ почесалъ,
И съ лукавствомъ такъ сказалъ,
Усмѣхаяся: «Послушай,
«Принеси огня, Ванюша!
«Ночь темна, а у меня
«Ни огнива ни кремня.»
Самъ же думаетъ Данило:
«Чтобъ тебя тамъ задавило!»
А Гаврило говоритъ
Тихо брату: «Можетъ быть,
«Тамъ станичники пристали —
«Поминай его какъ звали.»

Все пустякъ для дурака!
Опъ садится на конька
И схвативъ его руками,
Бьетъ въ круты бока ногами,
Изо всѣхъ горланитъ силъ...
Конь взвился и слѣдъ простылъ.
«Буди съ нами крестна сила!»
Закричалъ тогда Гаврило,
Осѣнясь крестомъ святымъ;
«Что за бѣсъ-конекъ подъ нимъ?»

Огонекъ горитъ свѣтлѣе,
Горбунокъ бѣжитъ скорѣе,
И чрезъ нѣсколько минутъ
При огнѣ конекъ — какъ тутъ.
Тотъ огонь въ лугу свѣтлѣетъ, —
Не дымится, и не грѣетъ.
Диву дался тутъ Иванъ.
«Что (сказалъ онъ) за Шайтанъ?
«Много блеску, много свѣту,
«А тепла и дыма нѣту.
«Эко чудо-огонекъ!»

Тутъ сказалъ ему конекъ:
«То перо, Иванъ, жаръ-птицы
«Изъ чертоговъ Царь-Дѣвицы.
«Но для счастья своего
«Не бери себѣ его.
«Много, много непокою
«Принесетъ оно съ собою.» —
«Говори ты! какъ не такъ!»
Про себя ворчитъ дуракъ;
И поднявъ перо жаръ-птицы,
Завернулъ его въ тряпицы,
Въ шапку мигомъ положилъ
И конька поворотилъ.
Скоро къ братьямъ пріѣзжаетъ
И на спросъ ихъ отвѣчаетъ:
«Какъ туда я доскакалъ,
«Пень сгорѣлый увидалъ;
«Ужъ надъ нимъ я бился, бился,
«Такъ что чуть не надсадился;
«Раздувалъ его я съ часъ,
«Нѣтъ, вѣдь, чортъ возьми! угасъ.
Братья цѣлу ночь не спали,
Надъ Иваномъ хохотали:
А дуракъ подъ возъ присѣлъ,
Вплоть до утра прохрапѣлъ.

{{indent|2|Тутъ коней они впрягали,
И въ столицу пріѣзжали,
Становились въ конный рядъ,
Супротивъ большихъ палатъ.

Въ той столицѣ былъ обычай,
Коль не скажетъ городничій, —
Ничего не покупать,
Ничего не продавать.
Вотъ ворота отворяютъ,
Городничій выѣзжаетъ,
Въ туфляхъ, въ шапкѣ мѣховой,
Съ сотней стражи городской;
Рядомъ ѣдетъ съ нимъ брадатый,
Называемый глашатый;
Онъ въ злату трубу трубитъ,
Громкимъ голосомъ кричитъ:
«Гости! лавки отворяйте,
«Покупайте, продавайте;
«Надзирателямъ сидѣть
«Подлѣ лавокъ, и смотрѣть,
«Чтобы не было содому,
«Ни смятенья, ни погрому,
«И чтобы купецкой родъ
«Не обманывалъ народъ!»
Гости лавки отворяютъ,
Покупальщиковъ сзываютъ:
«Эй! честные господа!
«Къ намъ пожалуйте сюда!
«Какъ у насъ ли тары-бары,
«Всяки разные товары.»
Въ это время тотъ отрядъ
Пріѣзжаетъ въ конный рядъ;
Но отъ множества народу.
Нѣтъ ни выходу, ни входу;
Такъ кишмя вотъ и кишатъ,
И смѣются и кричатъ.
Городничій удивился —
Что народъ развеселился,
И приказъ отряду далъ,
Чтобъ дорогу прочищалъ.
«Эй! вы, черти босоноги!
«Прочь съ дороги! прочь съ дороги
Закричали усачи,
И ударили въ бичи.
Тутъ народъ зашевелился,
Шапки снялъ и разступился.

Предъ глазами конный рядъ:
Два коня въ ряду стоять,
Молодые, вороные,
Вьются гривы золотыя,
Въ мелки кольцы завитой,
Хвостъ раскинутъ золотой....
Городничій раздивился
И два разъ перекрестился.
«Чуденъ (молвилъ) Божій свѣтъ!
«Ужъ какихъ чудесъ въ немъ нѣтъ.»
Весь отрядъ тутъ усмѣхнулся,
Самъ глашатый заикнулся.
Городничій между тѣмъ
Наказалъ престрого всѣмъ,
Чтобъ коней не покупали,
Не зѣвали, не кричали,
Что онъ ѣдетъ ко Двору —
Доложить объ томъ Царю.
И оставивъ часть отряда,
Онъ поѣхалъ для доклада.
Пріезжаетъ во дворецъ.
«Ты помилуй, Царь-отецъ!»
Городничій восклицаетъ,
И предъ трономъ упадаетъ:
«Не вели меня казнить,
«А вели мнѣ говорить.»
Царь изволилъ молвить: — «Ладно,
«Говори, да только складно.» —
«Какъ умѣю разскажу.
«Городничимъ я служу:
«Вѣрой, правдой отправляю
«Эту должность....» — «Знаю, знаю.»
«Вотъ сегодня, взявъ отрядъ,
«Я поѣхалъ въ конный рядъ:
«(Подъѣзжаю — тма народу!
«Нѣтъ ни выходу, ни входу.
« Я отряду приказалъ,
«Чтобъ народъ онъ разогналъ.
«Такъ и сталось, Царь-Надежа!
«И поѣхалъ я — и что же?
«Предо мною конный рядъ:
«Два коня въ ряду стоятъ,
«Молодые, вороные,
«Вьются гривы золотыя,
«Въ мелки кольцы завитой,
«Золотистый хвостъ трубой,
«И алмазныя копыты
«Крупнымъ жемчугомъ обиты....»

Царь не могъ тутъ утерпѣть.
«Надо коней посмотрѣть,
«(Говоритъ онъ) да не худо
«И завесть такое чудо.»

Колесницу запрягли,
И ко входу подвезли.
Царь умылся, нарядился,
И на рынокъ покатился;
За Царемъ стрѣльцовъ отрядъ.
Вотъ онъ въѣхалъ въ конный рядъ
На колѣни всѣ тутъ пали
И ура Царю кричали.
Царь раскланялся, и вмигъ
Съ колесницы къ конямъ прыгъ...
Вкругъ коней онъ ходитъ, хвалитъ,
То потреплетъ, то погладитъ;
И довольно насмотрясь,
Онъ спросилъ, оборотясь
Къ окружавшимъ: «Эй, ребята!
«Чьи такіе жеребята? «Кто хозяинъ?»
Тутъ дуракъ, Спрятавъ руки за армякъ,
Изъ-за братьевъ выступаетъ
И надувшись отвѣчаетъ:
«Эта пара, Царь, моя,
«И хозяинъ тоже — я!» —
«Ну, я пару покупаю;
«Продаешь ты?» — «Нѣтъ, мѣняю.» —
«Что въ промѣнъ берешь добра?»
«Два — пять шапокъ серебра.« —
«То есть, это будетъ десять.»—
Царь тотчасъ велѣлъ отвѣсить,
И, по милости своей,
Далъ въ прибавокъ пять рублей.
Царь то былъ великодушный!

Повели коней въ конюшни
Десять конюховъ сѣдыхъ,
Всѣ въ нашивкахъ золотыхъ,
Всѣ съ цвѣтными кушаками
И съ сафьянными бичами.
Но дорогой, какъ на смѣхъ,
Кони съ ногъ ихъ сбили всѣхъ,
Всѣ уздечки разорвали,
И къ Ивану прибѣжали.

Царь отправился назадъ,
И сказалъ ему: «Ну, братъ,
«Пара нашимъ не дается;
«Дѣлать нечего, прійдется
«При дворцѣ тебѣ служить.
«Будешь въ золотѣ ходить,
«Въ красно платье наряжаться,
«Словно въ маслѣ сыръ кататься,
« Всю конюшенну мою
«Я во власть тебѣ даю:
«Царско слово въ томъ порука.
«Что согласенъ?» — «Эка штука!
«Во дворцѣ я буду жить,
«Буду въ золотѣ ходить,
«Въ красно платье наряжаться,
«Словно въ маслѣ сыръ кататься,
«Весь конюшенный заводъ,
«Царь мнѣ даромъ отдаетъ;
«То есть я изъ огорода
«Стану царской воевода.
«Чудно дѣло! Такъ и быть,
«Стану, Царь, тебѣ служить.
........................................
Тутъ подкликнулъ онъ коней,
И пошелъ вдоль по столицѣ,
Вслѣдъ за царской колесницей.
И подъ пѣсню дурака,
Кони пляшутъ трепака,
А конекъ его — горбатко
Такъ и ломится въ присядку
Къ удивленью людямъ всѣмъ.
Два же брата между тѣмъ
Деньги царски получили,
Въ шапку накрѣпко зашили,
И отправили гонца,
Чтобъ обрадовать отца.
Дома дружно подѣлились,
Оба въ разъ они женились,
Стали жить да поживать
Да Ивана поминать.

Но теперь мы ихъ оставимъ,
Снова сказкой позабавимъ
Православныхъ Христіанъ,
Что надѣлалъ нашъ Иванъ,
Находясь во службѣ царской,
При конюшнѣ государской,
Со своимъ лихимъ конькомъ —
Неизмѣннымъ горбункомъ:
Какъ поймалъ Иванъ жаръ-птицу,
Какъ похитилъ Царь-дѣвицу,
Какъ кольцо ея досталъ,
Какъ онъ въ небѣ погулялъ,
Какъ онъ въ солнцевомъ селеньѣ
Киту выпросилъ прощенье,
Какъ, по милости своей,
Спасъ онъ тридцать кораблей,
Какъ въ котлахъ онъ не сварился,
Какъ красавцемъ учинился.

=


II.


Зачинается разсказъ
Отъ Ивановыхъ проказъ,
И отъ сивка, и отъ бурка,
И отъ вѣщаго коурка.
Козы на-море ушли;
Конь поднялся отъ земли:
Подъ ногами лѣсъ стоячій,
Облака надъ нимъ ходячи, —
Это присказка: пожди, —
Сказка будетъ впереди.
Какъ, на-морѣ Окіанѣ,
И на островѣ Буянѣ,
Новый гробъ въ лѣсу стоитъ;
Въ гробѣ дѣвица лежитъ;
Соловей надъ гробомъ свищетъ;
Черный звѣрь въ дубравѣ рищетъ, —
Это присказка: а вотъ —
Сказка че́редомъ пойдетъ.............


1834


Но сказка пойдетъ че́редомъ въ другомъ мѣстѣ: мы должны здѣсь остановиться. Приведенная нами первая часть творенія Г. Ершова достаточно оправдываетъ похвалу, которую помѣстили мы въ ея началѣ, и можетъ внушить всякому желаніе прочесть его до конца, подать надежду на истинное наслажденіе и обрадовать появленіемъ такого дарованія. Полная поэма Г. Ершова состоитъ изъ трехъ такихъ же частей, и въ непродолжительномъ времени выйдетъ въ свѣтъ особою книгою.

Примечанія

  1. Впервые — в журнале «Библіотека для чтенія», 1834, т. III, отд. I, с. 214—234
  2. «Г. Ершева» — Здесь и далее правильно «П. Ершова». — Примечание редактора Викитеки.


Это произведение перешло в общественное достояние в России согласно ст. 1281 ГК РФ, и в странах, где срок охраны авторского права действует на протяжении жизни автора плюс 70 лет или менее.

Если произведение является переводом, или иным производным произведением, или создано в соавторстве, то срок действия исключительного авторского права истёк для всех авторов оригинала и перевода.