Корейские сказки, записанные осенью 1898 года (Гарин-Михайловский)/Предисловие/ДО

Материал из Викитеки — свободной библиотеки

Въ 1898 году, въ сентябрѣ и октябрѣ, я проѣхалъ изъ Владивостока въ Портъ-Артуръ, — большею частью верхомъ, частью въ лодкѣ: въ лодкѣ — по Ялу (Амнока-ганъ).

Ѣхалъ не прямо, а съ заѣздами, — то въ Корею, то въ Маньчжурію.

Во время этого путешествія я собралъ прилагаемыя сказки.

Двадцать—тридцать корейцевъ, въ своихъ дамскихъ бѣлыхъ кофточкахъ, въ дамскихъ шляпахъ съ широкими полями и высокими узкими тульями, окружали насъ, присаживаясь на корточкахъ, и лучшій сказочникъ разсказывалъ, а остальные курили свои тонкія трубочки и внимательно слушали.

Мой переводчикъ г. Кимъ, самъ кореецъ, прекрасно владѣющій и корейскимъ, и русскимъ языкомъ, учитель по спеціальности, переводилъ; я быстро, фраза за фразой, записывалъ, стараясь сохранить простоту рѣчи, никогда не прибавляя ничего своего.

За это я ручаюсь и не сомнѣваюсь, что будущіе изслѣдователи подтвердятъ истину моихъ словъ.

Я слушалъ эти сказки то вечеромъ, послѣ гостепріимнаго ужина, — то во время отдыха на перевалахъ, откуда раскрывалась передъ нами далекая панорама долинъ и горъ въ осеннемъ, нѣжномъ, какъ старые персидскіе ковры, узорѣ.

Цѣлые снопы фіолетовыхъ и оранжевыхъ лучей заходящаго во всемъ своемъ величіи желтаго солнца заливали эту даль, и она сверкала, вспыхивала въ послѣдній разъ и уже исчезала, какъ видѣніе въ просвѣтѣ быстро наступавшихъ сумерекъ. И все кругомъ — и эта даль, и эти люди, и ихъ жизнь — казались тоже сказкой.

Одну тетрадь со сказками я потерялъ, къ сожалѣнію. Теперь, когда я опять ѣду туда, на далекій Востокъ, мнѣ, можетъ быть, удастся возмѣстить эту потерю. А, можетъ быть, я не найду ужъ той прежней сказочной Кореи, тѣхъ библейскихъ патріархальныхъ фигуръ: чистыхъ, довѣрчивыхъ дѣтей; наивныхъ, благородныхъ и въ то-же время пятитысячелѣтнихъ старцевъ, извѣдавшихъ и познавшихъ и душу человѣческую, и тщету всего земного, которымъ ничего, кромѣ ихъ сказокъ и горъ, не надо.

Юморъ, добродушіе, всепониманіе, и всепрощеніе, поразительное благородство.

Такъ они живутъ, такъ умираютъ.

Я стою надъ умирающимъ корейцемъ, впервые увидѣвшимъ насъ, бѣлокожихъ. Въ его домѣ на насъ произвели нападеніе, его смертельно ранила одна изъ пуль нападавшихъ хунхузовъ.

Темное, красивое, иконописное лицо; чудные большіе глаза; черная борода, напоминающая индуса. Спокойствіе, величіе простоты…

— Я исполнилъ только свой долгъ гостепріимства… Но уходите скорѣе отсюда… Оставьте насъ… Нѣтъ, не надо золота, потому что оно привлечетъ опять злыхъ людей и погубитъ насъ…

Корейцевъ называютъ трусами.

За бѣлые костюмы, за робость — русскіе называютъ корейцевъ бѣлыми лебедями.

Да, какъ лебеди, корейцы не могутъ драться, проливать человѣческую кровь; какъ лебеди, они могутъ только пѣть свои пѣсни и сказки.

Отнять у нихъ все, самую жизнь — такъ же легко, какъ у дѣтей, у лебедей: — хорошее ружье, вѣрный глазъ…

Ахъ, какія это чудныя, не вышедшія еще изъ своего сказочнаго періода дѣти!