Какъ различны способности людей! Является человѣкъ въ общество, начинаетъ говорить прекрасно, продолжаетъ еще лучше, и оставляетъ слушателей въ восхищеніи. Пускайже онъ явится туда въ другой разъ — и ежели не станетъ переговаривалъ самаго себя, то вы увидите въ етомъ человѣкѣ — истукана.
Сколько различныхъ видовъ лукавой скупости! Буруну поднесъ благодарный ему за что-то стихотворецъ похвальную оду. Бурунъ не могъ скрыть удовольствія своего, принимая оную; но съ того времени всякой разъ, при своемъ пѣснопѣвцѣ, бранитъ стихи и стихотворцевъ, не смотря на то что прежде хвастался чтеніемъ наизусть стиховъ Сумарокова: Бурунъ вообразилъ, что онъ долженъ былъ подариить стихотворца, и подъ внезапнымъ отвращеніемъ къ Поезіи скрываетъ лукавую скупость свою.
Примѣтное равнодушіе книгопродавцевъ жъ сочинителямъ, похожее на неуваженіе, происходитъ безъ сомнѣнія изъ того же правила, о которомъ говоритъ Французская пословица: Point de grand homme pour son valet de chambre (нѣтъ великаго человѣка для своего каммердинера). Книгопродавцы въ нѣкоторомъ смыслѣ не каммердинеры ли сочинителей?…
Прямая сатира на людей гораздо сноснѣе для нихъ и скорѣе находитъ единомышленниковъ, нежели такое сочиненіе? въ которомъ авторъ является добрымъ, чувствительнымъ, любезнымъ.
Я замѣтилъ, что наши женщины большаго свѣта и лучшаго тона почитаютъ неучтивостію, ежели заговорить съ ними по-русски. Когда языкъ Русской есть неучтивость, то что же самъ человѣкъ Русской?… Но большаго свѣта и лучшаго тона не только женщины, да и мущины размышляютъ очень мало, — чтобы не сказать; совсѣмъ не размышляютъ.
Говорите о бѣдномъ отцѣ семейства, что онъ честенъ? благороденъ, твердъ въ исполненіи своихъ обязанностей — что онъ изнуряетъ себя дѣятельностію для успокоенія домашнихъ; говорите о несчастной матери, обремененной дѣтьми и нуждами? какъ она неусыпно печется о первыхъ, и какъ терпѣливо сноситъ послѣднія, какими тяжкими трудами достаетъ хлѣбъ насущный, и какъ всегда вѣрна добродѣтели: — и едва ли производитъ какое-либо впечатлѣніе въ своихъ слушателяхъ. Но скажите, что вы знаете такого человѣка, который босыми ногами ходитъ по снѣгу и не отморозитъ ихъ; что вы знаете такую женщину, которая безъ козы своей не станетъ ни ѣстъ, ни пить, ни спать, a заботится объ ней какъ о родной дочери; присоедините мимоходомъ, что етотъ человѣкъ и ета женщина убоги — и тотчасъ слушатели ваши раскроютъ рты и кошельки…
Клеветникъ и тайный убійца — одно и то же; вся разность состоитъ въ орудіяхъ ихъ злодѣянія.
Умъ и богатство играютъ въ свѣтѣ совсѣмъ не свои роли. По тому уваженію, которое всякой въ душѣ своей и на языкѣ имѣетъ къ уму, онъ долженствовалъ бы первенствовать надъ богатствомъ, о которомъ почти всегда отзываются съ презрѣніемъ. Но какъ скоро явятся на сценѣ умъ и богатство, то выдетъ совсѣмъ иное: люди простираютъ объятія къ богатству и не глядятъ на умъ. Богатство, поднявъ голову, выступаетъ гордо, садится въ почетное мѣсто, разваливается, говоритъ, смѣется, шутитъ, тогда какъ умъ въ углу, съ потупленными очами, безмолвствуетъ и ничего незначитъ! Между тѣмъ должно напомнить еще одну истину, сказанную Вольтеромъ, что «никто не захочетъ и Крезовыхъ сокровищь, съ тѣмъ чтобы быть дуракомъ». О люди!
Вообще походка открываетъ свойство человѣка. Кто дробитъ ногами, того обыкновенно занимаютъ какія-нибудь мѣлочи; но y кого шаги большіе и ровные, тотъ всегда помышляетъ о чемъ-нибудь изящномъ. Человѣкъ шагаетъ соразмѣрно своимъ идеямъ. Здѣсь кстати привесть замѣчаніе Гвіанскаго пустынника. Онъ говоритъ: идучи, люди, мыслящіе о прошедшемъ, глядятъ въ землю, — мыслящіе о будущемъ глядятъ на небо, — мыслящіе о настоящемъ глядятъ впередъ, — глядящіе на ту и на другую сторову ни о чемъ не мыслятъ.
Женщина, почитающая сѣдые волосы на головѣ мущины порокомъ, едва ли имѣетъ, или можетъ имѣть какую-либо добродѣтель своего пола.
Многіе по чрезвычайной лѣни и по совершенному недостатку силы въ характерѣ кажутся философами, между тѣмъ какъ ихъ помышленія, желанія, надежды — самыя обыкновенныя, самыя суетныя, чтобы не сказать — самыя ничтожныя.
Наружность обманчива до такой степени, что не рѣдко самымъ порокомъ приобрѣщаютъ доброе имя.
Фролъ до того заботится о всѣхъ родахъ славы своей, что каждому новому знакомцу говоритъ о малѣйшемъ недостаткѣ старыхъ своихъ знакомцевъ, изъ опасенія чтобы не подать какой нибудь невыгодной мысли о выборѣ своего знакомства.
Счастливая женитьба — то есть на богатой или на знатной — имѣетъ вліяніе даже и на авторство, если новобрачный пишетъ. Никто, или почти никто, не зналъ его какъ сочинителя; но вдругъ побѣдоносный Гименъ отворяетъ ему путъ во всѣ ученыя общества, и во всѣхъ журналахъ печатаются стихи его и проза, съ похвалами въ примѣчаніяхъ отъ издателей, и уже обязанный всею авторскою славою Минервѣ своей или супругѣ становится маленькимъ законодателемъ въ литтературѣ: a если онъ хотя немного хладнокровенъ, то и большимъ, то и первымъ, то наконецъ и оракуломъ. Гименъ при етомъ случаѣ не уступаетъ въ чудесахъ Амуру отцу изящныхъ искусствъ и, можетъ быть, талантовъ!
Пустоеловы говорятъ легко и плавно, именно отъ того, что y нихъ нѣтъ идей, что они незатрудняются выборомъ, какую предложить, и въ какихъ выраженіяхъ; ибо извѣстно, что богатство выраженій бываетъ только съ богатствомъ идей, и что труденъ выборъ единственно при богатствѣ.
Сколько путей къ славѣ! Дуриловъ заказываетъ отъ времени до времени одну изъ лучшихъ бань въ столицѣ для своего — иноходца.
Карпъ часто говоритъ объ енергіи, и самъ имѣетъ ее — не въ патріотизмѣ, не въ любви къ добру и ближнему, но во всемъ, что принадлежитъ до егоизма.
Что есть Исторія? Курсъ нравственности и политики.
Клитъ жестоко наказываетъ слугъ своихъ за сущую бездѣлку, и въ то же время чрезвычайно ласково проситъ пить. --,,Пожалуй мнѣ, батюшка, « говоритъ онъ дрожащему слугѣ своему стаканъ воды.» Какая отвратительная ласковость въ устахъ Клита!
Для стихотворца, прибѣгающаго къ чужимъ идеяѵіъ, остается одна механическая работа. Единственно искусство есть собственностію въ такомъ случаѣ.
Я часто кажусь побѣжденнымъ въ нѣкоторыхъ спорахъ — отъ того что теряю охоту говорить, и для того чтобы не обличить другаго въ чемъ нибудь неприятномъ для его самолюбія. Не всѣ мнѣ платятъ сею послѣднею монетою.
Нѣкоторые критики похожи на людей съ несчастнымъ обоняніемъ, не чувствующихъ никогда хорошаго запаха, a только одинъ дурной.
Молодые писатели, начинающіе поприще свое сухими, шутливыми и сатирическими сочиненіями, всегда выигрываютъ передъ судомъ общества противъ другахъ писателей, начинавшихъ свое поприще сочиненіями нѣжными и чувствительными, — выигрываютъ потому, что большую часть общества составляютъ люди холодные, обыкновенные, которыхъ смѣшитъ слеза умиленія, или переставшіе быть нѣжными и чувствительными, и позабывшіе о мечтательной молодости.
«Нѣтъ такого человѣка, отъ котораго бы не льзя было чему-нибудь научиться», говорилъ Лафатеръ. Конечно правда! Одинъ весьма обыкновенный человѣкъ, говоря о другомъ, надъ которымъ всегда и вездѣ шутили, сказалъ. «Я не понимаю, что находятъ въ етомъ человѣкѣ для шутокъ надъ нимъ! Онъ не показываетъ никакого особеннаго требованія, никому не надоѣдаетъ, на примѣръ, вѣчнымъ разсказомъ объ одномъ и томъ же, не гоняется за острыми словами!» Сіе послѣднее примѣчаніе осталось у меня въ памяти, и я вывелъ изъ него слѣдующее простое заключеніе: и такъ, кто гоняется за острыми словами, тотъ подаетъ право шутить надъ собою, или презирать себя — что все равно.
Софисты въ отношеніи къ истинамъ сутъ то, что луна въ отношеніи къ солнцу. Она блистаетъ свѣтомъ, но не такимъ, который проницаетъ тѣла благотворною, жизвотворящую теплотою.
Философъ Саади сказалъ: «Прахъ отъ того не менѣе — прахъ, что бдагопріятнымъ для него вѣтромъ возносится до облаковъ, a діамантъ неперестаетъ быть драгоцѣннымъ и упавши въ грязь.» Разительный образъ достоинствъ нашихъ въ отношеніи къ судьбѣ.
Фадей знаетъ всѣ дневныя новости и семейственныя происшествія въ цѣлой Столицѣ, и разноситъ вѣсти по домамъ съ такимъ постоянствомъ, съ такимъ терпѣніемъ, что невозможно неполюбоваться твердостію его характера. Найдется ли опечатка въ газетахъ, Фадей уже передъ нашими глазами, и съ таинственнымъ видомъ присяжнаго шпіона спрашиваетъ y васъ, замѣтили ли вы въ нынѣшнихъ вѣдомостяхъ престрашную ошибку; a на отвратительный отвѣтъ вашъ станемъ приискивать, указывать ее, пожимать плечами и страдальчески улыбаться. — Я жалѣю объ немъ: мнѣ кажется, ето добровольный мученикъ.
[Шаликов П. И.] Мысли, характеры и портреты / к. Ш-в // Вестн. Европы. — 1817. — Ч. 96, N 21. — С. 58-66.