В. В. Воровский. Фельетоны
Издательство академии наук СССР, Москва, 1960
У Чехова есть глубоко трагический рассказ о том, как некий чиновник, сидя в партере театра, чихнул и попал на лысину сидевшего перед ним штатского генерала1. Чиновник оцепенел. До самого антракта он сидел, как на иголках, а когда опустили занавес, он робко подошел к генералу и почтительно начал просить извинения. Это было очень хорошо. Почтительность — признак хорошего тона.
Генерал пробормотал: «ничего, ничего» — и поспешил скрыться. Но чиновник не мог успокоиться. Он еще раза два подходил, прося извинения, заходил за тем же к генералу на службу, наконец, отправился к нему на дом. Доведенный до белого каления генерал спустил его с лестницы. Потрясенный чиновник, придя домой, лег на диван и… умер.
Такая же трагическая история разгорается на наших глазах, но в несколько усложненном виде.
Во время прений по бюджетному вопросу Родичев громко чихнул в сторону самой элегантной ложи. Правда, он не только не побежал извиняться за причиненное беспокойство, но спокойно сел, обвел торжествующим взглядом соседей и, нисколько не смущаясь их испуганными лицами, громко произнес: «Будьте здоровы, Федор Измаилович!»
Но не так легкомысленно посмотрели на дело его родители. Кутлер тотчас же послал записку Струве, и оба побежали в буфет, где допивал седьмой стакан чаю Павел Николаевич, отирая струившийся по лбу пот2.
Начался быстрый обмен мнений, шепотом, озираючись, как кучка заговорщиков.
Отголоски шепота поползли по коридору, и в одно мгновение за соседним столом пил уже пиво Остен-Сакен3, а из пор стен выступило, как привидения, с полдюжины так называемых служителей…
Но было уже поздно. Вопрос был решен. Кутлер, нервно обдергивая сюртук, первый направился к «павильону», за ним остальные. Через пять минут послышалась мягкая речь: «Не извольте подумать, ваше прев-во, это он не по злой воле, это у него такой органический недостаток, он всегда у нас так, такой уж неопрятный… А так он очень вежлив и хорошо воспитан, смею уверить…»
— Ничего, ничего…-- пробормотало его прев-во, стараясь ускользнуть от объяснений.
Депутаты ушли, но тоскливое чувство беспокойства щемило им грудь.
— Нет, не успокоили мы его; сердится, — в один голос произнесли они, очутившись опять в буфете.
Через час его прев-во выходило из думы и уже занесло ногу на подножку экипажа, когда к нему опять подошли трое.
— Вы уж, пожалуйста, не обижайтесь, ваше прев-во, потому это вовсе не от дурного воспитания; напротив, даже его воспитатели все говорят…
— Да я нисколько, пожалуйста, ничего, ничего, — быстро проговорило прев-во и, приподняв цилиндр, вскочило в пролетку. Лошадь помчалась.
— Нет, все еще сердится, — со вздохом сказали трое и, потупив голову, грустные пошли в комиссию по проверке подписей Лидваля.
Вечером состоялось совещание фракции по этому поводу, была выбрана специальная комиссия, были приглашены в качестве экспертов все предводители дворянства, и на другой день утром специальная депутация отправилась на квартиру прев-ва.
Прев-во с недоумевающим видом встретило депутатов. Выступил сам председатель.
— Вчера, ваше прев-во, произошло печальное недоразумение. Во время бюджетных прений… Неожиданный случай… Оратор… чихнул… Он собственно…
(Дальнейшие сведения еще не доставлены репортером).
«Наше эхо»,
28 марта 1907 г.
Перепечатывается впервые. В основу фельетона положен факт, имевший место во время прений по бюджетному вопросу в Государственной думе. Этим же прениям В. И. Ленин посвятил свою статью «Дума и утверждение бюджета» (Сочинения, т. 12, стр. 270—275), опубликованную в том же номере газеты «Наше эхо», что и фельетон Воровского.
Выступая в думе, член кадетской фракции Ф. И. Родичев употребил в своей речи против смертной казни выражение «столыпинский галстук». Председатель Совета министров П. А. Столыпин, присутствовавший на заседании, вышел демонстративно из зала и удалился в министерский павильон. Вскоре пришло известие, что Столыпин решил вызвать Родичева на дуэль и посылает к нему секундантов.
Кадетский депутат растерялся… Взволновалась и вся кадетская фракция, которая срочно собралась для обсуждения создавшегося положения. Лидер кадетов П. Н. Милюков посоветовал Родичеву извиниться перед премьер-министром. «Все еще взволнованный и растерянный, — писал в своих мемуарах Милюков, — Родичев пошел извиняться».
Инцидент в думе и послужил Воровскому поводом для осмеяния угодничества и пресмыкательства кадетов.
Разоблачения большевистской печати вызвали злобные выпады против газеты «Наше эхо» со стороны кадетской «Речи», отрицавшей тот факт, что кадеты извинялись перед Столыпиным. В ответ «Наше эхо» писало: «Юпитер, ты сердишься, стало быть, дело не чисто! Мы охотно допускаем, что были введены в заблуждение, что по этому поводу депутация к г. Столыпину не ходила. Но разве это хоть на йоту изменяет подобострастно-почтительное отношение кадетов к власть имущим, их подозрительную уступчивость и предупредительную „готовность к услугам“? Дыму без огня не бывает. Отмежуйте себя, господа, от правительства и в политике и в закулисном политиканстве, и тогда сама собой исчезнет почва для „клеветнических“ слухов» («Наше эхо», 1907, № 4).
1 Речь идет о рассказе А. П. Чехова «Смерть чиновника».
2 Федор Измаилович — Родичев; Кутлер — деятель кадетской партии; Павел Николаевич — П. Н. Милюков.
3 Остен-Сакен — член Государственной думы, октябрист.