Новый годъ.[править]
Десять часовъ утра, а ужь въ квартирѣ у купца Пармена Захарыча Переносьева все прибрано, выметено. Въ углахъ у образовъ не горятъ, а просто пылаютъ лампадки. Въ залѣ накрытъ столъ съ двадцатью сортами закусокъ и двѣнадцатью сортами выпивокъ. На столъ выложено все имѣющееся серебро, какое только можно было выложить, не компрометируя себя. Самъ хозяинъ въ вышитомъ мундирѣ и при шпагѣ мѣрно ходитъ по навощенному до-нельзя паркетному полу и любуется своей осанкой, изрѣдка поглядывая на себя въ зеркала. То подойдетъ къ акваріуму съ золотыми рыбками и ящерицами, то къ самоигральнымъ фортепіанамъ, то попугая подразнитъ, сидящаго въ бронзовой клѣткѣ. «Ура! Ваше степенство!» — картавитъ попугай, а хозяину любо, и все его заплывшее жиромъ лицо сіяетъ, какъ мѣдный тазъ, тщательно вычищенный суконкой съ кирпичемъ. «Всѣмъ я благодѣтель! Полтыщи народу кормлю!» — мелькаетъ у него въ головѣ, и онъ важно поправляетъ висящій на шеѣ орденъ.
Близъ закуски сидитъ разряженная жена Переносьева, еще не старая, но уже совсѣмъ дряблая отъ сидячей жизни женщина, и дочь Переносьева, курносенькая, но пикантная дѣвушка, пятьдесятъ тысячъ приданаго которой рѣшено приложить не менѣе, какъ къ двухъ-сотъ-тысячному капиталу. Онѣ вздыхаютъ и ждутъ гостей съ визитами.
Звонокъ.
— Анна Митрофановна! Приготовься! Можетъ быть это кто-нибудь изъ нашихъ пріютскихъ! — говоритъ Переносьевъ.
Легкое смятеніе. Дочка складываетъ губы сердечкомъ.
— Швейцаръ съ нашей лѣстницы! — докладываетъ лавочный мальчикъ.
— Зови его сюда! Да пусть прежде ноги оботретъ. Не ловко-же мнѣ къ нему въ мундирѣ выходить въ прихожую! — произноситъ хозяинъ.
Въ залу входитъ швейцаръ.
— Съ новымъ годомъ, съ новымъ счастьемъ-съ имѣю честь поздравить, ваше высокоблагородіе! Первый разъ васъ приходится видѣть въ мундирѣ… Солидно, очень солидно! Дай вамъ Господи! Это, Парменъ Захарычъ, какъ-же, ежели на военный чинъ перевести? — По военному, я буду маіоромъ. Выпей вонъ, да только закуску не вороши, потому я жду къ себѣ генерала.
Швейцаръ пьетъ. Переносьевъ лѣзетъ въ бумажникъ и подаетъ ему трехъ-рублевую бумажку.
— Всѣхъ, Пименъ Захарычъ, я по нашей лѣстницѣ обошелъ, и, вѣрите-ли, какіе есть сквалыжники! Вотъ хоть-бы генеральша Бахмутова — полтинникъ дала… Ей Богу! Вотъ вами такъ ужъ у насъ всѣ довольны. Вѣрите-ли, извощики у подъѣзда не нахвалятся вами! Что это, говорятъ, у васъ за купецъ за пречудесный!
— Анна Митрофановна! Дай ему отъ себя рубль!
— Много вамъ благодарны, ваше высокородіе! Дай вамъ Богъ до самаго высшаго чина дожить, въ военную службу перейдти и полкомъ командовать!
— Ну, ужъ это зачѣмъ-же? Мы вонъ и для сына рекрутскую квитанцію купили! — вставляетъ слово жена.
— Анна Митрофановна, не вмѣшивайся.
— Счастливо оставаться, ваше степенство! Пойду къ нѣмцу-доктору, авось тотъ два двугривенныхъ отвалитъ!
Швейцаръ ушелъ.
— Сторожа изъ пріюта! — докладываетъ мальчикъ.
Хозяинъ вынимаетъ синюю бумажку и приказываетъ угостить водкой.
— Счетчики изъ банка!
Тоже самое.
Попугай кричитъ «хозяину нашему слава!» Звонокъ.
— Анна Митрофановна! Поправься! Можетъ быть, это кто нибудь изъ пріютскихъ чиновниковъ!
Легкое смятеніе. Дочка складываетъ губы сердечкомъ.
— Маша, — обращается хозяинъ къ дочери, — коли кто обратится къ тебѣ по французски, ты по-французски и отвѣчай.
— Мнѣ стыдно, папенька!
— Дура!
Входитъ гость въ сюртукѣ и съ медалью на шеѣ.
— Господи! Первый разъ вижу тебя въ мундирѣ. Генералъ, совсѣмъ генералъ! — раздаются восклицанія. Повернись-ка, повернись-ка, спиной то!
— Да, братъ, полторы тысячи ежегодно обязался вносить! — мѣрно произноситъ хозяинъ. — Колоколъ у себя на родинѣ повѣсилъ. На часовнѣ куполъ позолотилъ и всѣ штукатурныя работы на свой счетъ принялъ. Балъ сиротамъ устроилъ… Елку на праздникахъ дѣлалъ. Образъ у Закхея въ кованную ризу вправилъ.
Мальчикъ подаетъ письмо.
— Какая-то женщина васъ поздравляетъ съ новымъ годомъ.
Переносьевъ распечатываетъ и начинаетъ читать въ слухъ:
«Ваше боголюбивое единоутробіе, господинъ именитый купецъ Пименъ Захарычъ, защитникъ сирыхъ и убогихъ, одѣленныхъ на общественномъ пирѣ жестокосердаго человѣчества! Служа тридцать пять лѣтъ, вѣрою и правдою престолу и отечеству, будучи обремененъ удрученною старостью и болѣзнью, женою съ девятью малыми младенцами и ожидая ниспосланія десятаго, находящагося еще въ утробѣ, и по волѣ неотразимаго рока, не имѣя силъ къ добыванію пропитанія ослабѣвшей отъ злостнаго паралича десницей, шлю тещу мою къ вамъ, въ полковницкомъ чинѣ состоящую, и молю ваше единоутробіе…»
— На вотъ ей, вынеси трешпичекъ! — подаетъ Переносьевъ мальчику зелененькую бумажку — И что это, Ананій Кузмичъ, денегъ выходитъ, такъ просто страсти! — восклицаетъ онъ, обращаясь къ гостю. — Ну зато почетъ! Выпей водки-то, только закуску не очень вороши, потому я къ себѣ генерала жду! Настоящаго генерала. Къ сегодняшнему дню только пожаловали.
Въ зало входитъ «ундеръ» въ отставномъ военномъ сюртукѣ съ нашивками, и ведетъ за руку мальчика лѣтъ десяти.
— Съ новымъ годомъ, ваше высокородіе! Дай вамъ Богъ счастія, богатства, чтобъ куры не клювали и всего, всего хорошаго! Дождаться внуковъ, правнуковъ и еще далѣе, — говоритъ «ундеръ». — Ну, Петрунька, сади! Не бойся, читай, читай! — гладитъ онъ по головѣ мальчика.
На глазахъ мальчика показываются слезы, нижняя губа дрожитъ, онъ подаетъ купцу Переносьеву листъ бумаги, свернутый въ трубочку, и начинаетъ читать стихи:
Съ новымъ, годомъ поздравляю,
Счастья радости желаю
Папа крестный дорогой.
Дай вамъ, Боже, многи лѣта,
И чтобъ вашъ счастливый вѣкъ,
Какъ прекрасная планета,
Лучезарно-бы истекъ.
— Довольно, довольно! — перебиваетъ его хозяинъ. — Это крестникъ мой, — обращается онъ къ гостю съ медалью. — Вотъ у него всѣ дѣти умирали, и онъ у насъ въ сторожахъ по церкви состоялъ. Ну, и упросилъ онъ меня сынишку окрестить. Что-жъ ты думаешь? Вѣдь задался и живъ. Вотъ у меня какая рука-то счастливая!
— Ужъ вамъ это, ваше высокородіе, свыше, отъ Бога за ваши благодѣянія, — бормочетъ «ундеръ».
— Да, я многимъ благодѣтель! Коли такъ, на синенькую! Пальтецо, либо спинжакъ себѣ новый купишь. Постой, экзаменъ сдѣлаю.
Переносьевъ вынимаетъ изъ бумажника огромную пачку денегъ.
— Много-ли здѣсь денегъ? Говори!
— Не знаю-съ…-- робко шепчетъ мальчикъ.
— А это въ какую цѣну сѣренькая бумажка? Не знаешь? А эта радужная вотъ?. А какая изъ нихъ цѣннѣе? Ахъ ты, самаго-то настоящаго и не знаешь, а еще въ школѣ учишься!
Звонокъ.
— Ну, съ Богомъ! Идите на кухню! Тамъ васъ угостятъ. А я къ себѣ генерала жду! Анна Митрофановна! Маша!
Переносьевъ бросаетъ на жену и на дочь значительный взглядъ. «Ундеръ» съ сыномъ уходятъ, а на ихъ мѣсто является молодой гость во фракѣ и въ бѣломъ галстухѣ. Голова его завита бараномъ, а отъ самаго несетъ пачулей.
— Съ новымъ годомъ! Съ новымъ счастьемъ!
Онъ подсаживается къ дамамъ. Тѣ съ разу оживляются.
— Гдѣ новый годъ встрѣчать изволили?
— Дома; у насъ никого не было. Сходили сначала ко всенощной, а потомъ и за ужинъ… Хотѣли въ театръ, да ложи не достали, — отвѣчаетъ дочка Переносьева. — Ряженые къ намъ пріѣзжали, да папенька выгналъ. Хотѣла было гадать, въ зеркало съ нашей горничной смотрѣть, да папенька свѣчки задулъ. Впрочемъ, мостокъ себѣ подъ кровать мостила. И видѣла суженаго.
— Офицеръ?
— Много будете знать — скоро состаритесь.
— А именъ за воротами у прохожихъ не спрашивали?
— Не позволяю я именъ-то спрашивать. — вставляетъ слово мать. — Прошлый годъ у насъ дѣвицы гостили и побѣжали имена спрашивать, да и натолкнулись на какого-то пьянаго, а онъ имъ такое имя сказалъ, что срамъ!
— Ахъ, маменька, что вы!
— Впрочемъ я гадала, брюнетъ или блондинъ… Брала снѣгъ и искала въ немъ волосъ.
— Ну, что же?
— Да длинный какой-то попался и жесткій такой.
— Ну, значитъ женихъ будетъ попъ, либо дьяконъ.
— Нѣтъ, кухарка наша говоритъ, что это лошадиный волосъ изъ хвоста.
— А мы такъ вчера ряжеными ѣздили. Я былъ одѣтъ Мазепой…
— Что же это за костюмъ?
— Отличный. На головѣ треухъ, а самъ какъ-бы въ халатѣ… Сабля, шпоры…
Опять звонокъ.
— Анна Митрофановна, можетъ-быть это генералъ! — восклицаетъ Переносьевъ.
Въ комнату входитъ гость въ отрепанномъ фракѣ и мятомъ бѣломъ галстухѣ. Лицо его одуто, глаза косятъ. Начинаются поздравленія. Переносьевъ подаетъ ему два пальца.
— Ну, живая душа на костыляхъ, стрекоза въ серьгахъ! Выгребай сплетни-то, — говоритъ онъ ему, — сколько сегодня народу обѣгалъ?
— Одинадцать визитовъ сдѣлалъ, — отвѣчаетъ слегка пришепетывая гость. — У балабаевскаго архіерея былъ… Звонковы свой домъ продали, Кузьма Данилычъ своего кучера прогналъ. Представьте, онъ на лѣстницѣ жену его цѣловалъ.
Глаза дамъ заискрились и онѣ ближе подвинулись къ гостю — Федоръ Кузьмичъ съ синякомъ ходитъ. Во весь глазъ синякъ… На тройкѣ къ Дороту ѣздили, такъ вывалился изъ саней.
— Павелъ Андреемъ, какъ-же это кучеръ-то? Разскажите — пристаютъ къ гостю дамы.
— Послѣ, послѣ… Третьяго дня у Додонова сороковой день справляли, такъ гости разодрались. Сейчасъ сваху Лукерью встрѣтилъ, такъ разсказывала, что у Машенька Брындина замужъ выходитъ. Женихъ — мусорщикъ и съ двумя каменными домами. Приданое изъ батисту дѣлаютъ, и женихъ непремѣнно требуетъ золотую кровать.
— А ужъ и побьютъ-же тебя, Павелъ, за твои сплетни! — восклицаетъ Переносьевъ.
— Да и били-съ! Ахъ, самую-то главную новость и забылъ! Представьте, Теленкина-то сынъ, что въ уланскіе юнкера поступилъ, ужъ больше не служитъ. Отецъ взялъ его изъ полка обратно и купилъ ему рекрутскую квитанцію за четыре тысячи… «Пусть, говоритъ, лучше на глазахъ въ лавкѣ стоитъ, а то за глазами-то онъ такъ отъ рукъ отобьется, что еще, пожалуй, кутить начнетъ да долговъ надѣлаетъ». Теперь унтеръ-офицеръ въ отставкѣ…
— Ахъ какая жалость, а ему такъ шелъ уланскій мундиръ! — вставляетъ слово дочка Пареносьева.
— Выгодный женишекъ! Никакая купеческая дочка не побрезгуетъ, что онъ отставной солдатъ! — восклицаетъ Переносьевъ.
— Да вѣдь можете вы думать, не ѣхалъ онъ изъ полка-то! Ему военная служба смерть какъ понравилась. Такъ за нимъ въ Польшу въ полкъ прикащика посылали и силою взяли. Ну, конечно, папенька — звѣрь. Пріятно-ли? Онъ радъ былъ, что на свободу-то отъ семейства вырвался. А тутъ вдругъ шабашъ! Будетъ тебѣ служить! Воюй въ лавкѣ аршиномъ!
Звонокъ.
— Анна Митрофановна! Можетъ быть это самъ генералъ! Ну, Павелъ, выпей водки, да убирайся вонъ, а то еще что-нибудь сболтнешь!
— Курьеръ отъ его превосходительства! — докладываетъ мальчикъ и подаетъ конвертикъ.
Лицо Переносьева омрачается. Онъ разрываетъ конвертъ, вынимаетъ оттуда карточку и читаетъ:
— «Дѣйствительный статскій совѣтникъ Аристархъ Аристарховичъ Громоносовъ.» Нѣтъ, не осчастливилъ-таки своимъ посѣщеніемъ, а вѣдь какъ обѣщалъ!
— Это кто-же, Пименъ Захарычъ? — подскакиваетъ къ нему гость — сплетникъ.
— Пошелъ прочь, выжига! Анна Митрофановна! Вели закладывать лошадь! Я самъ къ генералу поѣду, даже, мало того, къ тремъ генераламъ поѣду!
Черезъ полчаса Купецъ Переносьевъ, въ треуголкѣ и шубѣ, выходитъ изъ своей квартиры на лѣстницу. Его провожаетъ жена и говоритъ ему въ слѣдъ:
— Пименъ Захарычъ, ты ужъ на счетъ вина-то сегодня поостерегись, а то въ мундирѣ, при шпагѣ и вдругъ…
— Дура!