О критикѣ и критикахъ. Статьи.
Изд. «Заря», 1909
О «Береговомъ».[править]
Открывая анкету по вопросамъ искусства, жури. «Лебедь» обратился къ автору «Берегового» С. Н. Сергѣеву-Ценскому, (уь просьбою высказать свое отношеніе къ критикѣ, которая, какъ извѣстно, съ изумительнымъ единодушіемъ «раскатала» вышеназванное произведеніе, не потрудившись расшифровать его и раскрыть читателямъ всю прелесть его изумительной, единственной въ своемъ родѣ структуры. Сергѣевъ-Ценскій высказалъ намъ приблизительно слѣдующее.
Критики съ такимъ рѣдкимъ единодушіемъ освистали «Береговое», что я просто снимаю шляпу и кланяюсь. «Береговое» — неудачная вещь. Тамъ много опечатокъ (въ чемъ виноватъ «Шиповникъ»), совсѣмъ нѣтъ никакого «Берегового», и поэтому «можно назвать его мокрымъ, туманнымъ, каменнымъ», нѣтъ никакого смысла, и это даже «не пародія на какого-нибудь Сергѣева-Ценскаго, это самъ Сергѣевъ-Ценскій, закусивъ удила, ржа и брыкаясь, фыркая и стуча копытами, мчится, сбросивъ съ себя всякія требованія разсудка» (Каковъ я лихачъ!.. И каковъ стиль критика!) это просто «гнусный наборъ словъ», и «удивительно, какъ такіе господа, какъ С.Ценскій, не сидятъ въ сумасшедшемъ домѣ». Вотъ выжимки изъ разныхъ рецензій.
Штукатуръ Семенъ, который знакомъ со мной и имѣетъ страстишку почитать газетку, пришелъ какъ-то ко мнѣ и говоритъ:
— Читалъ я о васъ въ газетѣ… Нехорошо пишутъ…
— Какъ же пишутъ?
— Да такъ какъ-то… даже неловко.
— А какъ же все-таки?
— Нехорошо васъ называютъ… такъ что даже сказать нельзя.
— Вона, нельзя! Разъ въ газетахъ назвали, такъ что же стѣсняться?
— То-то что назвали… Сумасшедшимъ назвали, вотъ что, — говоритъ онъ, наконецъ, укоризненно и строго.
Святая простота этотъ штукатуръ Семенъ! Хорошо еще, что не написали, что я, напримѣръ, повѣсилъ мать, отравилъ отца, изнасиловалъ тетку… Что стоитъ по нынѣшнимъ временамъ этакому остроумному и ѣдкому критику написать и это?
Бѣдное «Береговое»! Не поздоровится отъ этакихъ похвалъ!
И чѣмъ бы, кажется, я такъ обидѣлъ своихъ единственныхъ читателей-рецензентовъ? Не написалъ о квартальномъ? Но если у насъ только и возможно, что писать о квартальномъ, тогда да. здравствуетъ квартальный, — пью за его здоровье!.. Не поставилъ точекъ надъ і? Это потому, гг. рецензенты, что я уважалъ васъ, своихъ единственныхъ читателей. Ушелъ изъ условной реальност въ область красокъ? Изъ привычныхъ, точныхъ понятій въ область сравненій, сближеній, намековъ? Это потому, что такова и была моя художественная задача. Что хотѣлъ сказать авторъ? — такъ обыкновенно спрашиваютъ рецензенты.
Авторъ просто впиталъ въ себя груду красокъ и солнца, выложилъ ихъ сырьемъ на холсты и развѣсилъ эти холсты по комнатѣ. Но надоѣла автору эта. комната, и онъ, насколько могъ, замаскировалъ ея стѣны.
А ихъ-то, именно этихъ стѣнъ и искали по привычкѣ рецензенты. Они пробѣжали разсказъ мелькомъ за обѣдомъ между жаренымъ гусемъ и компотомъ, и не нашли стѣнъ. О, конечно, я долженъ былъ сказать для нихъ просто и ясно, какъ въ крыловской баснѣ: смыслъ басни сей таковъ: Горы — мужское начало, море — женское. Береговое — прибой. Двѣ стихіи, два пола вѣчно тянутся къ другъ другу, чтобы понять, и остаются несліянными: вѣчно рядомъ и вѣчно одни. И тамъ, гдѣ мужчина чувствуетъ, что Вавилонъ строятъ и что, достроенный, онъ будетъ слишкомъ тяжелъ для земли, — тамъ женщина видитъ жениха съ огненными парусами на кораблѣ; и тамъ, гдѣ молятся горы, смѣется море. Конструкція «Берегового» та же, что и «Лѣсной топи»: постепенный подъемъ, вершина, паденіе внизъ.
Между постепенно нарастающимъ стремленіемъ другъ къ другу двухъ стихій и двухъ людей проведена, можетъ быть, даже очень грубо, аналогія, и, несмотря на грубость, она не была замѣчена критикой. Критика съ какимъ-то сладострастіемъ отмѣтила, какъ были описаны у меня мужчина и женщина въ «Береговомъ». О, конечно, я долженъ былъ сказать точно: «брюнетъ, носъ умѣренный, жилетъ съ полосками; блондинка, молодости не первой; дорожный костюмъ». А я сказалъ: "У него было лицо какъ широкая захолустная улица, днемъ, лѣтомъ… У нея лицо было какъ сѣть узенькихъ тупиковъ и переулковъ… Какъ можно было пропустить такой случай, чтобы не показать публикѣ, какъ глупъ авторъ «Берегового» и какъ уменъ каждый изъ рецензентовъ? И они показали. О, они неоспоримо знаютъ все, какъ нужно и что нужно!.. Смиренно преклонимся передъ ними.
Но приклониться ли? Не слишкомъ ли много чести?
Не сказать ли просто и честно: «А судьи кто?» Мнѣ сказали какъ-то по секрету: «Знаете ли, — вами большевики недовольны… Вы бы этакъ того»…
Прошло нѣсколько времени, — мнѣ сказали: «А вами, знаете ли, меньшевики недовольны… Вы бы какъ-нибудь этакъ»… И хотя я совсѣмъ нетвердо знаю, чѣмъ отличается большевикъ отъ меньшевика, — пусть мнѣ простятъ они эту безграмотность, — я увидѣлъ: вотъ они судьи.
Я просто художникъ, — больше того, я просто учусь искусству и художникомъ считаю себя относительно, но да позволено мнѣ будетъ уйти отъ опеки политическихъ партій.
И не объ этомъ хотѣлось бы сказать нѣсколько словъ, а вотъ о чемъ. Не знаетъ ли кто-нибудь, гдѣ училась такъ великолѣпно ругаться наша критика.
Въ сплошное и нелѣпое хулиганство выродилась когда-то дѣйствительно культурная дѣятельность «Вѣсовъ»; каждый журналъ и каждая газета почему-то сочли своей обязанностью обзавестись хулиганствующими рецензентами, которые позубастѣе (по зубамъ ихъ, должно быть, и выбираютъ), — и я лично говорю только за себя, — совершенно не понимаю, кому это нужно. Мнѣ сказалъ одинъ уважаемый мною писатель: «Это еще хорошо, что васъ ругаютъ, а вотъ когда совсѣмъ будутъ молчать, тогда скверно».
Уважаемый, чѣмъ же скверно? Вѣдь, подобное познается подобнымъ, и вѣдь они не учатся искусству, эти рецензенты, чѣмъ же будетъ хуже, если они начнутъ молчать? А вдругъ нечаянно угодишь въ какую-нибудь партійную волчью яму и похвалятъ. «Вѣдь послѣдняя будетъ горше первой». И похвалы и порицанія эти, — кому и зачѣмъ они нужны?
Еще два года назадъ, прямо и косвенно, шестерыхъ петербурскихъ критиковъ я просилъ ничего обо мнѣ не писать. «Да вѣдь не ругать же, я хвалить васъ буду!» — сказалъ одинъ критикъ. «Пожалуйста и не хвалите», — сказалъ я и сказалъ вполнѣ искренно. Писатель не скаковая лошадь. Не унижайте его своими призами. Если онъ дѣйствительно художникъ, то пишетъ онъ только для себя, а если написаи; мое печатаетъ, то для того, чтобы получить деньги. «Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать». Я былъ одно время редакторомъ журнала, и знаю по опыту, какъ мало у насъ людей, умѣющихъ писать, но люди, желающіе читать, имѣются. И если общество полюбитъ художника, — это его законное право, но пусть помнитъ критика, что между оцѣнкой произведенія и базарной руганью съ пѣной у рта, мѣшающей учиться искусству, лежитъ пропасть.
Таковы въ общихъ чертахъ выводы автора относительно критической оцѣнки его послѣдняго произведенія. Выводы весьма печальные, ибо дѣйствительно подобная критика можетъ только мѣшать творческой работѣ писателя, а читателю не даетъ ничего[1].
- ↑ Настоящая бесѣда печатается съ любезнаго разрѣшенія редакціи «Лебедь».