Вчера мне сказали в Театре, что вы были в Москве и меня искали. — Признаюсь, это меня удивило. — Давно доходят до меня слухи, что вы относитесь обо мне враждебно и весьма ко мне не благоволите. А почему бы это, ума не приложу. — Кажется, давно знакомы. — Когда мог, содействовал, дурного не делал. — Впрочем, в нашей журналистике давно вошло в моду отзываться обо мне как о каком-то безграмотном бариче, идиоте, доносчике и т. п. — Потешилась молодежь. — Пускай себе. — В обществе для пособия бедным Литераторам меня забаллотировали. — Это меня огорчило, как всякое незаслуженное оскорбление. — Я всегда помогал, где только мог, другим, и отнимать у меня этого права, всей моей жизнью заслуженного, не следовало бы по самой простой справедливости. Что выразила эта манифестация, не понимаю. — Вижу, то есть, охоту плюнуть в лицо человеку, простирающему вам руку для доброго дела, — но все-таки не понимаю. Но всякой моде бывает конец. — Статьи мои пропадали в редакциях, другие возвращались. — Я хотел, было, издать отдельно то, что у меня накопилось, но, если вам нужен материал, я снова готов как во времена оные. Незлобную душу вложил в меня Бог.
Уведомьте — есть и стихи и проза.
Всегда готовый к услугам Соллогуб.
11 сент<ября> 1865.