Коровин К. А. «То было давно… там… в России…»: Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
Кн. 2. Рассказы (1936—1939); Шаляпин: Встречи и совместная жизнь; Неопубликованное; Письма
М.: Русский путь, 2010.
Повара[править]
Ласковой красой блистает солнце. Высохли гряды огорода за частоколом. Зеленеют молодые листья моего сада. Зелеными брызгами покрылись березы. В веселых кустах черемухи заливаются малиновки.
Отдыхает душа. Ничего не хочется делать. Одолевает лень. Ни о чем не думаешь. Сядешь на ступеньки деревянной террасы и смотришь.
Далеко тянутся леса в голубой дымке. Собака — пойнтер Польтрон — лежит около меня и смотрит на муху, которая на нее села.
— На террасе чай накрывать? — лениво спрашивает меня мой слуга Ленька. Лицо у него такое скучное, все в угрях.
— Накрывай на террасе, — говорю я. — Что это ты так расцвел, вся физиономия в прыщах?
— Кто знает? Я картофельной мукой посыпал — не помогает. Это от солнца, говорят.
«Да… — думаю я, — весеннее солнце, истома. Идти никуда не хочется». Приятели мои дрыхнут. Ночью ловили налимов на реке, только — река ли еще широка или луна полная, но ничего не поймали.
— Ленька! — крикнул кто-то сверху из светелки. — Который час?
— Девять часов! — кричит Ленька.
И слышно, как проснувшийся спускается по лестнице в коридор.
На террасу выходит Василий Сергеевич. Лицо заспанное и черное. Это от костра, который жгли у реки. На шее у него мохнатое полотенце.
— Ленька, — говорит он, — давай из колодца ведро воды и ковш, я буду здесь, на травке, умываться.
Намылив себе физиономию, приятель Вася мельком взглянул на меня и сказал:
— Рыба у вас вся из реки ушла.
— Ерунда, — говорю, — куда же ей уйти? Еще рано — не берет. Паводок.
За чаем приятели-рыболовы жаловались, что делать нечего, — тощища.
— Знаете что, — вдруг предложил Василий Сергеевич, — пойдем наберем свежего щавелю и молодой крапивы. Я зеленые щи варить буду. Тетенька Афросинья не умеет, я ей покажу. А ты, Василий, ступай с Колькой — наберите сморчков.
— Каких сморчков? — удивился Коля Курин.
— Вот! Ничего ты не знаешь — это грибы.
— Ах да, знаю. Только я не согласен. Еще отравишься. Я, брат, боюсь.
— Я-то знаю, — сказал Княжев, — небось не помрете.
В лесу свежая зелень пробивается сквозь наст гнилого осеннего листа. Зеленеют свернутые в трубочку ландыши.
— Нашел! — кричит Коля, наклонившись у пня.
Когда я подошел, Коля торопливо клал в корзинку на длинных ножках дымчатые поганки, которые росли у пней большими кучами.
— Это же поганки, — говорю я, — что ты!
— Ну, уж извините, пожалуйста, я-то знаю, — это опенки. Они всегда растут у пней.
— От этих грибов ты наверняка умрешь.
— Ну, нет, посмотрим, — упрямился Коля, — кто из нас окочурится: я от этих грибов или вы от сморчков. Это опенки. Я знаю.
Подошел Василий.
— Надо в осинник, — сказал он, — там сморчков поискать, а здесь их нет.
— Василий, посмотри, что Николай-то Василич набрал. Опята?
Василий посмотрел темными глазами на Колю Курина и, зашипев, засмеялся.
— Чего вы — это поганки!
— Нет, извините. Я-то знаю. Когда я их зажарю, пальчики оближете.
И пошел с грибами по дороге к дому.
В кухне, когда мы пришли, тетенька Афросинья с Василием Сергеевичем варили зеленые щи.
Коля в стороне чистил свои грибы и клал их из кастрюли на сковородку.
— Что делается! — расхохотался Вася, зажмурив глаза. — Кольку сегодня хоронить будем… Посмотрите, поганки жрать собирается…
— Это дуром набрал… — сказала, покачав головой, тетенька Афросинья.
Коля упорно молчал; солил и поливал маслом свои грибы, смиренно дожидаясь, когда освободится место на плите. Лицо у него было серьезное и обиженное.
Грибы шипели на огне и превращались в темную тягучую массу. Коля помешивал вилкой в сковородке. Через некоторое время он попробовал с вилки свои грибы, смотря кверху и как бы смакуя, потом выплюнул и сказал:
— Еще сыроваты…
— Да неужто вправду станешь есть поганки?! — спросила тетенька Афросинья.
— Это опята.
— Беспременно помрешь.
— Молока надо подлить немного, — сказал Коля и налил в сковородку молока. Грибы шипели. Молоко сделалось темно-синего цвета.
— В опенки уксусу надо, — посоветовал Василий Сергеевич. — Прочти-ка поваренную книгу. Уксус необходим.
Коля подлил уксусу, потом попробовал и опять плюнул.
— Сметаны! — лаконически сказал Василий Сергеевич. Коля положил сметану.
— Муки! А то у тебя жидель какая-то выходит.
И Василий Сергеевич насыпал муки на сковородку с грибами.
— Что ты делаешь! — обиделся Коля. — Ведь это драчена какая-то выходит…
Он облизал ложку.
— Кислота!..
— Клади сахару.
— Ну, это ерунда, — сказал Коля.
— Возьми поваренную книгу, тогда узнаешь.
Коля пошел за поваренной книгой. Стоя у плиты, он что-то поглядел в книге Молоховец и насыпал сахару на сковородку. Грибы шипели и пузырились. Попробовал.
— Вот ты мне и испортил! — сказал он. — Есть нельзя будет…
— Слава Богу, — засмеялась тетушка Афросинья, — жив останешься.
Василий Сергеевич, взяв у Коли поваренную книгу, быстро перелистал несколько страниц, прочел и сказал:
— Луку забыли положить и яйцо.
Положили в кастрюлю со щами луку и яйцо…
— Ах, черт! — вдруг дернулся Василий Сергеевич. — Яйцо-то ведь потом кладут. Все это из-за тебя, Николай.
От сковородки шел дым: грибы подгорели.
— Поспели! — сказал Коля.
В двенадцать часов все сели за стол. Подали зеленые щи и Колины грибы — это была какая-то подгорелая лепешка мрачного, черного цвета. Попробовали щи. Тоже что-то не то.
— Я говорил — конского щавеля набираете… Чего лошади только едят!.. — сказал Василий Князев.
— Надо сметаны больше, — хмуро пробормотал Василий Сергеевич.
Положили сметаны. Но и сметана не помогла.
Коля ел медленно и озабоченно свою стряпню и говорил:
— Поганки, говорите, умрешь… Я, брат, не муха… Но вот ты мне все испортил! — Коля сердито посмотрел на Василия Сергеевича. — Когда уксус положили — сковородка так и затрещала. Видно было, что не надо уксусу класть.
Тетушка Афросинья решительно взяла сковородку и, не говоря ни слова, унесла. Коля пошел за ней. Она сбросила Колины грибы со сковородки у сарая.
Подошли куры, петух, посмотрели на выброшенное кушанье, но не стали клевать.
Слетели с березы сороки, попрыгали кругом, потрещали и улетели.
Подошла свинья, понюхала и, хрюкая, скушала все…
— Ну вот, — сказал Коля, — а вы говорили, поганки!..
— Ну и повара!.. — вернувшись к столу, засмеялась тетенька Афросинья. — И щи-то — тоже не похлебаешь. Я сейчас вам окорочок принесу…
— А я его подкопчу, покуда плита топится, — сказал Василий Сергеевич. — Надо его чесноком нашпиговать, как колбасу.
— Нет, повара, будя. Не дам. А то голодные останетесь, — смеясь, сказала тетушка Афросинья.
ПРИМЕЧАНИЯ[править]
Повара — Впервые: Возрождение. 1937. 24 апреля. Печатается по газетному тексту.
книга Молоховец — Молоховец Елена Ивановна (1831—1918), автор кулинарной книги «Подарок молодым хозяйкам, или средство к уменьшению расходов в домашнем хозяйстве» (1861), выдержавшей 29 изданий общим тиражом 300 000 экземпляров.