Предисловие к "Письму к издателю "Колокола"" (Драгоманов)

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Предисловие к "Письму к издателю "Колокола""
автор Михаил Петрович Драгоманов, переводчик неизвестен
Оригинал: язык неизвестен, опубл.: 1885. — Источник: az.lib.ru

Костомаров Н. И. Казаки. Исторические монографии и исследования. (Серия «Актуальная история России»).

М.: «Чарли», 1995.

ПРЕДИСЛОВИЕ
к «Письму к издателю „Колокола“1
[править]

1 Письмо Н. Костомарова к издателю „Колокола“, перепечатывается с отдельного издания: Женева, 1885, „Громада“. Письму предшествовало предисловие издателя М. Драгоманова, которое мы сочли нелишним здесь воспроизвести.

Воспроизводимая дальше статья была первоначально напечатана в 61 No-ре „Колокола“ (15 Января 1860 г.) А. И. Герцена, под заглавием „Украина“.[1] Она появилась в самый разгар начавшегося между издателем и различными польскими деятелями обмена мыслей о том сложном явлении, которое называется польским вопросом. К сожалению, во время польского восстания 1863 г. статья эта, — хотя и признанная очень важною самим Герценом, — мало оказала влияния не только на польских деятелей, но и на редакцию „Колокола“, — как об этом мы говорили подробно в наших статьях „Историческая Польша и Великорусская демократия“.

Несмотря на это, — или, может быть, лучше сказать: смотря на это, — статья эта не потеряла своего значения и не потеряет его до тех пор, пока в Восточной Европе не разрешены те политико-социальные вопросы, которых она касается. В настоящую минуту перепечатка этой статьи показалась нам особенно необходимою в виду того, что смерть автора ее подняла вновь обсуждение этих вопросов, хотя и довольно робкое, даже во внутренней печати в России.

Статья эта принадлежит Н. И. Костомарову, как в этом можно удостовериться из самого содержания ее.

Письмо Костомарова к Герцену, — кроме характеристического для своего времени взгляда на историю Украины, — интересно еще как показание участника р характере и целях того политического направления, которому присвоилось название „Кирило-Мефодиевского Братства“ Костомарова, Шевченко и друзей их, — в 40-е годы, и как изложение стремлений кружка „украйнофилов“, группировавшихся в начале 60-х годов около петербургской „Основы“.

По этому одному письмо Костомарова представляет собою интересный документ для истории политических идей на Украине. Оно поясняет одну из ступеней в развитии того федерально-демократического движения, которое составляет характеристическую принадлежность политико-социальных стремлений украинцев даже и тогда, когда у них неясно специально украинское самосознание. Идеи костомаровского кружка несомненно представляют звено, которое соединяет стремления общества „Соединенных Славян“, образовавшегося в Киевской губернии в 1823-25 гг. с принципами „украйнофилов“ и „хлопоманов“ 60-х годов и украинских федералистов-социалистов настоящего времени.

Вот как определяет Горбачевский „цели и правила“ общества „Соединенных Славян“, влиятельным членом которого он сам был:

„Общество имело главною целью освобождение всех Славянских племен от самовластия; уничтожение существующей между некоторыми из них национальной ненависти и соединение всех обитаемых ими земель федеративным союзом. Предполагалось с точностью определить границы каждого государства, ввести у всех народов форму демократического представительного правления, составить конгресс для управления делами Союза и для изменения, в случае надобности, общих коренных законов, предоставляя каждому государству заняться внутренним устройством и быть независимым в составлении частных своих узаконений. Вникая в основания благоденствия частного человека, мы убеждаемся, что они бывают физические, нравственные и умственные: посему гражданское общество, как целое, составленное из единиц, необходимо зиждется на тех же началах, и для достижения возможного благосостояния требует промышленности, отвращающей бедность и нищету; нравственности, исправляющей бурные наклонностиг смягчающей страсти и внушающей человеколюбие, и наконец — просвещения, вернейшего сподвижника в борьбе против зол, неразлучных с существованием, которое делает умнее и искуснее во всех предприятиях. Развертывать, распространять сии три остальные начала общественного блага поставлялось в первую и неизменную обязанность Славянина. Он должен был по возможности истреблять предрассудки и порочные наклонности, изглаживать различия сословий и искоренять нетерпимость верований, собственным примером побуждать к воздержанию и трудолюбию, стремиться к умственному и нравственному усовершенствованию и поощрять к сему делу других, всеми способами помогать бедным, но не быть расточительным; не делать людей богатыми, но научать их, каким образом посредством труда и бережливости, без вреда для себя и других, пользоваться оными. Убеждение в сих правилах заставляло Славян выводить следующие заключения: никакой переворот не может быть успешен без согласия и содействия целой нации: посему прежде всего должно приготовить народ к новому образу гражданского существования и потом уже дать ему оный; народ не иначе может быть свободным, как сделавшись нравственным, просвещенным и промышленным. Хотя военные революции быстрее достигают цели, но следствия оных опасны: они бывают не колыбелью, а гробом свободы, именем которой совершаются. Славяне, убежденные в том, что надежды их не могут так скоро исполниться, как они того желали, не хотели терять времени в пустых и невозможных усилиях, но вознамерились делать все, что зависит от них и ведет хотя медленно к предпринятой цели. В исполнение сего намерения они положили определить некоторую часть общественной суммы на выкуп крепостных людей, стараться заводить или споспешествовать заведению небольших сельских и деревенских училищ; внушать крестьянам и солдатам необходимость познания правды и любовь к исполнению обязанностей гражданина, и таким образом возбудить в них желание изменить унизительное состояние рабства и пр.“ (Зап. Неизвестного, Р. Архив, 1882, кн. 2, стр. 443—445).

Сравнивая эти „правила и цели“ с идеями кружка Костомарова, мы видим близкое сходство[2]. Но между идеями обоих кружков существовало и крупное различие: у Соединенных Славян, несмотря на украинское происхождение большей части их, не видно и следа национального украинского самосознания. Воспитанные в период торжества сословной оторванности дворянства на Украине от массы населения и смешения понятий о государстве и нации, — наши „славяне“ 20-х годов не видели среди славянских племен украинского племени, а наоборот, представляли себе народ „русский“ столь же единым, как было едино „русское“ государство в XVIII в., после уничтожения украинских политических организаций (Гетманщины, Слободеко-Украинских полков и Сечи Запорожской[3]).

Этот пробел в идеях С. Славян был одною из главных причин их слабости и грустного трагизма их гибели. Благодаря ему, С. Славяне лишили себя возможности пустить корни в массу окружающего их украинского населения, воспользоваться его свободолюбивыми- традициями, которые тогда были еще очень свежи и даже сказались ясно, — к удивлению самих славян!! — и в момент восстания Черниговского полка в Киевской губернии в 1825-26 гг. Отсутствие же национального украинского самосознания было причиною и того, что С. Славяне так легко и безусловно слились с „Южным Обществом“, имевшим не только не сходные, но во многом противные „славянским“ заговорщицко-централистические „цели и правила“. Вследствие этого, несмотря на то, что во время самого военного восстания в Декабре 1825 г. и в Январе 1826 г. С. Славяне превосходили членов Ю. Общества личною энергией, — они погибли почти совершенно бесплодно для своих идей, которые для большой публики их современников и ближайших потомков совершенно скрылись за стремлениями „Южного Общества“ и других „декабристов“[4].

С этой стороны судьба С. Славян в известной степени повторилась, но еще более трагично, с теми „южанами“, которые пристали к „русским социальным революционерам“ 70-х годов. Общий прогресс демократических идей в течение XIX ст. и науки об украинском народе, — в значительной степени созданной усилиями костомаровского кружка и его последователей, — пробудили и в этих „южанах“ чувство национальной связи с окружающим их народом и даже сознание значения порывов этого народа к свободе. Но по разным причинам, — которые мы обсуждали при других случаях, — многие „южане“ не сочли для себя нужным образовать из себя самостоятельные группы, имеющие целью прежде всего непосредственно работать для этого, украинского народа, а отложили не только образование из себя подобных групп, но и открытое заявление своих украинских симпатий и даже вообще федеральных идей „на другой день после победы над общим врагом“. В этот „другой день“ они надеялись обуздать и те национально-централистические поползновения, которые сами „южане“ замечали у многих из их „русских“ союзников под космополитическими фразами.

Но как и следовало ожидать, все: эти и подобные расчеты „южан“, оказались ошибочными. Не будем говорить лишний раз о том, что невнимание к местным украинским условиям отняло у „южан“ почву (и при том благодарную!) для лучшей стороны их деятельности. Но согласившись поставить свои стремления к политической свободе, к которым они с таким трудом выбились, — не без влияния традиций своей родины, — из мистицизма „русского народничества“, согласившись поставить эти стремления под устарелый централистический девиз народной воли, приличный более абсолютизму религиозно-политических сект XVI—XVIII в.в., чем современным понятиям о свободе, — федералисты-южане затемнили перед обществом самую сущность своих политических идеалов. Умолчание же „южан“ о своих украинских симпатиях имело еще худшие последствия. Этим умолчанием „южане“, — которые принадлежали к числу самых энергических и самоотверженных членов известной партии и потому сгибли первые, — дали, после своей гибели, тем самым национально-централистическим элементам, которые они рассчитывали обуздать, после победы над общим врагом, но которые пережили их, — возможность эксплуатировать их собственные имена и их гибель в пользу стремлений прямо противоположных тем, за которые погибли вышеупомянутые южане: в пользу подновленных теорий бюрократизма и обрусения, своего рода катковщины в бланкистском и марксовском плаще[5].

Надо признать, что вина вышеупомянутого умолчания и почти бесплодной погибели стольких сынов Украины в значительной степени падает на слабости и ошибки представителей того направления, из которого в свое время вышло воспроизводимое дальше письмо Н. И. Костомарова.

Письмо это набрасывает программу украинских панславистов 40-х годов и «украйнофилов» начала 60-х годов. Уже последняя в своей политической и социальной стороне не может быть названа ни достаточно ясною, ни достаточно полною для своего времени. С годами же люди направления Костомарова не только не развили политическо-социальной стороны своей программы, но даже допустили ей значительно атрофироваться. На предлагаемые на этот счет вопросы они отвечали обыкновенно указанием на то, что положение украинского народа и национальности требует в. данное время от сознательных украинцев главным образом культурной работы. Но в ответе этом забывалось, что, во-первых, культура имеет и политическую и социальную сторону, а во-вторых, что без известного простора, который дается только свободными политическими учреждениями, трудна, а для народов, не имеющих национальной независимости, почти совершенно невозможна никакая, самая мирная культурная работа, даже исключительно литературная и педагогическая.

Вот в этот момент атрофии политико-социальных стремлений у т. наз. «украйнофилов» успело подрасти то поколение «южан», которое увлечено было в т. наз. «русскую социально-революционную партию», благодаря столько же неполноте образования, вынесенного из официальных школ, и собственным недосмотрам, сколько и недостаточной яркости политико-социальной стороны в знамени украинских народолюбцев.

В настоящее время хотелось бы думать, что круг пропусков и ошибок у различного рода прогрессивных направлений среди населения Украины исчерпан до конца и что исторический обзор прошлого этих направлений, которому назначается служить и настоящая брошюрка, поможет выработке всесторонней программы для солидарной деятельности всех элементов, которые имеют в виду свободу и развитие украинского народа, в неизбежной связи с свободою и развитием всех его соседей, славянских и неславянских.

М. Драгоманов.

ЖЕНЕВА.

1 Июля 1885 г.



  1. Заглавие это, вероятно, сделано было самим Герценом.
  2. Не так ясно и с неизбежным извращением, но все же в основе согласно с вышеприведенною выдержкою из Горбачевского, изложена была сущность стремлений Соединенных Славян и в „Докладе следственной комиссии 30 мая 1826 г.“ Этот доклад найден был на столе Костомарова в момент обыска у него в 1847 г. — „Сейчас видно, чем занимается“, — сказал при этом жандармский офицер. Этим мелким фактом доказывается и существование непосредственной преемственности между киевскими панславистами 40-х годов и „Соединеннными Славянами“ 20-х.
  3. С. Славяне предположили в будущем политическом союзе следующие „восемь славянских колен: Россию, Польшу, Богемию, Моравию, Далмацию, Кроацию, Венгрию с Трансильванией, Сербию с Молдавией и Валахией“. (Донес, следственной комиссии, в книге издан, редакцией „Полярной Звезды“ — 14 Декабря 1825 г. и Император Николай I, 54)
  4. Подробности ко всему сказанному о С. Славянах см. в названных выше „Записках Неизвестного“ (Горбачевского) в „Русск. Архиве“.
  5. Некоторые подробности к сейчас сказанному см. в наших статьях и брошюрах: „Историческая Польша и Великорусская демократия“, — „Народная Воля“ о централизации политической борьбы», — «К биографии Желябова», — а также в брошюрах о Желябове, Кибальчиче, в Письме гг. П. "Лаврова и Л. Тихомирова к редакции «Przedswit», «Запросы времени» в IV No «Вестн. Нар. Воли» и др.