Пунктик (Аверченко)
| Пунктик |
| Опубл.: 1912. Источник: Аверченко А. Т. Собрание сочинений: В 13 т. Т. 4. Чёрным по белому. — М.: Изд-во "Дмитрий Сечин", 2012. — az.lib.ru • Дешёвая юмористическая библиотека Сатирикона, Выпуск 67: Душистые цветы, 1912 |
1[править]
Член Союза 17-го октября Кроликов встретил кадета Хмурова и весело сказал ему:
— Поздравьте! Получил разрешение побеседовать с избирателями. Устраиваю собрание…
— Зачем? — угрюмо спросил кадет.
— Побеседовать с избирателями.
— С какими?
— Которые почтили меня избранием в Думу.
— А много их?
— Да кое-кто есть… — смущенно, потупив глаза, сказал Кроликов.
Хмуров посмотрел на Кроликова исподлобья и проворчал:
— Эх, ты… Третье июня!
Он пошел дальше, а Кроликов побежал за ним и, забегая вперед, спрашивал:
— Что такое третье июня? Почему вы так говорите?
— Потому что — третье!
Кроликов засмеялся насильственным смехом и сказал:
— Я вас не понимаю… Почему — третье? Почему не десятое… не двадцать пятое августа… не восьмое ноября? Что вы хотели этим сказать?
Он долго бежал за Хмуровым и все спрашивал, но потом устал и, повернувшись, побрел домой, недоумевающий, обиженный…
2[править]
Кроликов приехал на собрание жизнерадостный, совершенно забыв о встрече с кадетом.
Выйдя на эстраду, он изящно поклонился и начал:
— Милостивые государи! То доверие, которым вы облекли меня, дает мне право, как представителю русского народа…
Из-под пюпитра послышался слабый вздох и тихий, как шелест, голос:
— Третье ию-ня…
Кроликов в недоумении остановился, бросил косой взгляд себе под ноги, заглянул под пюпитр и продолжал, немного сбитый с толку:
—… Того народа, который доверил мне защиту своих интерес…
И опять Кроликов услышал где-то — не то снизу, не то сбоку — тихий шелест:
— Треть-е и-ю-ня…
Оратор закрыл рот и подозрительно посмотрел на своих избирателей. Но они также сидели с закрытыми ртами, молча, важные, серьезные, и слушали Кроликова, ничего постороннего не замечая.
—… И будучи ни от кого не зависящим представителем…
— Трет-е и-ю-ня…
Бледный, растерявшийся Кроликов схватился за голову и крепко сжал ее. Это было вверху, внизу, сбоку, может быть, даже просто в ушах Кроликова, но он непрестанно, назойливо слышал все тот же тихий шелестящий звук, который нес в себе одни и те же странные, необъяснимые два слова: третье июня.
—… Я надеюсь, что плодотворность нашей работы может быть засвидетельствована…
— Треть-е и-ю-ня…
Кроликов с искаженным от ужаса потным лицом, подошел к первому ряду и жалобно пролепетал:
— Извините меня, господа, но мне что-то нездоровится. Разрешите объявить собрание закрытым и созвать его вновь в ближайшее время, так как в качестве народного представителя…
— Треть-е и-ю-ня…
3[править]
На воздухе Кроликов пришел немного в себя. Он сел в пролетку и сказал извозчику:
— Поезжай, любезный, по этой улице… Я хочу немного освежиться.
— Ну, ты! — крикнул извозчик и стегнул по лошади.
Кроликов пустив голову и, обвеваемый ветерком, печально задумался. Неожиданно его размышления были прерваны сильным толчком и каким-то криком.
— Что такое? — очнулся он.
Из-под колес выполз неизвестный человек и, прихрамывая, отскочил в сторону.
— Я тебе покажу, черт собачий, как на людей наезжать! — закричал он. — Ездить не умеете, вороны разнесчастные.
— Как же ты этак, братец, — укоризненно сказал Кроликов. — Нужно быть осторожнее. Вероятно, недавно начал ездить?
— Да, недавно, — вздохнул извозчик.
— А как недавно?
— Да с третьего июня.
Кроликов задрожал мелкой дрожью, глаза его округлились от ужаса, и он, остановив извозчика, прошептал:
— Я на тебе дальше не поеду. Вот ресторан — в ресторан и зайду.
4[править]
В ресторане Кроликов заказал холодного пива, майонез из омаров и, сжав кулаками пылающую голову, задумался.
Когда подали то и другое — пиво показалось Кроликову горьким, а омары — несвежими.
Он, пересилив отвращение и позвав буфетчика, спросил:
— Что это у вас за омары?
— Консервы-с.
— Они, кажется, несвежие?
— Как будто не должно быть, — задумчиво сказал буфетчик. — Как будто мы не так давно их и выписали… Да позвольте — когда мы их получили? Вспомнил! Вот когда: третьего июня!
5[править]
Кроликов не помнил, как он очутился дома. Нижняя челюсть его отвисла и все тело дрожало мелкой дрожью. Когда он, не снимая пальто, еле переступая на ослабевших ногах, вошел в комнату, его поразило, что жена не спросила его, где он был так долго, а отвернулась к стене и заплакала.
— Что с тобой? — встревожено спросил Кроликов и опять задрожал мелкой дрожью.
— Жан, — плача сказала жена. — Я нарушила супружеский долг! Прости меня. Совесть давно меня мучает, и я решила признаться тебе во всем. Это было еще летом…
— Когда? — замирая спросил Кроликов.
— Я хорошо помню этот день… — прошептала жена. — Это было третьего июня.
— Ха-ха-ха! — леденящим душу хохотом закатился Кроликов и рухнул, обессиленный, на пол.
Несколько неизвестных людей посадили члена Союза 17 октября Кроликова в черную карету и привезли в странный дом, в коих Кроликову раньше не приходилось бывать.
В приемной его подвели к столу, за которым сидел господин в очках, и сказали:
— Новый больной. Его нужно записать в книгу.
— Хорошо, — сказал господин, разворачивая большую книгу. — Запишем. Какое у нас сегодня число?
Кроликов засмеялся счастливым смехом и, захлопав в ладоши, воскликнул:
— Я знаю! У нас всегда, всегда, всегда третье июня.