Михаил Козырев[править]
Сатирическая тема[править]
— Нужен острый сатирический фельетон, — сказал редактор.
Я немедленно отправился на поиски. Город был благоустроен, учреждения точны и аккуратны, на заводах и фабриках полнейший порядок и отчаянная производительность труда…
— Не проехаться ли в деревню? Частенько выезжал на деревенских темах!
Аэроизвозчик быстро довез меня до того места, где когда-то стояла моя родная деревня — с избами, крытыми соломой, неграмотными мужиками, самогоном… Мы пролетели над причудливо расположенной группой огромных размеров домов. Аэроизвозчик спустился в центре этой группы.
— Приехали, — сказал он.
— Это деревня?
— Так точно, барин, — деревня! — ответил аэроизвозчик. — А во тамотка и мужички гуляют! Сидор! — закричал он.
Ко мне подошел длиннобородый седой мужик в лаптях, плетенных из панамской соломы, шелковой рубахе, бархатных штанах и парчовых портянках.
— Не узнаешь? Сидор я, — сказал он, улыбаясь, — помнишь еще в твое время без штанов по улице бегал!
Я обрадовался знакомому.
— Сидор, — сказал я, — меня можешь не бояться — расскажи обо всем… Взятки у вас берут? Кулаки вас обижают? Самогонку гонят?..
Сидор рассмеялся:
— Что ты! Ни попов, ни самогонки, ни кулаков и в духах нет! Погоди — я тебе покажу хозяйство нашей коммуны…
Мы вошли в просторный зал, с потолком высоким, как небосвод.
— Это наш коровник, — сказал Сидор. — А это, — он показал на глыбу, величиной с трехэтажный дом, — наша автоматическая корова…
Корова помахивала автоматическим хвостом, и огромные насосы выкачивали из нее молоко в мраморные бассейны.
— Вот механическая овца… Обрастет шерстью в две минуты… Из-под ножниц день и ночь не выходит… Опытное поле — вес пшеничного зерна доводят до трех пудов…
— Ладно, — сказал я, — покажи, где мужики собираются.
— Пойдем — сейчас как раз праздник — они все во дворце-читальне…
Мужики сидели и читали «Бедноту», парни играли в шахматы…
Я не стал напрасно терять времени.
— Вези в Москву, — сказал я аэроизвозчику, — только скорее — на чай получишь!
— «Где бы найти тему, — раздумывал я по дороге. — Яга! На фабрике! Какие же там были темы? Прогулы — наверное, нет… Задержка жалованья… Нет! Ага — нашел! Матерщина! Люди всегда люди — неужто они теперь и не сердятся?»
На фабрике шло обучение подростков. Один никак не мог наладить станок — рвалась нитка. Мастер стоял тут же и показывал:
— Вы не так, дорогой мой, — ласково говорил мастер и поправлял станок.
У того опять рвалась нитка.
«Вот сейчас, облает», — подумал я и приготовил записную книжку.
— Дорогой, — еще ласковее сказал мастер, — вы опять не так…
Поправил станок. Нитка опять порвалась. «Ну сейчас выругается!» У мастера — я видел — лицо налилось кровью.
И вдруг — тихий, тихий голосок:
— Родненький мой…
Меня окончательно взорвало это ангельское терпение. Я сам подошел к станку и сказал:
— Олух! Лупалы-то распялил! Вот как надо — так тебя перетак!
И что же? Уши мои услыхали мой собственный голос:
— Друг мой, вы опять немножко ошиблись…
Теперь мне стало понятно дьявольское хладнокровие мастера: на фабрике стояли автоматические поглотители матерщины!
— Ну и проклятое время, — сказал я, — пиши тут фельетоны!
И услышал свой собственный голос!
— Какое замечательное время — теперь вовсе не нужны фельетоны!
На улице газетчики кричали:
— «Утконос»! Свежий «Утконос»!
«Ага — сатирический журнал, — догадался я. — Посмотрим, как это они теперь работают при этаких порядочках!»
Развернув журнал, увидал на развороте рисунок.
Рисунок назывался: «Разговор двоих».
На рисунке — толстый, хорошо одетый рабочий говорит толстому, хорошо одетому крестьянину:
— Ну что, товарищ, дождались светлых деньков?
А крестьянин остроумно отвечает:
— Ура!
Источник текста: Михаил Козырев. Запрещенные слова. Юмористические рассказы. — Москва: «Никитинские субботники», 1928.