въ общемъ собраніи VII съѣзда русскихъ естествоиспытателей и врачей
въ Одессѣ, 27-го августа 1883 года[1])
«Вопросъ, на который я хочу призвать сегодня вниманіе ваше, является до сихъ поръ такимъ нелюбимымъ пасынкомъ естествознанія, что я не безъ колебанія рѣшился поднять о немъ сегодня голосъ. Такая квалификація, въ связи съ именемъ лица, предстоящаго предъ вами, безъ сомнѣнія, даетъ уже возможность догадываться, что дѣло идетъ о такъ называемыхъ „медіумическихъ явленіяхъ“. Я считаю этотъ предметъ настолько важнымъ и серьезнымъ — и личный взглядъ мой на него установленъ такъ прочно, что я не исполнилъ бы, мнѣ кажется, нравственной обязанности человѣка науки предъ истиной — предъ знаніемъ, которое есть стремленіе къ этой истинѣ — если-бы промолчалъ тамъ, гдѣ могу говорить съ пользою. Передъ какимъ-либо ученымъ Обществомъ, составляющимъ собирательную единицу, тотчасъ принимающуюся если не за разработку, то за обсужденіе предмета, съ тѣмъ чтобы постановить о немъ приговоръ по большинству голосовъ — сознаюсь — я не счелъ бы полезнымъ выступить: такъ мало смѣю я еще разсчитывать на сочувствіе большинства. Но мы сошлись здѣсь временно и встрѣчаемся сегодня въ послѣднемъ засѣданіи; каково бы ни было среднее, такъ сказать, мнѣніе съѣзда, взятаго въ своей совокупности, найдутся, конечно, члены, для которыхъ вопросъ о „медіумическихъ явленіяхъ“, — остававшійся до сихъ поръ въ сторонѣ, темнымъ и какъ бы несуществующимъ, извѣстнымъ лишь по отрывычнымъ газетнымъ, почти всегда извращеннымъ свѣдѣніямъ, — быть можетъ, будетъ поставленъ на очередь моей сегодняшней рѣчью о немъ. А въ этомъ и заключается моя цѣль: не на безотложное обсужденіе, изслѣдованіе и рѣшеніе я выдвигаю этотъ вопросъ, — такія трудныя, сложныя и важныя отрасли знанія разрабатываются и выясняются лишь многими десятилѣтіями, но я считаю себя вправѣ сказать сегодня естествоиспытателямъ и врачамъ: Мм. гг.! ищите случая серьезно знакомиться съ этой областью явленій природы: удѣлите часть вашего времени и труда, чтобы составить о нихъ понятіе и убѣжденіе на основаніи собственныхъ терпѣливыхъ и безстрастныхъ наблюденій и вы… вы только исполните вашъ долгъ предъ знаніемъ, которому служите, предъ обществомъ, которому принадлежите и которое нерѣдко блуждаетъ въ потьмахъ по окольнымъ путямъ, благодаря тому, что у него мало хладнокровныхъ, подготовленныхъ и знающихъ путеводителей.
До сихъ поръ наука, въ лицѣ большинства своихъ представителей, или игнорируетъ вопросъ, о которомъ идетъ рѣчь, или отрицаетъ, не изслѣдуя самое существованіе объекта изслѣдованія. Развѣ то или другое позволительно? Развѣ у знанія есть право имѣть предвзятыя рѣшенія, или руководиться своими симпатіями и антипатіями, принимаясь за одно, отвращаясь отъ другого, когда и то, и другое, одинаково существуетъ или совершается въ природѣ? Повторяю, — говорю не про всѣхъ, а про большинство: есть и здѣсь, въ средѣ насъ, изслѣдователи, серьезно и научно подходящіе къ предмету; но да не будетъ съ ними того, что уже бывало съ другими; пусть не останавливаются они исключительно на тѣхъ элементарныхъ явленіяхъ, объясненіе которыхъ удается еще привести такъ или сякъ къ общеизвѣстнымъ принципамъ. Не въ этихъ явленіяхъ, не въ ихъ изслѣдованіи лежитъ на этомъ поприщѣ дѣйствительный залогъ громаднаго прогресса нашихъ знаній. Напримѣръ, движенія предметовъ, которыхъ касаются руки лицъ, производящихъ опытъ, поддаются объясненію посредствомъ безсознательной, произвольной игры мышцъ; но, вѣдь, кромѣ такихъ движеній въ область медіумическихъ явленій входятъ также движенія предметовъ безъ всякаго къ нимъ прикосновенія. А медіумическіе стуки съ ихъ осмысленностью и множество другихъ явленій, — явленій, несомнѣнная реальность которыхъ засвидѣтельствована мною и другими серьезными наблюдателями на основаніи собственнаго опыта — вѣдь, и они тоже должны подлежать изученію и объясненію.
Коснувшись моего личнаго отношенія къ предмету, я принужденъ просить позволенія сказать нѣсколько словъ о себѣ самомъ — для того, чтобы свидѣтельство мое представилось въ его настоящемъ свѣтѣ. Мною пройденъ долгій путь отъ незнанія и сомнѣній къ нынѣшнему, столь опредѣленно высказываемому мною, убѣжденію; только многолѣтнія наблюденія и опыты, послѣ долгихъ колебаній, привели меня къ рѣшительному и положительному убѣжденію. Ссылаюсь на сказанное мною восемь лѣтъ тому назадъ[2]): „Сначала стоишь совершенно пораженный предъ свидѣтельствомъ собственныхъ чувствъ, доказывающихъ реальность такихъ вещей, которыя привыкъ считать противорѣчащими здравому разсудку. Надо не мало времени и внутренней работы, чтобы помириться съ неоспоримой дѣйствительностью, и когда, наконецъ, дошелъ до необходимости признать эту дѣйствительность, то все еще тяжело считать невѣроятное существующимъ на дѣлѣ: время отъ времени поднимаются новыя сомнѣнія, прежнее направленіе мыслей опять возникаетъ, и сомнѣніе устраняется лишь полнѣйшей невозможностью счесть испытанное чѣмъ-либо другимъ, кромѣ фактической истины. Предъ нимъ стоишь въ полномъ сознаніи ограниченности человѣческихъ свѣдѣній, и уступаешь только потому, что съ фактами не спорятъ“. Что же касается отрицаній, встрѣчаемыхъ этимъ вопросомъ и основанныхъ, будто-бы, на произведенныхъ опытахъ, то я тогда же отвѣтилъ на нихъ слѣдующими словами[3]): „Познакомившись собственнымъ и чужимъ опытами съ трудностями, которыми является обставленнымъ, для каждаго добросовѣстнаго наблюдателя, рѣшеніе вопроса о дѣйствительномъ существованіи медіумическихъ явленій, я не могу придавать большого вѣса приговорамъ людей, слегка и свысока берущихся произносить свой судъ… Я помню при этомъ, что знаменитость, ученость и несомнѣнное остроуміе еще не могутъ служить гарантіей въ томъ, что человѣкъ, обладающій этими качествами, добросовѣстно отнесется къ извѣстному дѣлу“.
Научныя предупрежденія, излишнее довѣріе къ ходячимъ воззрѣніямъ, которыя нерѣдко слывутъ незаслуженно за настоящую истину, бываютъ такъ сильны, что я не буду нисколько удивленъ, если нѣкоторымъ изъ васъ, мм. гг., покажется странной и неумѣстной рѣшимость представителя точной науки говорить въ этомъ ученомъ собраніи о вопросѣ, который столько разъ считали похороненнымъ, несуществующимъ болѣе. Но я именно и пользуюсь здѣсь случаемъ заявить, что онъ живетъ, разростается и все съ большей и большей назойливостью подступаетъ къ наукѣ. Заявленіе же мое или, лучше сказать, объясненіе, почему я пришелъ къ этому заявленію, — сводится къ двумъ главнымъ основаніямъ. Вотъ они: 1) въ качествѣ натуралиста я считалъ и считаю себя обязаннымъ ставить факты впереди всего, не жертвуя ими для какихъ бы то ни было теоретическихъ воззрѣній; вмѣстѣ съ тѣмъ я всегда далекъ былъ отъ того увлеченія, которое, и внѣ области математическаго мышленія, позволяетъ себѣ апріорическое отрицаніе; 2) я привыкъ (надѣюсь, вы признаете за мной право сказать это), привыкъ открыто, не справляясь съ симпатіями большинства, высказывать свои убѣжденія, когда считаю это полезнымъ и нужнымъ.
У насъ, представителей науки, нѣтъ не только права игнорировать предметъ, о которомъ я говорю, но скоро не будетъ на то и возможности. Отъ этого убѣжденія не далекъ, я думаю, каждый, знакомый съ нимъ, хотя бы только по отрывочнымъ и часто невѣрнымъ газетнымъ извѣстіямъ, не смотря на то, что извѣстія эти редактируются, въ большинствѣ случаевъ, тенденціозно примѣняясь еще къ господствующему нынѣ отрицанію самаго существованія вопроса. Между тѣмъ человѣкъ, взявшій на себя трудъ достаточно ознакомиться съ его литературою, принужденъ удивляться тому, что до сихъ поръ вопросу этому посвящено такъ мало вниманія. Если допустить, что лишь малая, дробная часть громаднаго литературнаго матеріала, какимъ обладаетъ медіумизмъ, заслуживаетъ нѣкотораго довѣрія и вниманія, то и тогда предмету этому должно быть дано очень видное мѣсто между важными современными вопросами знанія. Но пусть даже натуралистъ или врачъ остановится на полномъ недовѣріи къ справедливости описываемаго, каково-бы ни было имя автора, — вѣдь, и тогда неотразимо встанетъ предъ нимъ вопросъ, стоящій разрѣшенія, — вопросъ о томъ, какъ и почему люди, несомнѣнно, правдолюбивые и здравомыслящіе, могутъ столь легко впадать въ грубое заблужденіе? Съ прочной ученой репутаціей и съ величайшимъ сомнѣніемъ подходятъ они къ предмету, добросовѣстно рѣшившись выработать себѣ опредѣленное и основательное воззрѣніе на него, и каждый изъ нихъ доходитъ… до убѣжденія въ дѣйствительномъ существованіи медіумическихъ явленій. Если убѣжденіе это и ошибочно, то развѣ не стоитъ разрѣшенія вопросъ о томъ, какъ и почему оно возникаетъ, — какъ могли его пріобрѣсти Геръ, Де-Морганъ, Уаллэсъ, Круксъ, Фламмаріонъ, Веберъ, Цӧлльнеръ, Фехнеръ, Перти, Фихте, Ульрици, Остроградскій и не мало другихъ заслуженныхъ представителей знанія?
Отношеніе къ нашему вопросу и тѣхъ ученыхъ, которые до извѣстной степени интересуются медіумизмомъ и не прочь ознакомиться съ нимъ, часто бываетъ совершенно неправильнымъ. Во всякомъ другомъ случаѣ лицо, принимающееся за какой-либо предметъ, считаетъ, обыкновенно, нужнымъ предварительно взяться за его литературу; здѣсь же литература, большей частью, оставляется безъ вниманія. Я разумѣю, конечно, не всю громадную, разноязычную литературу медіумизма; въ ней, безъ сомнѣнія, пропасть балласта, увлеченій и крайностей; но многіе ли дали себѣ, трудъ добросовѣстно и терпѣливо прочесть, напримѣръ, хотя бы статьи Уаллэса, изслѣдованія Крукса, отчетъ Комитета Лондонскаго Діалектическаго Общества, книги Цӧлльнера и Фехнера? А между тѣмъ этого чтенія вполнѣ достаточно для того, чтобы взглянуть на предметъ серьезно и здраво, безъ призмы предвзятыхъ мнѣній, порождаемыхъ научнымъ догматизмомъ. Постоянно слышишь упрекъ въ томъ, что защитниками медіумизма недостаточно твердо констатировано существованіе того или другого факта, а между тѣмъ поводъ къ этому упреку лежитъ обыкновенно въ незнаніи самого упрекающаго; на дѣлѣ же вполнѣ справедливыми оказываются слова Уаллэса, сказавшаго[4]), что медіумическіе феномены „доказаны такъ же хорошо, какъ любые факты въ той или другой наукѣ…“ „Факты эти — прибавляетъ онъ — подлинны и неоспоримы, и всегда были такими въ степени достаточной для того, чтобы убѣдить всякаго честнаго и упорнаго изслѣдователя“.
Благодаря сказанному положенію дѣла, наука, въ лицѣ большинства своихъ представителей, стоитъ въ вопросѣ о медіумическихъ явленіяхъ, такъ сказать, передъ началомъ начала изученія: приходится еще прежде всего рѣшить вопросъ о существованіи объекта изслѣдованія. Лишь по утвердительномъ рѣшеніи этого вопроса, настанетъ очередь изслѣдованію подробностей, представляющему, несомнѣнно, большія трудности, но зато и обѣщающему громадные результаты. Изслѣдованіе это, конечно, потребуетъ соединенныхъ силъ множества работниковъ науки по разнымъ отраслямъ естествознанія. Одиночно и прямо браться за него я не считаю возможнымъ, и уже высказался относительно этого въ той моей статьѣ, на которую ссылался выше. Я говорю тамъ: „Нерѣдко приходилось мнѣ выслушивать упреки въ томъ, что, убѣдившись лично для себя въ дѣйствительномъ существованіи медіумическихъ явленій, я не принялся, вслѣдъ за тѣмъ, за ихъ строгое и точное изслѣдованіе. Независимо отъ самой трудности предмета, изслѣдованіе котораго едва-ли можетъ поддаться силамъ одиночнаго спеціалиста по какой-либо отдѣльной части, мнѣ казалось всегда и кажется теперь, что прежде всего нужно стремиться къ общему признанію дѣйствительнаго существованія того предмета, который подлежитъ изслѣдованію. Нельзя требовать, чтобы люди посвящали себя изученію явленій, существованіе которыхъ отвергается, и работали, слѣдовательно, будучи заранѣе увѣрены въ томъ, что результаты, ими добытые, останутся игнорируемыми или, что хуже, подвергнутся осмѣянію. При такихъ условіяхъ изслѣдованія и не могутъ быть плодотворны: отрасли человѣческаго знанія развиваются не изолированными трудами отдѣльныхъ лицъ, и время серьезнаго изученія медіумическихъ явленій начнется тогда, когда здѣсь поступятъ такъ же, какъ поступаютъ при изслѣдованіи другихъ явленій природы, т. е., перестанутъ замыкаться въ тѣсную рамку собственныхъ наблюденій и будутъ общими силами, при помощи трезвой, строгой критики и взаимной провѣрки, созидать новую обширную отрасль знанія“.
Обращаясь къ прошлому, невольно удивляешься, какъ рѣшаются еще люди науки дозволять себѣ апріорическое отрицаніе: исторія знаній полна примѣровъ, дозволившихъ Уаллэсу утверждать, что въ подобныхъ своихъ отрицаніяхъ ученые ошибались каждый разъ. Отрицалась возможность устройства пароходовъ и паровозовъ; отрицалось паденіе метеоритовъ и считалось даже неприличнымъ говорить о такомъ вздорномъ предметѣ въ собраніи серьезныхъ ученыхъ, какова Парижская Академія Наукъ; отрицался месмеризмъ, теперь допускаемый подъ именемъ гипнотизма и несомнѣнно захватывающій въ свою область извѣстныя наблюденія Шарко; отрицалось то вліяніе металловъ на организмъ, которое теперь, подъ именемъ металлоскопіи и металлотерапіи, находитъ себѣ почетъ и у серьезныхъ врачей, и проч., и проч.
Выражаютъ нерѣдко опасеніе, что медіумизмъ ведетъ насъ въ область сверхъестественнаго и мистическаго. Я горячо протестую противъ такого мнѣнія. Мистическое и сверхъестественное кончается тамъ, гдѣ воцаряется знаніе, а развѣ не къ изученію и познаванію должны мы идти и въ этой области? Теперь пока нѣкоторыя изъ медіумическихъ явленій, правда, сверхъестественны для насъ и мистичны; но, вѣдь, точно также для дикаря, незнающаго огнестрѣльнаго оружія, сверхъестественъ выстрѣлъ, несущій смерть издалека, — также точно мистичны громъ и молнія для того, кто объясняетъ ихъ колесницей Ильи-пророка!
Милостивые государи! Отложимте и неоправдываемое ничѣмъ игнорированіе вопроса, о которомъ я веду рѣчь, и высокомѣрное, самонадѣянное, научное неотрицаніе безъ изслѣдованія. Пусть серьезные натуралистъ и врачъ подходятъ къ этому предмету съ величайшимъ скептицизмомъ, но безъ предвзятыхъ мнѣній; изучая его безстрастно и терпѣливо, каждый — я не сомнѣваюсь — вынесетъ тѣ же самыя убѣжденія, которыя я осмѣливаюсь выразить здѣсь предъ вами: — медіумическія явленія не только существуютъ и представляютъ предметъ для изслѣдованія, но предметъ этотъ полонъ живого и величайшаго интереса, — вопросы, съ нимъ связанные, проникаютъ въ самую суть человѣческой жизни и дѣятельности; изученіе медіумическихъ явленій не только озаритъ новымъ свѣтомъ психофизіологію, которой оно ближе всего касается, но могущественно отразится и на самыхъ основахъ всего естествознанія, — оно внесетъ радикальныя измѣненія въ наши понятія о веществѣ, о силѣ и объ ихъ взаимныхъ отношеніяхъ».
Къ сожалѣнію, рѣчь эта не достигла своей цѣли. Въ то время отношеніе къ вопросу о спиритизмѣ было, если не отрицательное, то пассивное. О! если бы она была сказана въ наши дни, она имѣла бы громадное значеніе для движенія этого вопроса въ Россіи.
Коснусь теперь отношенія духовенства къ спиритизму. Громадное большинство изъ нихъ, въ то время, если не всѣ, были убѣждены, что спиритическія явленія исходятъ отъ злого духа. Приведу типичный тому примѣръ.
Въ семидесятыхъ годахъ былъ извѣстенъ талантливый проповѣдникъ священникъ Полисадовъ, онъ первый сталъ говорить проповѣди обыкновеннымъ языкомъ, понятнымъ для всѣхъ. Много лѣтъ состоя настоятелемъ церкви Человѣколюбиваго Общества въ Петербургѣ, онъ каждое воскресенье и въ праздники съ церковной кафедры поучалъ своихъ прихожанъ, указывая на ихъ земныя страсти и человѣческіе пороки. Особенно строго онъ относился къ дамамъ, во время богослуженія; доставалось имъ и за перчатку на рукѣ, и за пенснэ на глазахъ.
Не оставилъ онъ безъ вниманія и спиритизмъ. Въ одной изъ своихъ проповѣдей онъ жестоко бичевалъ его, доказывая, что спиритизмъ не что иное, какъ козни злого духа. Впослѣдствіи онъ издалъ эту проповѣдь отдѣльною брошюрою, но печатать ее ему пришлось въ Москвѣ, такъ какъ ближайшее его начальство въ Петербургѣ не одобрило ее, сказавъ: «многорѣчиво, но недоказательно».
Когда авторъ прислалъ брошюру мнѣ, у меня явилось желаніе побесѣдовать съ нимъ. Говорили мы долго, я разсказалъ ему много случаевъ изъ моей медіумической практики, доказывающихъ проявленіе далеко не злой силы, а напротивъ: незримые руководители медіумическихъ проявленій стремились принести несомнѣнную пользу. Въ отвѣтахъ о. Полисадова я слышалъ лишь только одно желаніе доказать мнѣ, что я ошибаюсь, и разсказанные мною факты признаю за «бѣлые», когда они несомнѣнно «черные», заслуживающіе только порицанія! Тогда я, разсчитывая на успѣхъ, обратилъ особенное вниманіе моего собесѣдника на фактъ, имѣвшій мѣсто на одномъ изъ моихъ домашнихъ сеансовъ. Съ помощью автоматическаго писанія было сообщено объ образѣ, находящемся въ моей квартирѣ и о которомъ ни я самъ, и никто изъ моихъ домашнихъ не имѣлъ никакого понятія. Не буду входить въ подробности этого замѣчательнаго случая по своей доказательности и по своему нравственному значенію, такъ какъ описаніе его находится на стр. 425 № 50 «Ребуса», за 1896 годъ. Скажу только, что главный смыслъ этого факта заключался въ томъ, что на этомъ сеансѣ въ первый разъ присутствовала старуха, бывшая няня моей жены. До этого дня не удавалось уговорить ее познакомиться съ явленіями спиритизма, такъ какъ и она была убѣждена, что руководитель ихъ никто иной, какъ злой духъ.
Разсказавъ подробно моему собесѣднику объ этомъ медіумическомъ сообщеніи, исходящемъ, несомнѣнно, изъ чистаго источника и имѣвшаго самыя благія намѣренія, я получилъ отвѣтъ. «Да, бѣсъ очень хитеръ. Онъ съ умысломъ преподнесъ вамъ такой завлекательный случай, чтобы вѣрнѣе сцапать васъ и запутать въ своихъ сѣтяхъ».
Послѣ этого мнѣ оставалось только раскланяться.
Не малое значеніе имѣла на движеніе вопроса о спиритизмѣ въ Россіи и книга А. Н. Аксакова «Анимизмъ и спиритизмъ», написанная имъ въ 1887 году. Это обширный и капитальный трудъ, въ которомъ авторъ охватилъ все, касающееся этого вопроса, разграничивъ при этомъ явленія анимизма (имѣющія своимъ источникомъ самого медіума) и спиритизма. Это выдающееся сочиненіе, переведено на французскій языкъ, первоначально же написано по-нѣмецки. Когда оно появилось въ Берлинѣ, то покойный Дю-Прель охарактеризовалъ его, назвавъ «фармакологіею спиритизма». Ближайшимъ поводомъ къ написанію его послужило сочиненіе извѣстнаго нѣмецкаго философа Э. Гартмана, создавшаго теорію «безсознательнаго», въ которомъ онъ, допуская реальность спиритическихъ явленій, отвергаетъ ихъ источникъ, стремится подвести явленія подъ свою теорію «безсознательнаго», опровергнуть спиритическую гипотезу и тѣмъ нанести смертельный ударъ спиритизму. Несмотря на это, «Ребусъ» напечаталъ на своихъ страницахъ сполна переводъ сочиненія, а потомъ и возраженіе А. Н. Аксакова, которое и было издано потомъ подъ заглавіемъ: «Анимизмъ и спиритизмъ», вышедшее въ концѣ прошлаго года вторымъ изданіемъ.
Затѣмъ до 1893 г. распространеніе спиритическихъ воззрѣній безъ выдающихся событій двигалось хотя и медленно, но вѣрными шагами. Не доставало центральнаго пункта для объединенія единомышленниковъ. Этотъ пробѣлъ я рѣшился заполнить учрежденіемъ въ Петербургѣ общества, для обмѣна мысли, наблюденія явленій всей области психизма, гдѣ могло бы сосредоточиваться все, касающееся этого насущнаго для человѣчества вопроса.
Въ концѣ 1893 г., пригласивъ въ мою редакцію всѣхъ петербургскихъ абонентовъ журнала, я предложилъ выработать уставъ проектируемаго общества. Къ началу 1894 г. онъ былъ готовъ, но различныя соображенія понудили насъ отложить утвержденіе его до болѣе благопріятныхъ условій. Образовавшійся при этомъ кружокъ рѣшилъ собираться еженедѣльно въ помѣщеніи редакціи «Ребуса» для обмѣна мыслей и устройства сеансовъ. Первое собраніе организованнаго такимъ образомъ кружка послѣдовало 6-го января 1894 г. При этихъ условіяхъ кружокъ дѣйствовалъ до осени, когда получилъ офиціальное разрѣшеніе собираться въ избранномъ имъ помѣщеніи. Тогда кружокъ заявилъ о своемъ существованіи и дѣятельность его расширилась во всѣхъ отношеніяхъ. Абоненты журнала, пріѣзжая временно въ Петербургъ, посѣщали собранія кружка. Такимъ образомъ установилась связь между единомышленниками всѣхъ уголковъ Россіи.
Наконецъ, «Кружекъ» въ прошедшемъ году окончательно всталъ на твердую почву: уставъ его 2-го іюля былъ утвержденъ Министромъ Внутреннихъ Дѣлъ.
Въ скоромъ времени, когда кружокъ былъ сформированъ, въ кіевскихъ газетахъ появилось извѣстіе о сильномъ русскомъ медіумѣ С. Ф. Самборѣ. Вступивъ въ сношеніе съ Кіевомъ, я получилъ подтвержденіе о дѣйствительно выдающихся медіумическихъ способностяхъ перваго русскаго медіума послѣ Е. Д. Прибытковой. Но и тутъ, по обыкновенію, не обошлось безъ проявленія антагонизма. Вслѣдъ за благопріятными извѣстіями посыпались обвиненія медіума въ поддѣлкѣ явленій. Въ Кіевѣ сейчасъ же образовалась группа лицъ, враждебныхъ спиритизму, поставившихъ себѣ задачею обличить якобы шарлатанство; явились среди нихъ и мѣстные Казенёвы, которые на сеансахъ имитировали, но неудачно, явленія Самбора, съ цѣлью доказать, что медіумъ не болѣе, какъ ловкій фокусникъ. Вопросъ этотъ сдѣлался злобою дня Кіева и мѣстныя газеты охотно отводили свои столбцы, на которыхъ говорилось за и противъ. Это былъ уже великій шагъ впередъ сравнительно съ прежними временами.
Кружокъ рѣшилъ пригласить С. Ф. Самбора въ Петербургъ, куда онъ и пріѣхалъ въ начадѣ апрѣля 1894 г. Помѣщеніе ему было отведено въ редакціи «Ребуса», гдѣ онъ и прожилъ около двухъ мѣсяцевъ. Сначала онъ далъ рядъ сеансовъ исключительно для членовъ кружка, а потомъ не мало состоялось сеансовъ въ помѣщеніи редакціи для лицъ, рекомендуемыхъ членами кружка, и подъ ближайшимъ наблюденіемъ редакціи. Очень многіе изъ участниковъ убѣдились въ реальности явленій, и немудрено: большинство явленій настолько были реальны и доказательны, что, при безпристрастномъ отношеніи къ нимъ, не могли оставлять никакого сомнѣнія. При благопріятныхъ условіяхъ и при гармоническомъ составѣ участвующихъ бывали явленія замѣчательныя, особенно свѣтовыя, которыя въ то время были какъ бы спеціальностью медіумизма г-на Самбора. На нѣкоторыхъ сеансахъ они были обильны и крайне разнообразны, начиная отъ свѣтящейся точки до яркихъ огней и цѣлыхъ сноповъ свѣта, различныхъ оттѣнковъ. Вообще, медіумизмъ С. Ф. Самбора въ то время былъ уже не изъ дюжинныхъ и подавалъ надежду на еще большее, но оказалось, что медіумическая сила г-на Самбора сильно пострадала еще въ началѣ ея проявленія. Первоначальными участниками его сеансовъ были его сослуживцы на станціи Полонное, Волынской губерніи. Вскорѣ явленія на ихъ сеансахъ настолько развились, что появилась матеріализованная фигура, которую доморощенный скептикъ схватилъ въ объятія; фигура моментально, какъ и подобаетъ, растаяла, а г. Самборъ впалъ въ глубокій обморокъ, продолжавшійся нѣсколько часовъ, послѣ чего онъ былъ долго боленъ, а медіумическая сила его уменьшилась въ значительной степени; видимая матеріализація на его сеансахъ исчезла и снова проявилась лишь только года два назадъ.
Сеансы С. Ф. въ Петербургѣ имѣли послѣдствіемъ приглашеніе его въ Москву, Варшаву и другіе города Россіи. Они имѣли вліяніе на развитіе интереса къ вопросу о медіумизмѣ. И печать какъ бы привыкла къ нему и легче помѣщала свѣдѣнія о немъ и о другихъ явленіяхъ области психизма. Съ того времени рѣчь о подобныхъ явленіяхъ уже не замолкала надолго въ печати, тѣмъ болѣе, что С. Ф. послѣ перваго своего пріѣзда въ Петербургъ являлся сюда почти ежегодно и въ послѣдующіе пріѣзды былъ еще болѣе доступенъ публикѣ.
Въ 1895 или 1896 г. объявился въ Варшавѣ сильный медіумъ Янекъ Гузикъ. Обрѣтенъ онъ былъ мѣстнымъ жителемъ Витольдомъ Августовичемъ Хлопицкимъ. Услыхавъ, что на какой-то фабрикѣ, въ окрестностяхъ Варшавы, устраивались какіе-то медіумическіе сеансы, г-нъ Хлопицкій, интересуясь явленіями психизма, разыскалъ Янека, принялъ горячее участіе въ развитіи его силы и втеченіе двухъ лѣтъ правильнымъ веденіемъ сеансовъ сформировалъ хорошаго медіума. Тогда В. А. началъ присылать отчеты о сеансахъ въ «Ребусъ». Петербургскій кружокъ пожелалъ пригласить Янека въ Петербургъ, но г. Хлопицкій, взглянувъ на эту экскурсію очень серьезно, пожелалъ, чтобы сначала я пріѣхалъ въ Варшаву и оцѣнилъ наблюдаемыя тамъ явленія, въ зависимости отъ чего поставилъ пріѣздъ Янека. Пришлось мнѣ двинуться въ Варшаву, и въ результатѣ — Янекъ прибылъ въ Петербургъ въ началѣ 1898 г. Сеансы его были очень удачны и втеченіе полутора мѣсяца многимъ, кромѣ членовъ кружка, удалось на нихъ присутствовать.
Отмѣчу очень полезное нововведеніе при обстановкѣ сеансовъ, придуманное В. А. Хлопицкимъ. Въ комнатѣ сеанса устраивается удобный и не мѣшающій явленіямъ свѣтъ: картонные щиты, намазанные бальменовскою свѣтящеюся жидкостью, разставляются около стѣнъ. Съ потолка спускается надъ столомъ такой же свѣтящійся кругъ. Столъ, за которымъ сидятъ участники сеанса, и другая мебель, играющая какую-либо роль во время сеанса, намазывается также этою жидкостью; и, такимъ образомъ, получается свѣтъ, дающій возможность легко и наглядно наблюдать явленія.
Въ настоящее время оба русскіе медіума — Самборъ и Янекъ находятся въ Петербургѣ.
Въ послѣднія пять лѣтъ отношенія какъ печати, такъ и большинства публики къ медіумизму очень замѣтно измѣнились въ благопріятномъ для него смыслѣ. Почти ежедневно встрѣчаемъ печатныя свѣдѣнія о явленіяхъ этой области. Беллетристическія произведенія тоже очень часто касаются этого вопроса, вводя какой-нибудь эпизодъ изъ жизни своихъ героевъ, основанный на мистической подкладкѣ. Такимъ путемъ медіумизмъ день ото-дня завоевываетъ болѣе и болѣе права гражданства.
Заканчивая краткій очеркъ движенія вопроса о спиритизмѣ въ Россіи за 25 лѣтъ, я считаю долгомъ сказать хотя нѣсколько словъ о покойномъ первомъ русскомъ сильномъ медіумѣ Елизаветѣ Дмитріевнѣ Прибытковой. Ограничиваюсь нѣсколькими словами, и дѣлаю этимъ большой пробѣлъ въ очеркѣ, потому что въ 1896 и 1897 годахъ я уже далъ въ «Ребусѣ» подробный отчетъ о ея сеансахъ за двѣнадцатилѣтній періодъ (1874—1886 гг.), а потомъ издалъ его отдѣльною брошюрою: «Медіумизмъ Елизаветы Дмитріевны Прибытковой». Е. Д. въ началѣ семидесятыхъ годовъ оказала большую помощь новорожденному вопросу о спиритизмѣ въ Россіи доступностью для многихъ ея сеансовъ, явленія на которыхъ были очень разнообразны и очень доказательны. Я жалѣю, что не имѣлъ возможности отыскать моего обширнаго письма, напечатаннаго въ «Петербургскомъ Листкѣ» во второй половинѣ семидесятыхъ годовъ, изъ котораго можно видѣть то вліяніе, которое имѣлъ медіумизмъ Е. Д. на современную публику, интересующуюся этимъ вопросомъ, поднятымъ Н. П. Вагнеромъ въ 1875 г. Письмо это имѣетъ и то значеніе, что рѣчь о спиритизмѣ, въ серьезномъ тонѣ, была допущена впервые на страницѣ русской, такъ называемой, мелкой прессы. Недюжинная для того времени медіумическая сила Е. Д. была виновницею и основанія «Ребуса», которому я, въ свою очередь, обязанъ возможностью напечатать этотъ очеркъ. А очерку этому, быть можетъ, будетъ обязанъ будущій историкъ спиритизма въ Россіи, почерпнувъ изъ него, какъ изъ единственнаго источника, не мало свѣдѣній о предметѣ своего изслѣдованія.
Пожелаемъ же Елизаветѣ Дмитріевнѣ легко пройти трудный путь въ духовномъ мірѣ для достиженія вѣчнаго блаженства, а спиритизму въ Россіи болѣе легкой жизни. Будемъ надѣяться, что онъ въ наступившемъ столѣтіи за два-три года уйдетъ впередъ несравненно больше, нежели за послѣднюю четверть ХVIII-го столѣтія.
15-го февраля 1901 года.
Примечания[править]
- ↑ Залъ собранія, по сообщенію одесскихъ газетъ, былъ въ этотъ день переполненъ публикою, и рѣчь А. М. вызвала въ присутствующихъ горячее сочувствіе.
- ↑ „Русскій Вѣстникъ“ 1875 г. Ноябрь. Стр. 307, въ статьѣ „Медіумическія явленія“.
- ↑ Тамъ же, стр. 345.
- ↑ См. тамъ же, стр. 347.