Спиритизм в России, от возникновения его до настоящих дней/ДО/Письмо к редактору

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Спиритизмъ въ Россіи, отъ возникновенія его до настоящихъ дней
авторъ Виктор Иванович Прибытков
Опубл.: 1901.

Письмо къ редактору.
По поводу спиритизма[1]).

М. Г. «Есть много на свѣтѣ вещей, другъ Гораціо, которыя во снѣ не снились нашимъ мудрецамъ!» Эти общеизвѣстныя слова Шекспира были публично высказаны непремѣннымъ секретаремъ академіи наукъ, К. С. Веселовскимъ, по поводу открытія мною педогенезиса у насѣкомыхъ, открытія, которому ученый міръ долгое время не хотѣлъ вѣрить. Теперь мнѣ приходится самому повторить эти слова по поводу фактовъ, о которыхъ я желаю разсказать вамъ и которымъ, надѣюсь, также не повѣритъ ни ученый міръ, ни наша скептическая публика. Тѣмъ не менѣе, я рѣшился на ихъ сообщеніе, заранѣе извиняясь передъ вами за длинноту моего письма, и убѣдительнѣйше прося васъ помѣстить его на страницахъ вашего журнала.

Четыре года тому назадъ, по возвращеніи моемъ изъ-за границы, я былъ немало удивленъ, услыхавъ, что другъ мой, профессоръ Бутлеровъ, человѣкъ, котораго я знаю болѣе 20-ти лѣтъ и мнѣніямъ котораго я привыкъ вѣрить и дорожить ими, совершенно увлеченъ спиритическими воззрѣніями. Толкуя съ нимъ нѣсколько разъ о спиритизмѣ, я вѣрилъ и не вѣрилъ въ существованіе тѣхъ явленій, о которыхъ онъ заявлялъ, какъ очевидецъ, тѣмъ болѣе, что не задолго передъ этимъ опытъ съ спиритическими явленіями, произведенный въ стѣнахъ университета, въ присутствіи Юма, потерпѣлъ полнѣйшее фіаско. Кромѣ того, мнѣніе нашихъ журналовъ и заграничной прессы было далеко не въ пользу Юма. Понятно послѣ этого, что я съ крайней недовѣрчивостью и даже неохотой воспользовался приглашеніемъ Бутлерова посѣтить сеансы Юма, который жилъ въ его квартирѣ. Въ одинъ вечеръ я, вмѣстѣ съ двумя моими добрыми знакомыми, явился на приглашеніе. Юмъ былъ боленъ, и я предложилъ сдѣлать опытъ безъ его участія, — на что Бутлеровъ и присутствующіе согласились. Я самъ выбралъ столъ, который нп разу не былъ употребляемъ въ спиритическихъ сеансахъ, небольшой, но довольно тяжелый круглый столъ на четырехъ прямыхъ ножкахъ. Мы сѣли впятеромъ: я, двое моихъ знакомыхъ, также ни разу не видавшихъ спиритическихъ явленій, Бутлеровъ и одна, также моя давнишняя знакомая, весьма почтенная дама, крайне боявшаяся этихъ явленій, какъ несомнѣнной чертовщины. Мы сидѣли и разговаривали, положивъ руки на столъ, минутъ двадцать; столъ не двигался. Вдругъ дверь отворяется и входитъ Юмъ, до половины закутанный плэдомъ.

— А! вотъ вы чѣмъ занимаетесь?! Позвольте и мнѣ присѣсть…

— Нѣтъ! Нѣтъ!.. говоримъ мы. — Васъ-то намъ и не надо!..

— Позвольте, я только на одну минутку, tout un petit moment!.. — И онъ садится подлѣ меня.

He прошло пяти минутъ, какъ столъ началъ двигаться ко мнѣ.

— Это вы двигаете? — говорю я сидѣвшей противъ меня дамѣ.

— Положите, — говоритъ Юмъ, — всѣ руки ладонями кверху; — и самъ дѣлаетъ тоже.

Столъ продолжалъ двигаться.

А ноги ваши гдѣ? — спрашиваю я Юма.

— Вотъ мои ноги! — И онъ кладетъ обѣ свои ноги, закутанныя плэдомъ, на мои и смотритъ на меня въ упоръ. Столъ продолжаетъ двигаться все въ томъ же направленіи, и притискиваетъ меня къ стулу.

Таково было мое первое знакомство съ спиритическими явленіями. Результатъ опыта былъ рѣзокъ, поразителенъ. Я былъ въ положеніи человѣка, передъ глазами котораго свершилось нѣчто необыкновенное, въ чемъ онъ не можетъ дать себѣ яснаго отчета.

Столъ двигался, это несомнѣнно, — двигался безъ участія кого либо изъ присутствующихъ, потому что эти присутствующіе не могли, не имѣли ни цѣли, ни выгоды меня мистифицировать. Исключеніе составлялъ только одинъ Юмъ. Но его руки и ноги были подъ контролемъ моихъ глазъ.

Съ одной стороны, я дѣлалъ различныя предположенія, ставилъ одну теорію за другой, чтобы объяснить видѣнное. Но тамъ, гдѣ нѣтъ данныхъ для этой постановки, тамъ поле для теорій не имѣетъ границъ.

Съ другой стороны, мнѣ невольно представлялся вопросъ: ну, а если все это фокусничество, ловкое престидижиторство, искусство, доведенное до тонкости, неуловимой для нашего глаза? Признаюсь, это предположеніе мнѣ казалось наиболѣе вѣроятнымъ. Я даже не могъ совершенно отрѣшиться отъ него. Я припоминалъ различные слухи и журнальные толки о спиритическихъ сеансахъ. Для меня становилась подозрительна эта постоянная, казалось мнѣ, игра однихъ и тѣхъ же условій, постоянное верченье столовъ, явленіе стуковъ и рукъ. Не найдено ли было такъ называемыми «медіумами» какого-нибудь средства или способа постоянно мистифицировать и эксплуатировать публику, довѣрчивую и склонную къ мистицизму? Но въ то же время допускать фокусничество въ данномъ случаѣ, при тѣхъ условіяхъ, при которыхъ происходили спиритическія явленія въ присутствіи Юма, мнѣ казалось дѣломъ въ высшей степени затруднительнымъ.

Юмъ, родственникъ по женѣ профессору Бутлерову, жилъ въ его квартирѣ втеченіе нѣсколькихъ мѣсяцевъ. Слѣдовательно, Бутлеровъ и его домашніе имѣли случай наблюдать за нимъ постоянно втеченіе довольно долгаго періода времени. Невозможно, чтобы кто-либо въ это время не подмѣтилъ какихъ-либо подготовленій; а тѣ явленія, которыя происходили на его сеансахъ, требовали не одного ловкаго престидижиторства, а махинацій болѣе или менѣе сложныхъ и, слѣдовательно, весьма затруднительныхъ для выполненія.

Изъ личнаго моего знакомства съ Юмомъ и разсказовъ Бутлерова я узналъ о немъ слѣдующее. Юмъ прежде всего человѣкъ болѣзненно-нервный, способный впадать въ сомнамбулическое состояніе, человѣкѣ, подверженный почти постоянно разнымъ припадкамъ, о которыхъ наши медицинскія познанія слишкомъ недостаточны и темны. Во время его пребыванія здѣсь, въ Петербургѣ, я имѣлъ случай присутствовать на двухъ его спиритическихъ сеансахъ. Въ одномъ изъ этихъ сеансовъ ровно ничего не произошло. Были легкія, незначительныя движенія стола, слабые, едва уловимые, неопредѣленные стуки. Мы сидѣли около полутора часа вокругъ ломбернаго стола, и разошлись весьма недовольные этой неудачей. А между тѣмъ на эффектъ этого сеанса Юмъ, очевидно, разсчитывалъ. Сеансъ былъ заранѣе указанъ и обставленъ мистическими подготовленіями. Во время него одна дама постоянно играла въ сосѣдней комнатѣ разныя шотландскія мелодіи. Этотъ сеансъ мнѣ ясно показалъ, что Юмъ не можетъ управлять или располагать спиритическими явленіями, что они находятся внѣ его воли.

Другой сеансъ былъ довольно удаченъ; онъ точно такъ же, какъ и первый, происходилъ за ломбернымъ столомъ, раскинутымъ и покрытымъ тонкой шерстяной салфеткой. На столѣ горѣли двѣ стеариновыя свѣчи, лежалъ колокольчикъ и гармоника. За столомъ, кромѣ Юма и меня, сидѣло пять человѣкъ, изъ которыхъ трое были мои хорошіе знакомые или товарищи. Одинъ изъ незнакомыхъ, сидѣвшій по лѣвую руку Юма, былъ старый генералъ, давно уже занимающійся спиритизмомъ. Я сидѣлъ по правую сторону Юма. Минутъ черезъ десять-пятнадцать послѣ начала сеанса, начались легкія движенія, дрожанія стола и стуки. Столъ слегка наклонялся то на ту, то на другую сторону, и это движеніе, очевидно, не было произведено Юмомъ. Его руки свободно лежали на столѣ; онъ часто снималъ ихъ, складывалъ ладонями вмѣстѣ, и очевидно, не обращалъ на нихъ, занятый разговоромъ, никакого вниманія. Раза два кресло его вмѣстѣ съ нимъ отодвигалось отъ стола, онъ преспокойно придвигалъ его снова, говоря: «меня оттолкнули!» — Чѣмъ дольше мы сидѣли, тѣмъ сильнѣе становились явленія, причемъ, въ нихъ замѣчалась очевидная періодичность. Они какъ бы наплывали волнами, доростали до очевиднаго максимума, послѣ котораго наступало полное затишье. Стуки, сперва едва уловимые, которые были слышны только Юму и людямъ, привыкшимъ къ нимъ, сдѣлались вполнѣ явственны. Стуки глухіе, какъ бы подъ сурдинкой, но происходившіе безъ сомнѣнія въ опредѣленныхъ мѣстахъ — въ столѣ, въ стѣнахъ, въ полу, подъ нашими ногами. Одинъ разъ, когда столъ очень сильно и послѣдовательно наклонялся на всѣ четыре стороны, каждый наклонъ его сопровождался очень сильнымъ рѣзкимъ стукомъ, какъ будто внутри стола, въ самую его середину, кто-то ударялъ со всего размаха кулакомъ. При этихъ стукахъ, повторяемыхъ нѣсколько разъ послѣдовательно, одинъ изъ присутствовавшихъ, постоянно занимавшійся спиритизмомъ, спросилъ, нужна ли будетъ азбука; вслѣдъ за этимъ вопросомъ раздались три удара, и присутствовавшій началъ отчетливо и мѣрно произносить французскій алфавитъ. Съ нѣкоторыми буквами совпадали стуки въ столѣ и принимались за указанія на эти буквы. Но никакого слова изъ этихъ буквъ не составилось. Признаюсь, этотъ процессъ стологоворенія на меня произвелъ крайне непріятное впечатлѣніе. Я уже прежде слышалъ объ этихъ таинственныхъ и ребяческихъ сообщеніяхъ съ «духами», и мнѣ непріятно было сознавать, что я самъ теперь принимаю до нѣкоторой степени участіе въ этомъ суевѣрномъ пріемѣ. Я очень былъ радъ, что этотъ пріемъ оказался неудачнымъ, но въ то же время думалъ, что онъ могъ удасться, и что очень легко могло, вслѣдствіе случайныхъ совпаденій, образоваться изъ указанныхъ буквъ слово къ крайнему удовольствію прусутствовавшихъ спиритовъ.

Вскорѣ послѣ этого неудачнаго стологоворенія, салфетка на столѣ въ томъ мѣстѣ, гдѣ сидѣлъ Юмъ. начала натягиваться, какъ будто кто-нибудь тащитъ ее внизъ. Вслѣдъ затѣмъ около лѣвой руки Юма. ближе ко мнѣ, появилось небольшое возвышеніе или бугорокъ, который двигался и переходилъ съ одного мѣста на другое. Я быстро положилъ на него свою руку, и бугорокъ исчезъ. Вскорѣ онъ снова появился, почти на томъ же мѣстѣ, ближе ко мнѣ, причемъ, форма его яснѣе опредѣлилась. Онъ напоминалъ сложенный кулакъ или горсть руки. Я снова быстро прижалъ его рукой, и онъ опять мгновенно исчезъ. Юмъ взялъ со стола гармонику, опустилъ ее внизъ клавитурою, держа на вѣсу въ уровнѣ со столомъ въ той сторонѣ, гдѣ сидѣлъ генералъ. Гармоника начала дѣлать сильные размахи, качаясь свободнымъ концомъ то въ ту, то въ другую сторону. Черезъ нѣсколько минутъ Юмъ отнялъ свою руку, гармоника держалась на воздухѣ.

— Monsieur lе général! — обратился онъ къ генералу — посмотрите, пожалуйста, внизу ее кто-то держитъ.

Генералъ нагнулся и провелъ рукою между поломъ и гармоникою.

— Никого нѣтъ! — сказалъ онъ.

Черезъ нѣсколько минутъ она упала. Юмъ поднялъ ее. Доска съ клавитурою оказалась отклеенною.

— А! вотъ почему она не могла играть! — догадался онъ.

Но почему же она могла держаться въ воздухѣ, и притомъ съ отклеенной доской?

Изъ всѣхъ видѣнныхъ явленій я вынесъ одно ясное, неопровержимое убѣжденіе: движеніе стола и стуки дѣйствительно существуютъ. Это суть явленія чисто-реальныя, объективныя, вѣроятно, принадлежащія съ одной стороны къ области физики, а съ другой — къ явленіямъ психическимъ. Но далѣе слѣдуетъ, казалось мнѣ, другая сторона этихъ явленій. При особенномъ настроеніи всѣхъ присутствующихъ и въ особенности медіума, который представляетъ нѣчто въ родѣ камертона въ засѣдающемъ кружкѣ, эти явленія переходятъ незамѣтно въ субъективныя, въ область галлюцинацій, паники, психіатріи. Вотъ почему въ этихъ явленіяхъ сильно играетъ мистическій элементъ и тѣ странныя толкованія, которыя приписываютъ имъ спириты. Нѣсколько разъ во время послѣдняго засѣданія Юмъ спрашивалъ присутствующихъ: не видятъ ли они что-то бѣлое, что стоитъ впереди его передъ столомъ? Но этотъ предметъ былъ виденъ только для Юма, или, лучше сказать, онъ существовалъ только въ его воображеніи. Нѣтъ ничего удивительнаго, что если бы особенное, загадочное нервное настроеніе, которое можетъ эпидимически распространяться, охватило насъ, то и мы стали бы участниками этой галлюцинаціи, и мы точно также увидали бы это нѣчто бѣлое, которое при дальнѣйшемъ развитіи болѣзненнаго настроенія могло бы принять форму человѣческой фигуры. Точно также могли показаться объективными тѣ кажущіяся прикосновенія, которыя ощущали нѣкоторыя изъ присутствующихъ. Я самъ чувствовалъ, какъ что-то касалось моего колѣна, но ощущеніе было такъ слабо, такъ неопредѣленно, что я нисколько не затруднился принять его за чисто субъективное. Мнѣ казалось, что рядъ спиритическихъ явленій начинается всегда съ объективныхъ, совершенно реальныхъ, выраженныхъ болѣе или менѣе опредѣленно стуками и движеніями стола. Затѣмъ, когда присутствующіе, съ одной стороны, утомятся долгимъ сидѣньемъ, а съ другой — нервная система ихъ начнетъ приходить въ особенное возбужденное состояніе, въ это время начинается рядъ тѣхъ обманчивыхъ явленій, которыя всѣ спириты признаютъ за дѣйствительныя.

Но какія же причины вызываютъ реальныя спиритическія явленія? Этотъ вопросъ остался для меня и остается до сихъ поръ совершенно темнымъ. Я весьма желалъ бы изслѣдовать ихъ, но для этого у меня не было средствъ. Для этой цѣли, какъ я убѣдился, необходимо присутствіе медіума, т. е., лица, котораго нервная система, вѣроятно, имѣетъ весьма тонкое, но, тѣмъ не менѣе, достаточно сильное отличіе отъ нервной системы обыкновенныхъ людей и можетъ вызывать всѣ эти явленія, которыя, мнѣ кажется, можно назвать психодинамическими. Я сильно нападалъ на Бутлерова и А. Н. Аксакова, который принималъ почти постоянное участіе въ спиритическихъ сеансахъ Юма, нападалъ за то, что они не ведутъ дѣло чисто-научнымъ путемъ и не превратятъ свои сеансы въ рядъ психо-физическихъ опытовъ и изслѣдованій. Въ отвѣтъ на эти нападки я постоянно получалъ отговорки, что всѣ эти явленія чрезвычайно капризны, измѣнчивы, что они трудно подчиняются условіямъ опыта, и необходимы цѣлые годы для того, чтобы получить здѣсь что-либо опредѣленное. И въ доказательство этому приводилось изслѣдованіе надъ этимъ предметомъ извѣстнаго англійскаго химика Крукса. Я прочелъ объ этихъ изслѣдованіяхъ въ небольшой брошюркѣ, изданной г. Аксаковымъ для русской публики[2]).

Въ октябрѣ мѣсяцѣ прошедшаго года я снова былъ приглашенъ гг. Аксаковымъ и Бутлеровымъ участвовать въ спиритическихъ сеансахъ, которые обусловливались другимъ медіумомъ, г. Бредифомъ. Я принялъ приглашеніе, и въ свою очередь пригласилъ одного моего добраго пріятеля, физіолога, доктора А. Въ кружкѣ нашемъ пожелала принять также участіе жена г. Аксакова, и, такимъ образомъ, онъ составился изъ шести постоянныхъ участниковъ. Кромѣ того, въ эти сеансы были приглашаемы: одинъ изъ моихъ товарищей, натуралистовъ, одинъ молодой, но извѣстный намъ зоологъ, и одинъ также молодой химикъ, ученикъ Бутлерова.

Камиллъ Бредифъ принадлежитъ къ числу профессіональныхъ медіумовъ, т. е., такихъ, которые являются въ сеансы по найму. Французъ изъ Парижа, торговецъ фарфоромъ, пожелавшій, съ выгодой для собственнаго кармана, воспользоваться тѣми медіумическими способностями, которыми природа довольно щедро снабдила его организацію, молодой человѣкъ, небольшого роста, съ довольно благообразной, добродушной, хотя нѣсколько тривіальной физіономіей, и живыми черными глазами. Понятно, что личность подобнаго рода внушала очень мало довѣрія, и необходимо было почти постоянно контролировать его руки и ноги, для того, чтобы убѣдиться, что явленія, происходившія въ этихъ сеансахъ, совершались безъ участія этихъ рукъ и ногъ. Я буду говорить здѣсь только о явленіяхъ, которыя происходили въ то время, когда руки медіума были подъ руками или въ рукахъ его сосѣдей, и на его ногахъ также стояли ноги лицъ рядомъ съ нимъ сидѣвшихъ. Притомъ, въ реальности и неподдѣльности совершавшихся явленій я убѣдился неоднократнымъ повтореніемъ ихъ при различныхъ условіяхъ. Такъ, напр., движенія стола, хотя очень слабыя, совершались въ томъ случаѣ, когда руки и ноги присутствующихъ не касались его.

Всѣхъ сеансовъ было десять, и всѣ они происходили въ квартирѣ г. Аксакова, за различными столами. Всего чаще употреблялся столъ небольшой, квадратный, на четырехъ прямыхъ ножкахъ безъ перекладинъ. Освѣщеніе обыкновенно состояло изъ одной стеариновой свѣчи, но такъ какъ спиритическія или, правильнѣе, медіумическія явленія при слабыхъ медіумахъ удобнѣе совершаются въ темнотѣ, то иногда мы заслоняли свѣчу ширмочкой, или гасили ее, причемъ, руки и ноги медіума находились въ рукахъ и подъ ногами сосѣдей. Съ правой стороны его, обыкновенно, сидѣлъ я.

Пять-десять минутъ спустя послѣ начала сеанса, начинались явленія. Сила ихъ, интенсивность зависѣли отъ различныхъ, въ большинствѣ случаевъ, неопредѣлимыхъ причинъ. Такъ, присутствіе лицъ внѣ кружка обыкновенно вредило имъ, но всего болѣе мѣшало этимъ явленіямъ присутствіе такихъ лицъ, которыхъ организація представляетъ какую-то удивительную неспособность къ восприниманію и участію въ этихъ явленіяхъ. Свойства индивидуальности здѣсь, очевидно, играютъ значительную роль, и это всего болѣе доказывается существованіемъ медіумовъ. Ниже я буду имѣть случай говорить объ этомъ предметѣ нѣсколько подробнѣе.

Движенія стола можно раздѣлить на дрожанія, перемѣщенія или приближенія его къ одному изъ присутствующихъ, качанья, наклоны, выстукиванья и поднятія. Дрожанія или сотрясенія стола всего чаше являются при началѣ сеанса. Иногда они бываютъ такъ сильны, что пламя свѣчи, стоящей на столѣ, также дрожитъ. Я не придаю особеннаго значенія этимъ движеніямъ, такъ какъ они легко могутъ быть произведены искусственно быстрыми сокращеніями двуголовыхъ мышцъ рукъ. Вообще, я долженъ сказать, что за неподдѣльность всѣхъ описываемыхъ движеній я не могъ бы ручаться, если бы не убѣдился въ томъ посредствомъ небольшого кружка лицъ, мнѣ хорошо знакомыхъ, которыя всѣ пожелали убѣдиться въ дѣйствительности этихъ явленій. Наши маленькіе сеансы были безъ оффиціальнаго или признаннаго медіума, и медіумическія явленія, безъ сомнѣнія, были вызваны однимъ изъ присутствующихъ, на котораго выпала доля взять на себя физіологическую роль медіума.

Качанія и передвиженія стола — одно изъ самыхъ простыхъ и обыкновенныхъ медіумическихъ явленій. Всего чаще онъ придвигается къ медіуму, какъ будто въ немъ присутствуетъ и развивается какая-то притягательная сила, которая сообщаетъ столу это движеніе. Но точно также онъ двигается безразлично во всѣ стороны. Эти движенія, и въ особенности качанія стола, почти всегда предшествуютъ какимъ-нибудь особеннымъ явленіямъ; такъ, напримѣръ, поднятію стола на всѣхъ четырехъ ножкахъ кверху. Этотъ послѣдній родъ движенія безспорно принадлежитъ къ самымъ страннымъ и убѣдительнымъ. Первоначально столъ начинаетъ сильно раскачиваться и наклоняться во всѣ стороны. Затѣмъ, онъ упираетъ только одной ножкой въ полъ и вдругъ плавно, ровно поднимается на воздухъ. Я припомню здѣсь, что руки присутствующихъ лежатъ всѣ на столѣ. Если всѣ другія движенія еще можно объяснить, разумѣется, гипотетически, безсознательнымъ сокращеніемъ мышцъ, которое передается то тому, то другому изъ присутствующихъ, то эти поднятія стола не подлежатъ такому объясненію. Столъ поднимается на вершокъ, на четверть, даже на полъ-аршина отъ полу, и тотчасъ мгновенно снова падаетъ. Но иногда онъ держится въ этомъ положеніи нѣсколько мгновеній, а одинъ разъ онъ висѣлъ въ воздухѣ впродолженіе двѣнадцати секундъ. Два раза я былъ свидѣтелемъ, какъ столъ совершенно взлеталъ на воздухъ. Оба эта раза въ комнатѣ была или полная темнота, или освѣщеніе входило сквозь растворенную дверь изъ другой комнаты. При такомъ поднятіи всѣ присутствующіе, разумѣется, должны были встать съ своихъ мѣстъ. Въ первый разъ Бредифъ торопливо положилъ обѣ свои руки мнѣ на голову, крича: вотъ мои руки! — съ цѣлью убѣдить меня въ неподдѣльности этого движенія съ его стороны. Во второй разъ я быстро ощупалъ ножку, которая обращена была къ Бредифу; руки его на ней не было, а вѣсъ стола былъ таковъ, что поднять его, а тѣмъ болѣе держать на воздухѣ за одну ножку, хотя бы обѣими руками, было положительно невозможно. Вѣсъ стола равнялся девяти кило.

Не менѣе поразительное явленіе представляетъ измѣненіе тяжести стола, которое совершается по желанію присутствующихъ. Къ одной сторонѣ стола былъ прикрѣпленъ динамометръ, и вѣсъ этой стороны равнялся 7-ми кило. Когда же тяжесть стола увеличилась, то динамометръ показывалъ отъ 25-ти до 30-ти кило. Для доказательства, что это увеличеніе тяжести не зависѣло отъ рукъ присутствующихъ, всѣ эти руки держались надъ столомъ, не касаясь его.

Самое убѣдительное доказательство неподдѣльности этихъ явленій представляетъ движеніе предметовъ, находящихся въ сторонѣ отъ стола, за которымъ происходятъ сеансы. Такъ, довольно большой столъ, который стоялъ позади меня и болѣе чѣмъ на полъ-аршина отъ столика, за которымъ мы сидѣли, вдругъ быстро двинулся къ намъ и ударилъ меня въ спину съ такой силой, что на спинкѣ моего стула остались знаки.

Интересны также тѣ стуки, которые почти всегда сопровождаютъ медіумическіе сеансы. Обыкновенно, они находятся въ компенсаціи съ движеніями стола, такъ что одни замѣняютъ другіе. Чѣмъ сильнѣе, вообще, медіумическія явленія, тѣмъ опредѣленнѣе и рѣзче эти стуки. Слабые медіумы неспособны вызывать ихъ, и всегда они начинаются послѣ того, какъ движенія стола уже ясно опредѣлились. Интенсивность и характеръ этихъ стуковъ бываютъ чрезвычайно разнообразны. Въ одномъ случаѣ это глухіе, неопредѣленные удары чѣмъ-то мягкимъ, которые слышатся въ столѣ, въ стѣнахъ, шкафахъ, въ полу комнаты. Въ другомъ случаѣ это рѣзкіе, опредѣленные удары чѣмъ-то твердымъ, которые слышатся въ разныхъ точкахъ стола, но всегда на его нижней поверхности. Въ нѣкоторыхъ случаяхъ эти стуки напоминаютъ удары ногтей въ ножки стола или въ нижнюю поверхность столешницы. Самыя интересныя изъ этихъ явленій представляютъ звукоподражающіе шумы. Такъ, напримѣръ, если кто-либо изъ участвующихъ проводитъ по столу чѣмъ-либо твердымъ, бородкой ключа, или дѣлаетъ на немъ кругъ и ударяетъ въ центръ его, то тотчасъ же на нижней поверхности слышится точно такой же звукъ, но болѣе глухой.

Но самыя удивительныя медіумическія явленія представляютъ тѣ заранѣе условленные, осмысленные знаки, которые составляютъ сущность стологоворенія. Для меня эта область явленій, какъ я выше замѣтилъ, была внѣ всякаго вѣроятія, и только рядомъ несомнѣнныхъ доказательствъ я пришелъ къ убѣжденію въ ея существованіи. Столъ представлялъ, очевидно, орудіе какой-то интеллектуальной силы, которая болѣе или менѣе опредѣлительно и вполнѣ осмысленно отвѣчала на наши вопросы или говорила съ нами. При этомъ, по предварительному соглашенію, одинъ ударъ принимался за отрицаніе, два за сомнѣніе, три за утвержденіе. Эти удары выражались или стуками, или ударами ножки стола въ полъ. Нерѣдко при этомъ столъ придвигался къ стулу, на которомъ сидѣлъ докторъ А., и ударялъ ножкой въ этотъ стулъ. Докторъ А. отодвигался отъ этого надоѣдливаго сосѣда, но столъ упорно преслѣдовалъ его и продолжалъ свое дѣло. Обыкновенно, кто-либо изъ участвующихъ, по указанію стола, произносилъ азбуку русскую, французскую или нѣмецкую, и стуки отмѣчали тѣ буквы, которыя были необходимы. Нерѣдко процессъ этотъ, утомительный и скучный для произносящаго, замѣнялся просто печатной азбукой, на буквы которой указывалъ одинъ изъ насъ. Очень часто по нашему желанію столъ произносилъ цѣлыя длинныя фразы на выворотъ, или русскими буквами складывалъ французскія и итальянскія слова. Такимъ образомъ, русскими буквами была сложена цѣлая фраза изъ Данте:

Nessun maggior dolore che ricordarsi del tempi felici nella miseria…

Какъ образчикъ такого стологоворенія, я приведу разговоръ, полученный нами въ одномъ изъ первыхъ засѣданій. Столъ вытребовалъ французскую азбуку, которую произносилъ Бредифъ, и совершенно правильно сложилъ:

Licht! mehr Licht!

— къ крайнему удивленію всѣхъ насъ, которые очень хорошо знали, что Бредифъ ни слова не знаетъ по-нѣмецки. Мы приняли эту фразу буквально, и свѣчу, которая стояла въ сторонѣ, поставили прямо на столъ. Затѣмъ уже, послѣ сеанса, мы вспомнили, что эта фраза были послѣднія слова умирающаго Гете.

— Gothe hergeben! — выговорилъ столъ.

— Требуются сочиненія Гете? — спросилъ Бутлеровъ по-нѣмецки, и столъ отвѣчалъ утвердительно.

— Который томъ?

Столъ простучалъ три раза.

— Что это? Стихи или проза?

— Стихи.

— На которой страницѣ слѣдуетъ читать?

Столъ указалъ на 21-ю страницу.

— Сверху?

— Да.

— Къ кому относится это мѣсто?

Было выговорено имя доктора А., а затѣмъ по прочтеніи указанной строфы сложено:

— Du zolst der Wissenschaft mit Zeit und Geduld!

Изъ приведеннаго образчика можно ясно видѣть общій характеръ тѣхъ фразъ и разговоровъ, которые ведутся въ медіумическихъ сеансахъ. Въ этихъ разговорахъ постоянно встрѣчаешь таинственность, неопредѣленность и уклончивость въ отвѣтахъ. На прямой вопросъ никогда не получается отвѣта также прямого. Докторъ А. предложилъ цѣлый рядъ вопросовъ, которыми полагалъ хотя нѣсколько уяснить сущность дѣла. Столъ или отказывался отвѣчать, или отвѣчалъ отрицательно и уклончиво. Правда, всѣ эти вопросы были предложены письменно. Но точно то же случается и съ словесными вопросами. Такъ, напримѣръ, на вопросъ, въ чемъ источникъ той силы, которая производитъ медіумическія явленія полученъ отвѣтъ:

— Geist und Stoff!

И на предложеніе доктора А., что духъ здѣсь есть синонимъ силы — столъ отвѣчалъ:

— Kraft ist nicht immer Geist, Geist ist immer Kraft.

Нѣсколько разъ въ сложенныхъ фразахъ высказалось ребячество или чистое сумасбродство. Эти бесѣды мнѣ удивительно напоминаютъ тѣ спутанные, безалаберные разговоры, которые часто ведутся во снѣ.

Позвольте остановиться здѣсь, чтобы поговорить вообще о медіумическихъ явленіяхъ, насколько этотъ предметъ мнѣ извѣстенъ.

Повторяю еще разъ, я глубоко убѣжденъ въ реальности этихъ явленій, и это убѣжденіе составилось исподволь длиннымъ рядомъ самыхъ мелочныхъ доказательствъ которыя я провѣрялъ и обдумывалъ со всѣхъ сторонъ. Если какое нибудь явленіе оставляло во мнѣ сомнѣніе во время сеанса, я тщательно наблюдалъ его въ слѣдующій сеансъ и не ставилъ его въ несомнѣнныя, если подлинность его была для меня хотя немного подозрительна. Поэтому я не говорю здѣсь о нѣкоторыхъ явленіяхъ, для безъискуственности которыхъ я не имѣю доказательствъ.

Всѣ эти явленія безспорно имѣютъ начало въ общихъ физическихъ законахъ и подчиняются физическимъ законамъ. На нихъ, очевидно, вліяніе оказываютъ нѣкоторыя внѣшнія условія. Такъ, напримѣръ, сухость и холодъ воздуха мѣшаютъ имъ. Сила, которая производитъ эти явленія, безъ всякаго сомнѣнія сосредоточивается въ медіумахъ, т. е. въ лицахъ, въ которыхъ дѣятельность нервной системы имѣетъ особый характеръ. Этими словами я вовсе не хочу сказать, чтобы эта дѣятельность отличалась качественно отъ дѣятельности другихъ нервныхъ людей. Нѣтъ! Мнѣ кажется, что всѣ люди болѣе или менѣе медіумичны, но медіумы представляютъ проявленіе этой дѣятельности въ высшей степени. При нихъ, въ особенности при такихъ сильныхъ медіумахъ, какъ Юмъ, явленія могутъ совершаться безусловно, безъ спиритическихъ сеансовъ и столовъ. Но присутствіе этой дѣятельности подлежитъ очевиднымъ колебаніямъ. Вотъ причины, почему спиритическіе сеансы часто не удаются. Юмъ самъ говорилъ мнѣ, что медіумичность иногда совершенно оставляетъ его на нѣсколько мѣсяцевъ. Эта сила поддерживается и развивается въ присутствіи кружка во время спиритическихъ сеансовъ, — и лица, участввующія въ кружкѣ, приходятъ въ особое настроеніе, согласное съ настроеніемъ медіума. Несомнѣнные факты убѣждаютъ насъ въ томъ, что нервное настроеніе медіума сообщается присутствующимъ въ сеансѣ. Такъ, въ спиритической хроникѣ есть нѣсколько случаевъ, гдѣ лица немедіумичныя получили способность медіумичности, побывавъ на спиритическихъ сеансахъ въ присутствіи сильнаго медіума. Очевидно, эта способность можетъ такъ же передаваться, какъ многія нервныя болѣзни. Я очень хорошо понимаю, что предлагаемое объясненіе съ физіологической точки зрѣнія вполнѣ несостоятельно. Но я не могу придумать другого, которое лучше бы обрисовывало существующіе факты. Я не могу допустить здѣсь только одно безсознательное движеніе мышцъ и объяснить имъ всѣ медіумическія явленія, какъ это пытался сдѣлать Фарадэ, лѣтъ 20 тому назадъ, — или принять странную теорію «безсознательной церебраціи», которую недавно предложилъ Карпентеръ, и которая ровно ничего не объясняетъ.

Одинаковому настроенію медіума съ кружкомъ лицъ, участвующихъ въ сеансѣ, сильно помогаетъ музыка. Въ сеансахъ, въ которыхъ я присутствовалъ, почти всегда игралъ маленькій ящичекъ съ музыкой. Обыкновенно, медіумическія явленія усиливались подъ эту музыку и переставали вмѣстѣ съ ней, за исключеніемъ, разумѣется, тѣхъ періодическихъ приливовъ и отливовъ, которымъ они вообще подвержены. Очень часто стуки идутъ въ тактъ съ играющей музыкой, а одинъ разъ я видѣлъ, какъ столъ буквально выпрыгивалъ подъ тактъ хивинскаго марша. Попятно, что всѣ условія, разстраивающія гармоническія отношенія кружка, вредятъ медіумическимъ явленіямъ. Споры, ажитація лицъ, въ немъ участвующихъ, громкій, оживленный разговоръ, посторонній стукъ или шумъ, быстрыя, рѣзкія, угловатыя движенія — все это мѣшаетъ этимъ явленіямъ или вовсе ихъ останавливаетъ. Здѣсь кроется одна изъ причинъ, почему спиритическіе сеансы устраиваются по вечерамъ, когда дневной шумъ и возня затихаютъ.

Расположеніе лицъ, участвующихъ въ сеансѣ, имѣетъ огромное вліяніе на его успѣхъ, въ особенности, при началѣ сеанса, когда явленіе только-что развивается. При этомъ, какъ я замѣтилъ, лица наиболѣе медіумичныя должны сидѣть другъ противъ друга, а затѣмъ должны чередоваться лица болѣе медіумичныя съ немедіумичными. Я нѣсколько разъ былъ свидѣтелемъ, какъ явленія шли чрезвычайно вяло или вовсе не развивались при дурномъ размѣщеніи лицъ. Спириты въ этихъ случаяхъ обыкновенно прибѣгаютъ къ указаніямъ стола, но эти указанія въ началѣ сеанса бываютъ весьма сбивчивы и непонятны.

Почему столъ, этотъ странный посредникъ спиритическихъ сеансовъ, необходимъ для медіумическихъ явленій? На этотъ вопросъ можно отвѣтить только гадательно, какъ и на все, касающееся спиритизма. Конечно, столъ не представляетъ непремѣннаго условія для медіумическихъ явленій. Онъ удобно и, полагаю, съ большей выгодой можетъ быть замѣненъ другимъ столообразнымъ аппаратомъ, на которомъ могли бы лежать руки участвующихъ въ сеансѣ. Вообще, въ этомъ отношеніи, сколько мнѣ извѣстно, было сдѣлано весьма мало опытовъ. Теплота, а очень можетъ быть, что вмѣстѣ съ ней и электричество лицъ, сидящихъ за столомъ, концентрируются въ столешницѣ и затѣмъ переходятъ въ движенія. Одновременно или нѣсколько позднѣе къ этимъ двумъ силамъ присоединяется психическая сила. Такъ я называю ту силу, которая составляется изъ всѣхъ силъ организма, соединенныхъ въ нѣчто общее, которое выражается индивидуальностью.

Медіумическія явленія приводятъ къ заключенію, что эта сила, подобно всѣмъ другимъ физическимъ силамъ, можетъ дѣйствовать на разстояніи, и что эффектъ ея не только отдѣляется отъ ея первоначальнаго источника, но даже можетъ, въ свою очередь, дѣйствовать, какъ нѣчто до нѣкоторой степени самостоятельное. Я объясню эти слова общедоступнымъ примѣромъ. Теплота выходитъ изъ какого-нибудь источника и переходитъ въ окружающія тѣла, которыя ее поглощаютъ. Затѣмъ, та же самая теплота можетъ уже дѣйствовать, въ свою очередь, въ этихъ тѣлахъ независимо отъ ея первоначальнаго источника. Я не вижу ничего невозможнаго допустить, что психическая сила, которая, вѣроятно, есть смѣсь или соединеніе различныхъ общихъ физическихъ силъ, можетъ выходить изъ человѣка, какъ изъ первоначальнаго источника и дѣйствовать до нѣкоторой степени на разстояніяхъ. До сихъ поръ не было примѣра подобныхъ явленій, и такое предположеніе или сопоставленіе общихъ физическихъ силъ съ психическими могло считаться чистымъ non sens. Но вотъ, открываются медіумическія явленія, и въ нихъ мы видимъ подтвержденіе такого тождества.

Я очень хорошо понимаю, что высказанное объясненіе крайне неудовлетворительно, но я предлагаю его только какъ попытку перевести на физіологическій или психологическій языкъ видѣнныя мною явленія. На самомъ дѣлѣ они такъ своеобразны, такъ далеки отъ всѣхъ данныхъ, существующихъ въ наукѣ, что всякое толкованіе здѣсь является слишкомъ преждевременной и туманной гипотезой. Одно только кажется несомнѣннымъ — всѣ эти явленія представляютъ продукты психической дѣятельности лицъ, участвующихъ въ сеансѣ, и преимущественно медіума.

Я перехожу теперь къ описанію явленій, видѣнныхъ мною въ спиритическихъ сеансахъ, которые были устроены совершенно иначе, чѣмъ обыкновенные.

Въ Лондонѣ и Америкѣ спириты давно уже пришли къ убѣжденію, что медіумическія явленія совершаются гораздо успѣшнѣе и интенсивнѣе въ томъ случаѣ, когда медіумъ сидитъ отдѣльно отъ кружка, въ темномъ помѣщеніи, за занавѣской, гдѣ онъ вскорѣ впадаетъ въ магнетическій сонъ. Такіе сеансы извѣстны подъ именемъ «face seance». Мы приложили этотъ самый способъ къ Бредифу. Мысль этого приложенія пришла въ голову нѣкоторымъ спиритамъ, которые были свидѣтелями медіумическихъ явленій при такихъ условіяхъ въ Парижѣ и Лондонѣ.

Я опишу здѣсь одинъ изъ такихъ сеансовъ, который происходилъ въ средѣ нашего обыкновеннаго кружка, т. е., состоящаго изъ меня, Бутлерова, Аксакова, жены его и доктора А. Сеансъ происходилъ, по обыкновенію, въ квартирѣ Аксакова. Одна изъ дверей его кабинета, съ глубокой амбразурой, была назначена для помѣщенія медіума. Опущенная портьера изъ тонкаго сѣраго сукна отдѣляла эту амбразуру отъ кабинета и дѣлала помѣщеніе совершенно темнымъ. Кстати замѣчу здѣсь, что темнота составляетъ одно изъ любимыхъ условій для медіумическихъ явленій, а для того отдѣла ихъ, о которомъ теперь идетъ рѣчь, это условіе превращается въ необходимость. Въ описываемомъ сеансѣ мы употребляли для освѣщенія одну стеариновую свѣчу, которая была поставлена въ углу комнаты и заслонена ширмочкой.

Предварительно передъ этимъ сеансомъ было обычное засѣданіе за столомъ. Вѣроятно, оно необходимо для того, чтобы привести всѣхъ участвующихъ въ сеансѣ въ одинъ согласный строй. Во время этого сеанса были обычные стуки, движенія, поднятія стола, и затѣмъ, спустя полчаса, мы приступили къ устройству сеанса à parte. Осмотрѣвъ, хорошо ли заперта дверь, которая вела въ амбразуру, превращенную въ темное помѣщеніе, и спрятавъ ключъ отъ нея, мы занялись связываніемъ медіума, для того, чтобы предохранить себя отъ обмана съ его стороны. Способъ завязки былъ нами заранѣе тщательно обдуманъ. Для этой цѣли мы употребили тесьму, шириной въ 1½ цент. Предварительно мы обвязали этой тесьмой кисти рукъ Бредифа, сдѣлавъ на каждой рукѣ тесемочкой браслетъ, настолько плотно обхватывающій руку, что онъ никакимъ образомъ не могъ быть снятъ, и вмѣстѣ съ тѣмъ настолько свободно завязанный, что онъ не мѣшалъ кровообращенію. Каждый изъ этихъ браслетовъ былъ завязанъ четырьмя узлами. Сквозь эти браслеты мы продернули тесьму и затѣмъ посадили Бредифа на низенькій покойный стулъ съ высокой спинкой и, пропустивъ конецъ этой тесьмы подъ стулъ, продернули его сквозь каточекъ задней его ножки и завязали его здѣсь крѣпкимъ узломъ. Затѣмъ пропустили этотъ копецъ сквозь каточекъ другой задней ножки, и закрѣпили его также узломъ. Далѣе, этотъ конецъ мы подняли кверху и, натянувъ, обвязали имъ лѣвую руку Бредифа повыше локтя. Потомъ, протянули его поперекъ груди и обвязали правую руку. За этимъ, обвернувъ его около спинки стула, привязали къ лѣвой рукѣ и отсюда провели опять подъ стулъ напередъ къ браслетамъ, гдѣ и закрѣпили нѣсколькими узлами. Затѣмъ, особой тесьмой были связаны ноги медіума. Привязанный, такимъ образомъ, плотно къ стулу, на которомъ сидѣлъ, онъ былъ перенесенъ, вмѣстѣ со стуломъ, и поставленъ въ амбразуру двери. Наложенныя завязки были такъ прилажены, что Бредифъ не могъ отодвинуть своихъ рукъ одну отъ другой далѣе, какъ на полвершка. Въ то же время эти руки, хотя свободно лежали на колѣняхъ, но не могли быть отняты отъ нихъ, потому что тесьма привязывала ихъ къ стулу. Точно также нельзя было отодвинуть торсъ отъ стула, потому что тесьма обходила кругомъ его и спинки стула. Не было никакой физической возможности допустить, чтобы Бредифъ могъ самъ себя развязать. Притомъ, на развязку пятнадцати крѣпкихъ узловъ, которыми онъ былъ завязанъ, потребовалось бы болѣе часу, а весь сеансъ продолжался часъ съ небольшимъ. Въ слѣдующіе сеансы мы разнообразили эти завязки и для полноты убѣжденія остановились на слѣдующей системѣ. На руки Бредифа надѣваются небольшіе мѣшочки изъ тюля и пришиваются къ обшлагамъ его сюртука. На концахъ оба мѣшочка сшиваются вмѣстѣ и къ нимъ пришивается тесьма, которая продѣвается подъ стулъ и привязывается на его спинкѣ къ особенному, нарочно ввернутому, колечку. Затѣмъ, каждая рука его, повыше локтя, также привязывается отдѣльной тесьмой къ колечку, ввернутому для этой цѣли въ спинку стула. Ноги также привязываются отдѣльными тесьмами къ переднимъ ножкамъ стула. Осмотры послѣ сеансовъ каждый разъ убѣждаютъ насъ, что завязки остаются нетронутыми и тюлевые мѣшочки неизмятыми.

За занавѣскою, напротивъ Бредифа, былъ поставленъ маленькій столикъ, на которомъ лежало нѣсколько чистыхъ лоскутковъ бумаги и карандашъ. Устроивши все это, мы опустили занавѣску, поставили передъ нею въ серединѣ небольшой столикъ, на которомъ положили тамбуринъ, колокольчикъ и нѣсколько карандашей. Около этого стола, подлѣ самой занавѣски справа помѣстился Бутлеровъ, докторъ А. и г-жа Аксакова; слѣва сидѣлъ Аксаковъ и я. Вскорѣ мы перемѣнились мѣстами. Довольно большой ящикъ съ музыкой, поставленный на другомъ столѣ, игралъ во все продолженіе сеанса.

Спустя нѣсколько минутъ послѣ того, какъ мы сѣли, Бредифъ сказалъ: O çа vient! Je sens l’oppression… — Затѣмъ за занавѣской все смолкло. Черезъ три минуты послѣ этого мы услыхали рѣзкіе стуки въ косякъ двери, и вся занавѣска заколыхалась, какъ будто кто нибудь въ различныхъ мѣстахъ трогалъ ее руками. Вскорѣ въ серединѣ, въ разрѣзѣ, нѣсколько выше стола, за которымъ мы сидѣли, появилась рука. Хотя эта дрожащая рука оставалась нѣсколько мгновеній и въ комнатѣ былъ полусвѣтъ, но, тѣмъ не менѣе, мы всѣ очень ясно видѣли форму этой руки, небольшой, узкой, женской руки, которая вовсе не походила на руку Бредифа. Вслѣдъ затѣмъ, какъ она исчезла, я тихонько раздвинулъ портьеру и сквозь отверстіе ясно видѣлъ руки медіума, спокойно лежащія на его колѣняхъ.

Затѣмъ мы услыхали, какъ двигался маленькій столикъ, который былъ за занавѣской, услыхали, какъ сильно шелестили бумажки, которыя лежали на столикѣ, и какъ двигался по нимъ карандашъ. На вопросъ: «Жеке, ты пишешь намъ? всѣмъ намъ?!» — послѣдовали утвердительные удары въ косякъ двери.

Я долженъ здѣсь привести небольшое объясненіе по поводу употребленнаго нами имени Жеке. — Спириты, которые пользовались услугами Бредифа, увѣряютъ, что къ нему является духъ китайской женщины, которая называетъ себя Жеке. Я, разумѣется, не желалъ вмѣшиваться въ эти суевѣрныя объясненія. Мнѣ было все равно, подъ какимъ именемъ и при какихъ воображаемыхъ условіяхъ происходятъ явленія.

Черезъ нѣсколько мгновеній мы услыхали еще болѣе явственный шелестъ бумажками, какъ будто ихъ складывали. Затѣмъ занавѣска заколыхалась, кто-то дрожащими руками шарилъ около отверстія, и на мгновеніе выдвинулась опять та же рука и въ ней двѣ сложенныя бумажки. Мы взяли ихъ. Одна была пустая, на другой нацарапана небольшая каракуля. — По окончаніи сеанса, когда мы осматривали темное помѣщеніе, то на полу нашли двѣ другихъ бумажки. На одной, на углу было написано Je.., на другой довольно четко и красиво Jeke — съ росчеркомъ. Втеченіе слѣдующихъ сеансовъ эта подпись сдѣлалась гораздо тверже и явственнѣе. Кромѣ того, мы получили нѣсколько написанныхъ фразъ: Jeke. 11 Fevrier 23.., — Je vous aime, mais je… — Grace à Dieu, je vais bien…

Затѣмъ мы услыхали обычные пять ударовъ — требованіе азбуки. Стуки означали три буквы: T, a, m… — «Tamburin!» — догадались мы, и послѣ подтвержденія тамбуринъ былъ переданъ. Его тотчасъ же взяли и начали на немъ сильно выстукивать подъ тактъ музыки. При этомъ онъ отзывался въ разныхъ точкахъ темнаго помѣщенія. Но всего интереснѣе были прикосновенія этой руки, которая намъ являлась, или, правильнѣе говоря, при насъ образовалась, руки совершенно теплой, маленькой, женской, ничѣмъ не отличающейся отъ обыкновенной человѣческой руки. Каждый изъ насъ, кто пожелалъ вдвинуть свою руку за занавѣску, чувствовалъ, какъ трогали его руку или пожимали его пальцы. Съ меня рука пробовала стащить кольцо и очень явственно зацѣпляла его ногтемъ. Черезъ сукно занавѣски мы всѣ совершенно явственно ощупывали эту руку: я сжималъ ея пальцы, ощупывалъ на нихъ ногти. Точно также эта рука или эти руки въ свою очередь схватывали и сжимали наши руки, утягивали ихъ внутрь темнаго помѣщенія. Одинъ разъ занавѣска, въ той сторонѣ, гдѣ сидѣлъ медіумъ, сильно отодвинулась и приподнялась, такъ что Бутлеровъ и докторъ А., сидѣвшіе съ этой стороны, явственно видѣли Бредифа, сидящаго на стулѣ неподвижно, съ сложенными руками и завязками на локтяхъ, а надъ его головой мелькала изъ-за занавѣски бѣлая рука.

Вскорѣ послѣ этого явленія стали слабѣе и, наконецъ, вовсе прекратились. Мы услыхали движенія и вздохи медіума, который просыпался. Мы тщательно осмотрѣли его положеніе. Всѣ наши узлы и завязки были не тронуты. Допустить какое-нибудь участіе съ его стороны или фокусничество было положительно невозможно. Правда, какой-нибудь скептикъ можетъ заподозрить самое помѣщеніе, косяки двери, наконецъ самую дверь, которая могла быть отперта со стороны противоположной занавѣскѣ, и какой-нибудь помощникъ медіума могъ проскользнуть и разыграть роль видѣнныхъ нами и осязаемыхъ рукъ. Но такое предположеніе для насъ, присутствовавшихъ въ сеансѣ, лишено всякаго человѣческаго смысла. Мы очень хорошо знаемъ, что косяки двери — самые обыкновенные косяки, и что никто къ ней не подходилъ, не могъ подходить во все время сеанса. Притомъ эта дверь была отчасти видима для насъ сквозь отверстіе, оставленное въ занавѣскѣ. Повторяю еще разъ, что для всѣхъ насъ, присутствовавшихъ въ сеансѣ, всѣ происходившія явленія имѣютъ несомнѣнную неподдѣльность и полнѣйшую объективность. Всѣ они повторялись съ различными измѣненіями втеченіе нѣсколькихъ сеансовъ.

Я привожу здѣсъ факты, толкованіе которыхъ считаю въ настоящее время положительно невозможнымъ. Всѣ видѣли, осязали руки, сложившіяся въ нашемъ присутствіи. Правда, мы не видали самаго процесса этого образованія, но мнѣ кажется вполнѣ возможнымъ и даже необходимымъ допустить его. Позволю себѣ только одно указаніе. Выше я имѣлъ случай заявить, что въ медіумическихъ явленіяхъ наблюдается своего рода волнообразность, періодичность. Точно также и здѣсь, при явленіяхъ рукъ, происходила та же самая волнообразность. Явленія наплывали, становились поразительно сильными; руки энергично толкали занавѣску или съ замѣчательной силой стучали по столику, стоявшему передъ занавѣской. Затѣмъ періодъ развитія кончался, и явленія стихали или вовсе прекращались на нѣсколько мгновеній, какъ будто истративъ весь запасъ силы, которая была необходима для его произведенія. Въ самыхъ появленіяхъ рукъ, какъ я выше замѣтилъ, были явно замѣтны осциллаторныя движенія. Вообще, удивительна та быстрота, съ которою они двигаются, перелетаютъ съ мѣста на мѣсто. Замѣчательно также безсиліе этихъ образованій въ первый періодъ ихъ развитія. Нерѣдко они роняли карандашъ на полъ, не дописавъ слова, и долго трудились надъ тѣмъ, чтобы поднять его. Та же исторія была съ тамбуриномъ и колокольчикомъ.

Я представляю вамъ вѣрное изложеніе тѣхъ фактовъ, которыхъ былъ очевидцемъ. Я не спорю, что эти факты фантастичны. невѣроятны, но я вовсе не желаю, чтобы мнѣ вѣрили. Я знаю, что въ развитіи человѣчества произошло чрезвычайно много ошибокъ, вслѣдствіе излишней довѣрчивости къ авторитетамъ; да и какой же я авторитетъ въ области явленій, которая представляется совершенно новою для науки! Я желалъ бы одного, чтобы всѣ невѣрящіе моимъ словамъ доказали, что я ошибаюсь, доказали фактами, настолько же вѣскими, какъ и тѣ, которые заставили меня придти къ убѣжденію въ существованіи медіумическихъ явленій.

Вѣра въ эти явленія растетъ съ поразительной быстротой. Правда, эта вѣра держится на совершенно ложныхъ, мистическихъ воззрѣніяхъ. Но одна уже цифра американскихъ спиритовъ, доходящая до 11.000,000[3]), указываетъ намъ на существованіе какихъ-то фактовъ, на которыхъ держатся эти заблужденія. Съ другой стороны, къ такому же убѣжденію приводитъ и то обстоятельство, что люди серьезные, вооруженные всѣми силами современныхъ научныхъ методовъ, пришли къ неопровержимому убѣжденію въ существованіи медіумическихъ явленій. Имена этихъ людей достаточно извѣстны въ наукѣ, какъ имена точныхъ, серьезныхъ изслѣдователей ея вопросовъ. Но видно таково уже свойство человѣческаго разума, что онъ тотчасъ же встаетъ въ оппозицію, какъ скоро дѣло касается фактовъ, опрокидывающихъ его привычныя убѣжденія. Когда Круксъ, Гегинсъ и Варлей излагали свои научныя изслѣдованія, то ученый міръ ни разу не сомнѣвался въ вѣрности этихъ изслѣдованій; но вотъ дѣло коснулось медіумическихъ явленій, и тотъ же ученый міръ тотчасъ же опрокидывается на этихъ ученыхъ съ полнѣйшимъ скептицизмомъ. Мнѣ кажется, я не имѣлъ бы права говорить объ этихъ отношеніяхъ, если бы самъ личнымъ опытомъ не испыталъ всей ихъ несостоятельности. Мнѣ точно также казались подозрительными изслѣдованія Крукса надъ явленіями психо-динамическими, до тѣхъ поръ пока я самъ лично не убѣдился въ существованіи этихъ явленій. Какъ бы ни убѣдительны представлялись намъ доказательства, полученныя отъ чужихъ свидѣтельствъ, свойства скептицизма будутъ всегда имѣть перевѣсъ надъ этими доказательствами, и только тогда, когда факты, пройдя черезъ мой глазъ, или черезъ мой осязательный аппаратъ, отпечатаются въ моемъ сознаніи, только тогда они становятся дѣйствительно достояніемъ этого сознанія. Вотъ почему я желалъ бы, чтобы всѣ тѣ, которые прочтутъ это письмо и пожелаютъ убѣдиться въ справедливости моихъ словъ, убѣдились бы въ томъ личнымъ опытомъ. Средства для постановки этихъ опытовъ вѣроятно найдутся у каждаго, а нервные люди, способные вызывать медіумическія явленія, полагаю, не рѣдкость въ нашемъ обществѣ.

По поводу этихъ явленій мнѣ пришлось столкнуться съ силой скептицизма и придти къ заключенію, что эта сила вовсе не подчиняется убѣжденіямъ, основаннымъ на свидѣтельствѣ другихъ лицъ, какъ бы ни было велико довѣріе къ этимъ лицамъ. И это очень понятно. Разсказы этихъ лицъ, какъ бы ни были пластичны, они не могутъ передать намъ предмета во всѣхъ мелочныхъ нодробностяхъ и произвести той ясности представленія о немъ, которую даютъ намъ наши собственныя чувства. При этомъ я невольно вспоминаю слова Гумбольда, высказанныя одному господину, который старался убѣдить его въ реальности медіумическихъ явленій. «Я вѣрю», сказалъ онъ, «потому что слышу разсказъ о видѣнномъ вами; но если бы я самъ видѣлъ эти явленія, я не повѣрилъ бы своимъ глазамъ». Парадоксъ весьма характеристичный! Если бы убѣжденія общества были вполнѣ свободны, то безъ всякаго сомнѣнія развитіе его подвигалось бы гораздо быстрѣе впередъ. Но въ томъ-то и дѣло, что оно жестоко ошибается, думая, что его убѣжденія вполнѣ независимы и подчиняются только силѣ фактическихъ доказательствъ, а на самомъ дѣлѣ оно постоянно живетъ предвзятыми идеями и міросозерцаніемъ, подготовленнымъ цѣлымъ рядомъ условій, при которыхъ оно развивается. Скептицизмъ его представляетъ обоюдоострое орудіе. Съ одной стороны онъ предохраняетъ его отъ ложныхъ дорогъ, но въ то же время этотъ скептицизмъ сильно потворствуетъ консерватизму. Онъ сохраняетъ въ обществѣ тотъ складъ идей, которымъ противорѣчатъ очевидные факты и опытныя доказательства. Мнѣніе Спенсера, высказанное имъ въ его «Введеніи къ изученію соціологіи», о консерватизмѣ общества прилагается не только къ массамъ, но и къ тѣмъ изъ насъ, которые считаютъ себя вполнѣ свободными отъ всякихъ предвзятыхъ теорій.

Разумѣется, допущенію существованія медіумическихъ явленій сильно препятствуютъ тѣ воззрѣнія, которыя придаютъ имъ спиритуалисты и допустить которыя не рѣшится самый снисходительный скептикъ. Но помимо этихъ воззрѣній, самая обстановка явленій такова, что подаетъ поводъ къ различнымъ недоразумѣніямъ и подозрѣніямъ! «Почему», говорила одна дама, «эти явленія требуютъ темноты, почему они не могутъ совершаться просто, безъ занавѣсокъ, темныхъ сеансовъ или столовъ?» Другими словами: «почему мнѣ не дадутъ вполнѣ убѣдиться, что здѣсь нѣтъ мѣста шарлатанству и фокусничеству?» Я надѣюсь, что тѣ условія, при которыхъ были поставлены наши опыты, вполнѣ устраняютъ всякія подозрѣнія. Но съ другой стороны, невозможно допустить, чтобы какое бы то ни было естественное явленіе могло быть вызвано безусловно помимо тѣхъ законовъ, которые имъ управляютъ.

Мнѣ случалось слышать отъ лицъ, которыхъ я приглашалъ въ спиритическіе сеансы, такой отвѣтъ: «Зачѣмъ я пойду смотрѣть на явленія, въ которыхъ я ровно ничего понять не могу?» — отговорка совершенно неосновательная. Физики, открывшіе электричество и гальванизмъ, точно также сначала ничего не понимали въ открытыхъ ими явленіяхъ. Между тѣмъ эти явленія принадлежатъ къ болѣе простымъ, примитивнымъ, сравнительно съ психическими явленіями. Продолжительныя, усидчивыя изслѣдованія прольютъ, вѣроятно, въ этой темной области такой же свѣтъ, какъ и въ другихъ областяхъ человѣческаго знанія. Мысль, что въ этой области нѣтъ данныхъ для научныхъ изслѣдованій, совершенно невѣрна. Уже одно то обстоятельство, что медіумическія явленія зависятъ отъ общихъ окружающихъ условій — даетъ возможность изучать ихъ и приводить въ ясность. Такъ, напр., на нихъ очевидное вліяніе оказываетъ состояніе атмосферы, сухость или холодъ воздуха, вліяніе свѣта и т. д. Затѣмъ слѣдуютъ условія, которыя скрыты въ лицахъ, вызывающихъ эти явленія, въ ихъ психическомъ состояніи, въ ихъ индивидуальности.

Мнѣ могутъ возразить, почему я, вмѣсто странныхъ теорій, предлагаемыхъ мною для объясненія этихъ явленій, самъ не принялся за ихъ изслѣдованіе научнымъ путемъ? Но отъ этого упрека, полагаю, достаточно оправдываетъ меня новизна видѣнныхъ мною явленій. Я долженъ былъ прежде всего констатировать факты, и я это дѣлаю въ виду того, что вѣроятно кто-либо изъ нашихъ физіологовъ обратитъ на нихъ вниманіе, а этого вниманія, полагаю, вполнѣ заслуживаютъ видѣнныя мною явленія. Если они принадлежатъ даже къ области психіатріи, то тѣмъ болѣе наша обязанность противодѣйствовать распространенію ихъ, разоблачать ихъ сущность и бороться съ тѣми ребяческими, суевѣрными толкованіями, которыя стараются придать имъ спириты.

Примите, и пр.
Н. Вагнеръ.

Напечатавъ письмо проф. Вагнера, редакція «Вѣстника Европы» какъ бы испугалась своей храбрости и закрыла страницы своего журнала для дальнѣйшихъ бесѣдъ о спиритизмѣ. Она отказала Н. П. Вагнеру помѣстить его статью «Медіумическія явленія» и покойному академику А. М. Бутлерову, написавшему вскорѣ статью «Медіумизмъ». Тогда они обратились къ М. Н. Каткову, заинтересовавшемуся спиритическимъ движеніемъ, начавшимся въ Петербургѣ и Москвѣ. Статья «Медіумическія явленія» помѣщена была въ «Русскомъ Вѣстникѣ» въ томъ же 1875 г. Въ предисловіи къ этой статьѣ проф. Вагнеръ говоритъ:

«Сочиненіе о медіумическихъ явленіяхъ, которое было обѣщало мною публикѣ въ № 158 „Голоса“, появится весьма не скоро. Съ одной стороны, громадность матеріала, который мнѣ предстоитъ разсмотрѣть, а съ другой, недостатокъ времени не позволяютъ мнѣ вскорѣ исполнить мое обѣщаніе. Между тѣмъ, послѣднее слово въ томъ спорѣ, въ которомъ я не принималъ никакого участія, осталось за отрицателями медіумизма. Публика, вѣроятно, убѣждена въ справедливости ихъ воззрѣній и твердо вѣритъ, что въ медіумическихъ явленіяхъ нѣтъ ничего, кромѣ заблужденій, обмановъ и фокусовъ. Я принимаюсь теперь за перо съ цѣлью разубѣдить ее въ этомъ ошибочномъ мнѣніи, высказаться яснѣе и опредѣленнѣе, досказать то, что было не досказано въ моемъ „Письмѣ“, напечатанномъ въ „Вѣстникѣ Европы“.

Это послѣднее обстоятельство, моя неискренность, была, полагаю, главною ошибкой, которая привела все дѣло къ такимъ неутѣшительнымъ результатамъ. Въ то время, когда я писалъ мое „Письмо“, я старался еще удержаться на той почвѣ, на которой твердо стоялъ до тѣхъ поръ, пока не познакомился ближе съ медіумическими явленіями. Я полагалъ, что очевидныя недомолвки и противорѣчія въ статьѣ, вызовутъ тѣ психологическія объясненія, которыя мнѣ не представлялись. Вмѣсто этихъ объясненій, полился цѣлый потокъ насмѣшекъ и оскорбленій, которыя поставили дѣло на полемическую почву. Несмотря на всю рѣзкость и жестокость этихъ нападокъ, онѣ нисколько не помѣшали бы мнѣ сознаться въ ошибочности моего мнѣнія, если бы въ немъ дѣйствительно была ошибка.

«Разсматривая теперь всю эту ожесточенную полемику, невольно приходишь къ различнымъ болѣе или менѣе интереснымъ выводамъ. „Письмо“ мое, очевидно, врасплохъ застало нашу литературу. Къ вопросу о „спиритизмѣ“ она нисколько не готовилась и никогда не воображала, чтобы кто-нибудь изъ нашихъ ученыхъ, а тѣмъ болѣе я, не разъ печатно заявлявшій свои матеріалистическія убѣжденія, осмѣлился поднять этотъ крайне „идеалистическій“ и „вздорный“ вопросъ. Вотъ почему мы видимъ въ начавшейся полемикѣ странное колебаніе. Такъ, напримѣръ, фельетонисты „Голоса“ сначала заявили о тѣхъ медіумическихъ явленіяхъ, которыхъ они были свидѣтелями. Фельетонистъ „С.-Петербургскихъ Вѣдомостей“ явно высказался въ пользу медіумизма. Одинъ разъ въ этой газетѣ проблеснула статья, въ которой было начало вполнѣ безпристрастнаго историческаго изложенія этихъ явленій въ Америкѣ. Но за этимъ началомъ не послѣдовало продолженія, а на мѣсто его чрезъ недѣлю появились болѣе чѣмъ странныя нападки на мою личность какого-то поврежденнаго медика Г. Впрочемъ, это колебаніе „С.-Петербургскихъ Вѣдомостей“ во взглядахъ на медіумизмъ до нѣкоторой степени объясняется колебаніями въ составѣ самой редакціи. Въ фельетонахъ „Новаго Времени“ появились статьи, которыя, какъ мнѣ очень хорошо извѣстно, были искажены редакціей. Во многихъ мѣстахъ взглядъ и тонъ статьи, данные авторомъ, удержались и представляютъ странный контрастъ съ тѣми поправками и прибавками, произвесть которыя редакція сочла своею непремѣнною обязанностью. „Биржевыя Вѣдомости“, послѣ ожесточенныхъ нападокъ на меня, помѣстили въ № 117 „Письмо изъ Лондона“, при чтеніи котораго, вѣроятно, каждый придетъ въ крайнее недоумѣніе относительно реальности и объективности спиритическихъ явленій.

«Во всей полемикѣ прежде всего выражается крайній фанатизмъ мнѣній. Въ нихъ нѣтъ ни всесторонней объективности, ни свободы убѣжденій, ни даже знакомства съ вопросомъ. Каждый авторъ статьи, очевидно, подходилъ къ вопросу заранѣе убѣжденный въ его несостоятельности; подходилъ за тѣмъ только, чтобы выставить этотъ вопросъ предъ глазами публики съ возможно большею комичностью. Фельетоны соперничали другъ предъ другомъ въ легкости и блескѣ остроумія. Въ этихъ новыхъ явленіяхъ авторы статей видятъ неминуемое зло, которое вредно отзовется на развитіи общества.

«Изъ всего, что появилось въ нашей литературѣ, общество еще не можетъ составить себѣ яснаго, правильнаго и всесторонняго понятія о медіумизмѣ. Оно остается положительно въ потьмахъ относительно медіумическихъ явленій. Вмѣсто разъясненій вопроса, оно встрѣчаетъ въ нашихъ журналахъ только двусмысленное отношеніе къ нему; оно видитъ, что отъ него что-то скрываютъ, чего-то не договариваютъ. Съ одной стороны, предъ нимъ является рядъ серьезныхъ ученыхъ, которые защищаютъ существованіе медіумическихъ явленій; съ другой стороны, оно встрѣчаетъ рядъ журнальныхъ статей, которыя прибѣгаютъ ко всякимъ средствамъ, ко всякимъ правдамъ и неправдамъ, съ цѣлью выставить эти явленія въ отрицательномъ и ложномъ свѣтѣ. Оно очень хорошо понимаетъ, что съ этими явленіями связывается вопросъ о существованіи духовнаго міра, вопросъ о загробной жизни, объ обязательной нравственности, однимъ словомъ, цѣлый рядъ существенныхъ и основныхъ вопросовъ.

Медіумизмъ представляетъ только частный конкретный случай того общаго явленія, для котораго я предположилъ бы названіе „психизма“. Подъ этимъ названіемъ я разумѣю вообще стремленіе человѣка опредѣлить и разобрать существованіе собственной души. Это инстинктивное стремленіе было, какъ извѣстно, во всѣ времена и у всѣхъ народовъ. Многіе смотрѣли на него и до сихъ поръ смотрятъ, какъ на продуктъ воспитанія, предвзятыхъ идей, семейныхъ привычекъ. Я самъ стоялъ на этой ложной точкѣ зрѣнія до тѣхъ поръ, пока не вошелъ глубже въ разборъ вопроса.

Медіумическія явленія заключаютъ въ себѣ разрѣшеніе этого вопроса. Они даютъ категорическій, положительный отвѣтъ на него, но я весьма далекъ отъ мысли, чтобы борьба матеріализма со спиритизмомъ разрѣшилась этимъ отвѣтомъ. Только когда наука овладѣетъ психизмомъ всецѣло, тогда явленія его будутъ разслѣдованы и доказаны съ математическою точностью.

Въ первой главѣ своей статьи „Медіумизмъ“ проф. Вагнеръ разсказываетъ о сеансахъ извѣстнаго медіума миссъ Кукъ. Съ этими выдающимися сеансами многіе изъ нашихъ читателей знакомы изъ книги Н. Петрова „Медіумическая матеріализація“, а потому мы укажемъ только на нѣкоторыя мѣста описанія Н. П. Вагнера.

Миссъ Кукъ была настолько сильнымъ медіумомъ, что на ея сеансахъ являлась вполнѣ матеріализованная фигура Кетти Кингъ. Она выходила изъ-за занавѣски, садилась, разговаривала съ присутствующими и не представляла ни малѣйшей разницы съ обыкновенными смертными.

Когда въ кружокъ, наблюдавшій эти явленія, былъ приглашенъ нѣкій мистеръ Фолькманъ, то на первомъ же сеансѣ послѣдовалъ неожиданный эпизодъ, о которомъ Н. П. Вагнеръ разсказываетъ такъ:

„Сеансъ начался, Кетти Кингъ явилась, и Фолькманъ, хорошо знакомый съ миссъ Кукъ, пришелъ въ сильное смущеніе. Онъ увидѣлъ ея двойника, одѣтаго въ какой-то странный театральный костюмъ. Лицо, голосъ, походка, всѣ манеры, все убѣждало его, что предъ нимъ ни кто другой, какъ та же переодѣтая миссъ Кукъ, фигурирующая въ видѣ „духа“. Мысль, что кружокъ безъ намѣренія или сознательно мистифицируетъ его и дурачитъ легковѣрную публику, овладѣвала имъ болѣе и болѣе, и когда Кетти Кингъ подошла къ нему, онъ, не помня себя, съ негодованіемъ вскочилъ, схватилъ ее и ногой старался опрокинуть ее на полъ. Все собраніе пришло въ ужасъ, двое членовъ съ крикомъ бросились на него и быстро освободили Кетти Кингъ, которая скрылась за занавѣской и болѣе не являлась въ этотъ вечеръ. Такое насиліе произвело очевидное вліяніе на здоровье миссъ Кукъ, которая долго не могла поправиться послѣ этого бурнаго сеанса. Скандалъ разлетѣлся по всему Лондону. Всѣ журналы заговорили о чудовищномъ обманѣ. Общественное мнѣніе смѣялось надъ слишкомъ довѣрчивымъ кружкомъ, который, тѣмъ не менѣе, считалъ себя совершенно правымъ. Онъ, такъ сказать, воспиталъ Кетти Кингъ. На его глазахъ, втеченіе нѣсколькихъ лѣтъ, она постепенно складывалась и, наконецъ, достигла полной матеріализаціи. Тогда кружокъ обратился къ Круксу. Онъ отдалъ медіума въ полное его распоряженіе, только бы онъ оправдалъ ихъ во мнѣніи публики. Теперь все дѣло держалось на авторитетѣ Крукса“.

„Круксъ въ цѣломъ свѣтѣ пріобрѣлъ себѣ вполнѣ заслуженную извѣстность своими учеными трудами, продолжаетъ Н. П. Изъ всѣхъ его работъ, открытіе металла таллія ставитъ его имя на ряду съ самыми блестящими именами англійскихъ ученыхъ. Серьезность, солидность во всемъ составляютъ отличительныя качества этого ученаго. Скептикъ по своей натурѣ, онъ взялся за спиритическія явленія съ цѣлью разоблачить предъ публикой шарлатанство медіумовъ и ея слишкомъ поспѣшную довѣрчивость. Убѣдившись въ реальности и объективности этихъ явленій, онъ по сдѣлался спиритомъ, не смотря на его продолжительныя, многолѣтнія занятія спиритизмомъ и на бесѣды съ Кетти Кингъ втеченіе нѣсколькихъ часовъ.

Вотъ, что писалъ онъ къ одной русской дамѣ по этому поводу (1-го августа 1874 года): „Я усердно желаю найти доказательство тому, что умершія лица возвращаются и могутъ входить въ сношенія съ нами; но до сихъ поръ я ни разу не получилъ тому никакого удовлетворительнаго доказательства“[4]).

И вотъ этотъ-то скептикъ взялся разрѣшить для публики трудный вопросъ. Онъ пригласилъ миссъ Кукъ къ себѣ въ домъ. Эта дѣвушка по цѣлымъ недѣлямъ гостила въ его семействѣ, какъ другъ дома, и сдѣлалась его домашнимъ секретаремъ. Замѣчу кстати, что она никогда не была профессіональнымъ медіумомъ, и все ея участіе въ дѣлѣ спиритизма совершенно безкорыстно. Круксъ отдалъ свой кабинетъ для темнаго помѣщенія и снабдилъ занавѣской дверь, ведущую изъ него въ лабораторію. Въ этомъ помѣщеніи миссъ Кукъ ложилась на приготовленную постель на полу, впадала въ сомнабулическій сонъ, и вслѣдъ затѣмъ, каждый разъ, Кетти Кингъ являлась изъ-за занавѣски.

Невозможно допустить при этихъ условіяхъ, чтобы серьезный, осмотрительный ученый и скептикъ могъ какимъ бы то ни было образомъ быть обманутъ.

На вопросъ мой: увѣренъ ли Круксъ, что въ этой исторіи онъ не былъ жертвой какого-нибудь обмана? онъ отвѣчалъ мнѣ слѣдующее: „Въ отвѣтъ на вашъ вопросъ я ни мало не колеблюсь увѣрить васъ, что прежде чѣмъ я написалъ что-либо касательно миссъ Кукъ и Кетти Кингъ, я принялъ всѣ необходимыя предосторожности для того, чтобы быть увѣреннымъ, что я не былъ обманутъ и не впалъ въ какую-нибудь ошибку. Послѣдовательныя изысканія вовсе не показали мнѣ, что мои письменныя сообщенія были преждевременны“.

Прежде всего Круксъ старался увѣриться, что миссъ Кукъ и Кетти Кингъ составляютъ два разныя существа. Первоначально для этой цѣли онъ употреблялъ фосфорную лампу. Кетти Кингъ ввела его съ этою лампой въ темное помѣщеніе, гдѣ спала миссъ Кукъ. Онъ увидалъ ее лежащей на полу въ ея обыкновенномъ черномъ шелковомъ платьѣ. Онъ нагнулся къ ея лицу, поднесъ къ нему лампу, взялъ ея руку: спящая не двигалась, она была вполнѣ въ безчувственномъ состояніи. Между тѣмъ Кетти стояла предъ ней въ своемъ также обыкновенномъ легкомъ, бѣломъ одѣяніи. Круксъ подымалъ и опускалъ лампу, освѣщая всю фигуру Кетти, чтобы убѣдиться, что это, дѣйствительно, она, не галлюцинація, а то самое существо, которое за нѣсколько минутъ онъ обхватывалъ своими руками. Три раза онъ тщательно ощупывалъ миссъ Кукъ, чтобы убѣдиться, что предъ нимъ, дѣйствительно, лежитъ живой человѣкъ и три раза онъ наводилъ лампу на Кетти Кингъ. Затѣмъ миссъ Кукъ сдѣлала легкое движеніе и прежде чѣмъ Круксъ успѣлъ отойти Кетти, Кингъ исчезла.

Кажется этого наблюденія было вполнѣ достаточно для всякаго, чтобы убѣдиться, что миссъ Кукъ и Кетти Кингъ два разныя существа; но скептицизмъ Крукса не сдается такъ скоро; онъ продолжаетъ идти далѣе и отыскиваетъ разницу между обѣими. Онъ мѣряетъ ростъ ихъ и находитъ, что Кетти Кингъ на шесть дюймовъ выше миссъ Кукъ. На затылкѣ миссъ Кукъ онъ находитъ явственный шрамъ, тогда какъ затылокъ Кетти Кингъ не имѣетъ этого поврежденія. Миссъ Кукъ носитъ серьги, тогда какъ Кетти Кингъ является безъ серегъ, съ цѣльными ушами. Пульсъ Кетти Кингъ дѣлаетъ 75 ударовъ въ минуту, тогда какъ у миссъ Кукъ онъ бьется со скоростью 90 ударовъ въ минуту. Затѣмъ Круксъ выслушиваетъ грудь обѣихъ и находитъ грудь Кетти совершенно здоровою въ сравненіи со слабою, больною грудью ея медіума. Наконецъ, онъ сравниваетъ ихъ волосы и Кетти Кингъ позволяетъ ему отрѣзать локонъ ея волосъ. Прежде чѣмъ отрѣзать, онъ ощупываетъ волосы до самыхъ корней и убѣждается, что эти волосы не накладные, что они, дѣйствительно, растутъ изъ ея головы. Волосы оказались золотисто-рыжими, тогда какъ миссъ Кукъ брюнетка, съ темно-бурыми, почти черными волосами.

Нѣсколько этихъ волосъ Круксъ прислалъ мнѣ. На видъ они кажутся немного толще, грубѣе обыкновенныхъ волосъ, но микроскопъ не показываетъ ни малѣйшей разницы въ ихъ строеніи сравнительно съ волосами обыкновенныхъ смертныхъ. Этихъ различій, которыя нашелъ Круксъ при сравненіи миссъ Кукъ и Кетти Кингъ, полагаю, вполнѣ достаточно для убѣжденія каждаго скептика. Но скептицизмъ Крукса не знаетъ границъ. Онъ дѣлаетъ точно такое же бѣлое и легкое платье, въ какомъ является Кетти Кингъ и одѣваетъ въ него миссъ Кукъ. Затѣмъ, при полномъ электрическомъ освѣщеніи, онъ снимаетъ фотографіи съ Кетти Кингъ и съ миссъ Кукъ, и тщательное сравненіе этихъ фотографій, наконецъ, убѣждаетъ его, что это, дѣйствительно, два разныя существа.

Нѣсколько сеансовъ было посвящено Круксомъ сниманію фотографіи съ Кетти Кингъ. Съ помощью пяти камеръ, постоянно работавшихъ, ему удалось сдѣлать 44 удачные негатива различной величины. На одномъ миссъ Кукъ и Кетти Кингъ сняты вмѣстѣ, но Кетти Кингъ закрываетъ голову медіума. Должно замѣтить, что при всѣхъ сеансахъ, гдѣ свѣтъ падалъ на голову медіума, Кетти Кингъ закрывала его лицо. Изъ этого ясно, что сильный свѣтъ не столько вредитъ образующейся фигурѣ, какъ сомнабулическому или каталептическому состоянію медіума.

Втеченіе нѣсколькихъ мѣсяцевъ Круксъ устраивалъ почти постоянные сеансы съ миссъ Кукъ у себя на дому. Въ это время Кетти Кингъ совершенно освоилась и, можно сказатъ, сроднилась съ семействомъ Крукса и съ миссъ Кукъ, которая не всегда засыпала во время ея явленія. Она по цѣлымъ часамъ весело разговаривала съ дѣтьми Крукса, разсказывала имъ свои похожденія въ Индіи. Она сказала, что настоящее ея имя было Эни Овенъ Морганъ.

День 21-го мая былъ назначенъ ею для прощальнаго сеанса[5]). На этотъ день она заранѣе назначила составъ засѣданія изъ восьми человѣкъ, которые обнаружили полное довѣріе къ ея манифестаціямъ. Кетти явилась въ 7 часовъ 30 минутъ. Занавѣска во все время сеанса была откинута и всѣ присутствующіе могли видѣть ея медіума, спавшаго на полу, въ кабинетѣ Крукса, съ лицомъ, закрытымъ шалью. Впродолженіе всего сеанса газъ горѣлъ полнымъ свѣтомъ.

Кетти поздоровалась, разговаривала со всѣми присутствовавшими, затѣмъ взяла букетъ, принесенный мистеромъ Транпотъ; сѣла на полъ по-турецки, и пригласила всѣхъ сѣсть въ кружокъ. Затѣмъ начала раздавать цвѣты изъ букета, написала нѣкоторымъ въ видѣ воспоминанія свое имя, затѣмъ взяла ножницы, отрѣзала локонъ волосъ и раздѣлила его между присутствующими; потомъ вырѣзала кусочки изъ своего платья и также раздала ихъ присутствовавшимъ. Когда же нѣкоторые наивно спросили ее: не останутся ли навсегда эти прорѣхи, которыя она сдѣлала на своемъ платьѣ, то она похлопала по изрѣзаннымъ мѣстамъ и они мгновенно сдѣлались цѣльными. Кусочки розданной ею бѣлой тонкой шерстяной ткани до сихъ поръ хранятся у лицъ, которыя получили ихъ.

Сеансъ приходилъ къ концу. Она простилась со всѣми и пригласила съ собой Крукса въ кабинетъ. Тамъ она наклонилась надъ спящею миссъ Кукъ и разбудила ее: „Вставай, вставай, Флори, говорила она, я должна теперь тебя оставить!“ Миссъ Кукъ проснулась и молила ее со слезами побыть съ ней хотя немного. „Дорогая моя, я не могу; мое дѣло совершено. Богъ да благословитъ тебя!“ И затѣмъ втеченіе нѣсколькихъ минутъ онѣ шептались, пока наконецъ рыданія миссъ Кукъ не прекратили разговоръ, и она не упала въ истерическомъ припадкѣ. Тогда Круксъ подошелъ къ ней, и въ это самое мгновеніе Кетти Кингъ исчезла навсегда.

Таковы факты, которые совершались на глазахъ[6]) Крукса и о которыхъ онъ свидѣтельствуетъ печатно.

Я охотно соглашаюсь, что эти факты въ высшей степени невѣроятны, что они рѣзко противорѣчатъ всѣмъ современнымъ психологическимъ и естественно-историческимъ даннымъ. Они неожиданно раскрываютъ предъ нами тотъ quasi-фантастическій міръ, въ существованіе котораго мы отвыкли вѣрить по мѣрѣ того, какъ развивалось наше сознаніе, развивалось, повидимому, прочно, благодаря точнымъ, опытнымъ изслѣдованіямъ“.

Въ слѣдующихъ трехъ главахъ авторъ подробно описываетъ сеансы братьевъ Эдди. Эти медіумы, считавшіеся въ то время самыми сильными, проживали въ пустынной мѣстности Америки на своей фермѣ близъ городка Читтендена, и пользовались большою популярностью во всей Америкѣ, а послѣ статьи Н. П. Вагнера возбудили и у насъ нѣкоторый интересъ. Мы не остановимся на описаніи ихъ сеансовъ потому, что хотя извѣстный полковникъ Олькотъ и прославлялъ ихъ въ своемъ обширномъ сочиненіи, изъ котораго проф. Вагнеръ и заимствовалъ данныя имъ о нихъ свѣдѣнія, но вскорѣ же послѣдовало разочарованіе относительно реальности явленій, происходящихъ въ ихъ присутствіи. Нѣкоторые изъ русскихъ, посѣтившихъ въ то время Америку, побывали на фермѣ братьевъ Эдди и набросили тѣнь на добросовѣстность медіумовъ. Натурально, нельзя основываться на мнѣніи каждаго любителя-путешественника, заинтересовавшагося, между прочимъ, и „новинкою“ — явленіями медіумизма и завернувшаго по пути и къ Эдди. Совсѣмъ иное значеніе имѣетъ мнѣніе покойнаго профессора М. Я. Киттары, который серьезно взглянулъ на вопросъ о медіумизмѣ и тоже отнесся очень скептически къ явленіямъ, которыя наблюдалъ на сеансахъ братьевъ Эдди. М. Я. былъ уже подготовленъ къ этимъ наблюденіямъ: онъ, прочитавъ письмо проф. Вагнера въ „Вѣстникѣ Европы“, сейчасъ же приступилъ къ изслѣдованію явленій, насколько ему позволяли время и обстоятельства. У его прислуги оказалась медіумическая способность; на сеансахъ съ нею онъ пробовалъ дѣлать различные опыты для опредѣленія характера медіумической силы, предполагая подмѣтить въ ней одну изъ извѣстныхъ уже силъ природы. Онъ наблюдалъ явленія и на сеансахъ выдающагося въ то время русскаго медіума Е. Д. Прибытковой. Въ этихъ сеансахъ принималъ участіе и профессоръ А. Я. Данилевскій, и вполнѣ убѣдился въ существованіи медіумической силы. Вотъ описаніе одного изъ сеансовъ въ квартирѣ М. Я. Киттары, помѣщенное въ книгѣ „Медіумизмъ Елизаветы Дмитріевны Прибытковой“ (воспоминанія В. Прибыткова):

„Изъ массы наблюдаемыхъ явленій остановлюсь на нѣкоторыхъ. Сильные удары въ верхнюю поверхность столешницы, что было для насъ новостью, такъ какъ ранѣе они ограничивались нижнею поверхностью. Въ первый разъ мы увидѣли свѣтовое явленіе: звѣздочки подъ столомъ на платьѣ медіума и на нашихъ сапогахъ; онѣ то появлялись, то исчезали; свѣтились онѣ очень слабо, такъ какъ свѣтъ отъ горѣвшей лампы проникалъ и подъ столъ. Платье медіума очень наглядно вздувалось и, когда мы пытались смять его, то оно только слегка этому поддавалось, но тотчасъ же вновь принимало прежній объемъ. Приэтомъ ощущалось подъ нимъ какое-то сопротивленіе, но не твердое, а всего болѣе похожее на то, если бы платье вздуто было сгущеннымъ воздухомъ или какимъ-нибудь газомъ. Закончу разсказъ объ этомъ сеансѣ очень рельефнымъ и въ точности констатированнымъ явленіемъ.

На полу, подъ большимъ обѣденнымъ столомъ, около котораго мы сидѣли, былъ начерченъ кругъ вдали отъ ногъ медіума. Въ этотъ кругъ положили листъ чистой, предварительно осмотрѣнной бумаги, а на него коротенькій карандашъ. Требовалось получить какой-нибудь знакъ, сдѣланный карандашемъ. Опытъ удался: на бумагѣ явилось нѣсколько черточекъ. Тогда рѣшили повторить опытъ при лучшемъ контролѣ. Профессоръ Киттары, сидящій около медіума, протянулъ подъ столомъ свою ногу между начерченнымъ кругомъ и ногами медіума. Полная удача: на бумагѣ нарисованъ крестъ“ (стр. 16).

Въ VI главѣ Н. П. Вагнеръ очень подробно говоритъ объ отношеніи публики къ явленіямъ медіумизма, какъ къ фокусамъ:

„Есть одна категорія явленій, въ которую скептики охотно сваливаютъ все, что совершилось въ исторіи человѣчества и что совершается предъ ихъ глазами, но чего они не могутъ ни понять, ни объяснить. Не желая анализировать явленія и видя, что оно не подходитъ подъ рядъ обыкновенныхъ физическихъ явленій, они, не стѣсняясь, называютъ его фокусомъ. Таинства египтянъ для нихъ фокусы, необыкновенныя явленія, совершаемыя индѣйскими факирами, тоже фокусы. Наконецъ, всѣ медіумическія явленія — сплошные, цѣльные фокусы.

Для публики неразвитой, недумающей, это мнѣніе имѣетъ громадную силу. Въ фокусахъ она видитъ нѣчто высшее, непостижимое, предъ чѣмъ преклоняется какъ предъ чудомъ искусства и ловкости. Ей дѣла нѣтъ до того, какими способами ее обманываютъ, только бы иллюзія была полнѣе и обманъ необъяснимѣе и удивительнѣе. Ей неизвѣстно одно, и на что господа скептики тоже не обращаютъ никакого вниманія. Неизвѣстно, что каждый фокусъ состоитъ изъ какихъ-нибудь физическихъ и химическихъ явленій, подлежащихъ общимъ естественнымъ законамъ. Натуралисты вполнѣ убѣждены въ томъ, что всѣ продѣлки такъ-называемыхъ профессоровъ натуральной магіи входятъ въ кругъ давно извѣстныхъ физическихъ или химическихъ явленій. Если же въ этихъ явленіяхъ оказывается дѣйствительно что-либо необъяснимое, то оно подвергается ихъ анализу, разбирается и опредѣляется. Такъ было съ престидижитаторствомъ и съ чревовѣщаніемъ. И то, и другое было новинкой для естествознанія, и тотчасъ же подвергалось изслѣдованію физіологовъ и было объяснено. Теперь очередь настала произвести такую же операцію надъ медіумизмомъ“.

Разсмотрѣвъ различныя категоріи медіумическихъ явленій, авторъ говоритъ:

„Главное, существенное, хотя чисто внѣшнее отличіе всѣхъ медіумовъ отъ настоящихъ фокусниковъ заключается въ слѣдующемъ: фокусникъ не даетъ средствъ узнать, какимъ образомъ онъ обманываетъ зрителей. Медіум отдаетъ себя въ полное распоряженіе кружка и вызываетъ явленія, если только условія, вызывающія ихъ, благопріятны“.

Затѣмъ, указавъ вкратцѣ на нѣкоторыхъ извѣстныхъ въ то время медіумовъ, описавъ довольно подробно дѣятельность индѣйскихъ факировъ, заимствуя свѣдѣнія о ней изъ сочиненія Жаколліо, авторъ приводитъ его слова:

«1. Факиры не даютъ представленій въ мѣстахъ, гдѣ стеченіе публики такъ велико, что контроль становится невозможнымъ.

«2. Они приходятъ въ домъ совершенно голые, за исключеніемъ небольшаго куска ткани, величиной въ ладонь.

«3. Они никогда не являются въ сопровожденіи какого-нибудь помощника-ассистента.

«4. Они не употребляютъ ни стаканчиковъ, ни волшебныхъ заколдованныхъ мѣшковъ, ни ящиковъ съ двойными днями, ни особенныхъ столовъ, словомъ, ни одной изъ тысячи принадлежностей европейскихъ фокусниковъ.

«5. Они приносятъ съ собой только двѣ вещицы: палочку изъ молодого бамбука, съ семью колѣнами, величиной не больше ручки пера, которую они держатъ всегда въ правой рукѣ, и маленькій свистокъ, который привязанъ къ прядямъ ихъ длинныхъ волосъ.

«6. Они производятъ явленія, по желанію тѣхъ лицъ, къ которымъ явились, сидя или стоя и гдѣ случится, на циновкѣ, которая лежала въ комнатѣ, на мраморныхъ плитахъ или гипсовомъ полу веранды, наконецъ, просто въ саду на голой землѣ.

«7. Когда имъ нуженъ какой-нибудь предметъ, музыкальный инструментъ, трость, бумага, карандашъ, они обращаются къ вашей помощи.

«8. Они повторяютъ явленія предъ вашими глазами нѣсколько разъ, съ цѣлью убѣдить васъ въ ихъ неподдѣльности.

«9. Наконецъ, они не требуютъ за свои представленія никакого вознагражденія, кромѣ приношенія, которое вы добровольно даете на ихъ храмъ.

«Втеченіе долгихъ лѣтъ, когда я странствовалъ по Индіи, колеся по всѣмъ направленіямъ, я ни разу не встрѣтилъ ни одного факира, который бы исключилъ хоть одно изъ этихъ условій.

„Кто же изъ нашихъ фокусниковъ согласится лишить себя его аксессуаровъ и дѣйствовать при такихъ же условіяхъ?“

Заканчиваетъ Н. П. Вагнеръ главу о фокусахъ такимъ выводомъ:

1. Фокусы и медіумическія явленія представляютъ двѣ различныя категоріи, хотя эти явленія и могутъ носить характеръ чистыхъ фокусовъ.

2. Число медіумовъ сравнительно съ числомъ фокусниковъ громадно.

3. Настоящія медіумическія явленія всегда можно отличить отъ фокусовъ, въ тѣхъ случаяхъ, гдѣ медіумъ подвергается строгому всестороннему контролю.

4. Число медіумическихъ фокусовъ, представляемыхъ на сценѣ, весьма ограничено.

5. Медіумизмъ иногда является съ дѣтства и бываетъ наслѣдственнымъ. Медіумами бываютъ лица, всѣми уважаемыя, которыя ни о какомъ фокусѣ не имѣютъ ни малѣйшаго понятія, а, между тѣмъ, медіумическія явленія почти всегда происходятъ въ ихъ присутствіи.

Такъ какъ проф. Вагнеръ въ главѣ VIII, между прочимъ, касается полемики, возбужденной его письмомъ въ „Вѣстникѣ Европы“, то необходимо сказать о статьяхъ А. Шкляревскаго „Что думать о спиритизмѣ“ и „Критика того берега“, о статьѣ С. Рачинскаго „По поводу спиритическихъ сообщеній г. Вагнера“, помѣщенныхъ въ „Русскомъ Вѣстникѣ“ за 1875 годъ.

Изъ первой статьи г. Шкляревскаго трудно извлечь какую-либо интересную его мысль о спиритизмѣ, какъ о вопросѣ, очевидно, ему незнакомомъ. Во второй своей статьѣ онъ, послѣ длинныхъ, грубо-матеріалистическихъ разсужденіи о невозможности медіумической матеріализаціи, говоритъ:

„Какой же мы сдѣлаемъ выводъ изъ этого длиннаго разсужденія. Во-первыхъ, тотъ, что процессъ матеріализаціи, какъ его понимаютъ спириты, нельзя никакими усиліями, никакими натяжками помирить съ тѣмъ, что намъ достовѣрно извѣстно о совершающихся въ природѣ процессахъ. Созданіе изъ ничего, превращеніе въ ничто, дѣйствіе безъ причины, смѣна явленій безъ закона — вотъ къ чему долженъ прійти всякій философъ спиритизма, если только онъ сумѣетъ думать послѣдовательно.

Во-вторыхъ, мы видимъ, что между матеріализаціей организма и матеріализаціей одной его части есть цѣлая бездна, которая не закроется отъ того, что мы зажмуримъ предъ нею глаза. Въ первомъ случаѣ, съ окончаніемъ акта матеріализаціи кончается невозможное, кончается чудо — по крайней мѣрѣ, до того момента, когда должно исчезнуть матеріализованное. Во второмъ случаѣ, чудо должно продолжаться во все время, пока продолжается существованіе матеріализованной части: извѣстное число граммовъ крови должно вновь формироваться на ея демаркаціонной поверхности и нѣсколько меньшее тамъ же уничтожаться каждую секунду. Тутъ, слѣдовательно, должно происходить нѣчто превосходящее даже понятіе о чудѣ, подъ именемъ котораго понимается однократный сверхъестественный актъ. Здѣсь чудо явилось бы съ совершенно особымъ характеромъ, какъ хроническое чудо, и притомъ существующее цѣлые часы въ непосредственномъ соприкосновеніи съ явленіями, вполнѣ законосообразными. Вообразить такое сказочное сопоставленіе мы въ состояніи, какъ въ состояніи человѣческій бюстъ сфинкса дополнить туловищемъ животнаго. Но мыслить его мы не можемъ, потому что мышленіе прежде всего требуетъ одного общаго начала, одной точки отправленія, которая найдена человѣческимъ умомъ въ незнающемъ исключеній законѣ причинности. А это-то основное правило мышленія и нарушается самымъ грубымъ образомъ въ разбираемомъ нами случаѣ.

Въ этомъ состоялъ смыслъ нашихъ словъ, что матеріализація организма невозможна, а матеріализація одной его части, функціонирующей какъ таковая, кромѣ того, и немыслима. Никакое количество и никакое качество свидѣтельствъ о „фактахъ“ матеріализаціи не можетъ поколебать этого заключенія“.

Статья эта осталась неоконченною.

Г. Рачинскій въ своей статьѣ говоритъ о медіумическихъ явленіяхъ, какъ очевидецъ нѣкоторыхъ изъ нихъ. Признавая реальность явленій, онъ объясняетъ ихъ по своему. Разсказавъ о видѣнныхъ имъ несложныхъ явленіяхъ, онъ говоритъ:

„Перехожу теперь къ явленіямъ высшаго порядка, никогда мною не видѣннымъ, но засвидѣтельствованнымъ гг. Вагнеромъ и Бутлеровымъ. Спѣшу заявить, что это двойное свидѣтельство для меня важнѣе личнаго опыта. Еслибъ я одинъ видѣлъ то, что одновременно видѣли оба эти ученые, я бы безусловно счелъ себя жертвою галлюцинаціи или ловкаго обмана“.

Затѣмъ, сдѣлавъ пространныя выдержки изъ описанія этихъ явленій г-мъ Вагнеромъ, онъ заканчиваетъ свои разсужденія такъ:

„Еще разъ напоминаю читателю, что сомнѣваться въ объективной дѣйствительности этихъ удивительныхъ явленій мы не имѣемъ права. Они происходили въ присутствіи двухъ извѣстныхъ ученыхъ и засвидѣтельствованы однимъ изъ нихъ, слѣдовательно, они представлялись одновременно обоимъ, и притомъ, въ видѣ тождественномъ до мельчайшихъ подробностей, иначе г. Вагнеръ довелъ бы до нашего свѣдѣнія различіе между его впечатлѣніями и впечатлѣніями г. Бутлерова. Умалчиваю о прочихъ очевидцахъ, ибо свидѣтельства двухъ извѣстныхъ естествоиспытателей совершенно достаточно.

Разберемъ же вкратцѣ условія опыта. Происходилъ онъ въ весьма слабо освѣщенной комнатѣ, при звукахъ довольно большого музыкальнаго ящика, предъ лицами, давно занимающимися спиритическими манипуляціями, и кромѣ того, предъ самымъ опытомъ настроенными сеансомъ стологоворенія. Иными словами, было по возможности затруднено наблюденіе видимыхъ предметовъ, наблюденіе звуковъ и ослаблена способность присутствовавшихъ ко всякому точному наблюденію. Изслѣдователи помѣстились предъ опущенною занавѣской, за которою находилась запертая извнутри дверь. Между дверью и занавѣской помѣщался привязанный руками и ногами къ стулу профессіональный медіумъ. Затѣмъ, впродолженіе часа съ небольшимъ, произошло слѣдующее: занавѣска заколыхалась, были слышны разнообразные звуки, наконецъ, изъ-за нея высунулась маленькая женская ручка, которая передавала предметы изъ-за занавѣски присутствующимъ, брала изъ ихъ рукъ другіе и написала (за занавѣской) кое-какую безсмыслицу.

Изъ этихъ явленій г. Вагнеръ заключаетъ, что въ пространствѣ между занавѣской и дверью сложилось женское тѣло или одна женская рука[7]) и, совершивъ разныя безсмысленныя дѣйствія, исчезла безъ слѣда. Читатель ошеломленъ насильственностью этого объясненія, тѣмъ болѣе, что г. Вагнеръ самъ упоминаетъ о другомъ, вполнѣ естественномъ. Это объясненіе заключается въ существованіи, безъ вѣдома хозяина дома, другого ключа отъ двери, находящейся за занавѣской. Изумленіе наше возрастаетъ, когда г. Вагнеръ объявляетъ намъ, что эта альтернатива въ данномъ случаѣ невозможна, не приводя доказательствъ этой невозможности, изъ чего мы вправѣ заключить, что такихъ доказательствъ у него нѣтъ. Почему же г. Вагнеръ предпочитаетъ первое объясненіе второму? На это возможенъ только одинъ отвѣтъ. Потому, что это объясненіе было готово въ его умѣ прежде, чѣмъ онъ былъ свидѣтелемъ описанныхъ имъ явленій. Дѣйствительно, отъ стологоворенія до духовидѣнія только одинъ шагъ. Допустивъ существованіе интеллектуальныхъ силъ бесѣдующихъ съ нами посредствомъ столовъ, убѣдившись въ разительномъ ихъ сходствѣ съ нами, мы невольно привыкаемъ придавать имъ мысленно всѣ аттрибуты человѣческой личности, между прочимъ, человѣческій обликъ, и мы уже подготовлены къ тому, чтобы встрѣтиться съ ними лицомъ къ лицу. Мы становимся безоружными предъ всякою галлюцинаціей, предъ всякимъ обманомъ“…

Возражая на эти статьи, Н. П. Вагнеръ, между прочимъ, говоритъ:

„Я очень хорошо понимаю, что самое свойство медіумическихъ явленій таково, что каждый человѣкъ, даже не скептикъ, повѣритъ имъ только тогда, когда самъ испытаетъ ихъ. Вотъ почему разсказы очевидцевъ объ этихъ явленіяхъ становятся подозрительными. Всякая мелочь въ этихъ разсказахъ даетъ поводъ къ сомнѣніямъ и толкованіямъ въ томъ смыслѣ, какъ это кажется намъ вѣроятнѣе и удобнѣе. Когда я писалъ въ моемъ „Письмѣ“, что „какой-нибудь скептикъ можетъ заподозрить самое помѣщеніе, гдѣ сидѣлъ медіумъ, косяки двери, самую дверь, которая могла быть отперта и пр.“ (стр. 871), то никакъ не думалъ, что это мое заявленіе точно также подвергнется сомнѣнію, а между тѣмъ, именно это сомнѣніе заявили гг. Рачинскій и Шкляревскій. Къ крайнему сожалѣнію, въ дополненіе къ моему описанію я долженъ заявить еще слѣдующее. Дверь, которая такъ смущаетъ моихъ критиковъ, вела въ небольшую проходную комнату. Нерѣдко въ этой комнатѣ во время сеанса присутствовалъ кто-нибудь изъ домашнихъ г. Аксакова. Дверь запиралась и ключъ отъ двери почти всегда оставлялся въ замкѣ, съ тою цѣлію, чтобы въ замочную скважину не вложили другого ключа и не отперли двери съ другой стороны. Наконецъ, для полнаго удостовѣренія, эта дверь запечатывалась печатью г. Аксакова.

Скептицизму г. Рачинскаго я могу отвѣтить слѣдующее. Амбразуры двери каждый разъ предъ сеансомъ тщательно осматривались всѣми присутствовавшими со свѣчей, всѣ складки портьеры встряхивались и сами половинки портьеры откидывались въ стороны, такъ что спрятаться „между складокъ“ (!) могъ только какой-нибудь „духъ“. Притомъ, и этому духу надо было пробраться въ помѣщеніе сквозь всѣхъ домашнихъ и зрителей, присутствовавшихъ на сеансѣ. Если же онъ прятался заранѣе, то и здѣсь за нимъ нашлось бы множество соглядатаевъ.

Я чувствую, что пишу совершеннѣйшую нелѣпость, но чѣмъ же отвѣчать такимъ скептикамъ, которые вѣрятъ только одному на свѣтѣ, „непогрѣшимости собственныхъ чувствъ и собственнаго ума“. Господа, подумайте, что вы говорите и въ какое положеніе вы ставите насъ, присутствовавшихъ на двадцати четырехъ сеансахъ съ Бредифомъ. Неужели же и я, и профессоръ Бутлеровъ въ вашихъ глазахъ маленькія дѣти, которыхъ легко можно одурачить и которыя не могутъ обдумать, сообразить даже самыхъ простыхъ вещей, напримѣръ, чтобъ амбразура двери была тщательно осмотрѣна и дверь предохранена отъ непрошеннаго и нежеланнаго открытія. Вѣдь, вы утверждаете это печатно для назиданія всей публики о личностяхъ вашихъ ученыхъ собратій! Если наше свидѣтельство не имѣетъ никакой цѣны въ вашихъ глазахъ, то подумайте, что не мы одни изъ ученыхъ пришли къ убѣжденію въ существованіи медіумическихъ явленій. Возьмите хоть скептика Крукса, котораго вы, надѣюсь, не упрекнете въ недостаткѣ осмотрительности и логичности. Вѣдь, всѣ эти господа, вѣроятно, проходили ту же азбуку скептицизма, въ которой вы теперь путаетесь на каждомъ шагу.

Я знаю эту азбуку, я прошелъ всю гамму мучительныхъ сомнѣній прежде, чѣмъ пришелъ къ убѣжденію въ существованіи „невидимаго міра“. Подумайте, г. Шкляревскій, о томъ, что мы съ вами стояли „на одномъ берегу“, и если я рѣшился его покинуть и перейти на „тотъ берегъ“, то, вѣроятно, встрѣтились существенно-важныя доказательства, которыя заставили меня въ мои года переломить мои убѣжденія и пойти въ противную сторону. Откиньте гордость вашего ума и вашей логики, и предъ вами развернется тотъ міръ, противъ существованія котораго вы такъ жестоко предубѣждены. И для меня, точно такъ же какъ теперь для васъ, всѣ медіумическіе факты казались чистымъ сумасбродствомъ и я отвергалъ ихъ, имѣя только одинъ, казалось мнѣ, неопровержимый аргументъ: они невозможны! И, между тѣмъ, для невозможнаго въ этомъ физическомъ мірѣ открылась возможность въ другомъ, который дополняетъ его и короллируетъ. И для меня казалось невозможнымъ образованіе человѣческой руки изъ ничего, изъ воздуха, образованіе мгновенное, со всѣмъ ея химическимъ составомъ, всѣми гистологическими тонкостями, и, между тѣмъ, это фактъ несомнѣнный, странный, чудовищный фактъ. Я точно также спрашивалъ себя: да гдѣ же сердце отъ кровеносной системы этой руки, откуда же берется ея составъ, изъ какой materia prima она формуется и притомъ мгновенно, и также мгновенно разрушается безслѣдно? И пришелъ теперь къ убѣжденію, что я этого не знаю, какъ не знаю многаго, что лежитъ впереди длиннаго пути человѣческаго развитія. И для меня казалось невозможнымъ измѣненіе вѣса тѣла помимо тяготѣнія земли, и, между тѣмъ, я это видѣлъ, я это самъ измѣрялъ динамометромъ, показатель котораго закрѣплялся самъ собой послѣ каждаго взвѣшиванія. Слѣдовательно, это не была галлюцинація. Это былъ тоже несомнѣнный и также чудовищный фактъ. Назовите эту силу, которая сильнѣе притяженія земли, — магнетизмомъ, электричествомъ, психическою силою; все равно, фактъ остается фактомъ“.

Къ сожалѣнію, въ печати не появилось окончанія и этой статьи.

Примечания[править]

  1. Имя автора и избранный имъ предметъ, обратившій на себя въ послѣднее время, такъ или иначе, вниманіе въ обществѣ, и не въ одномъ нашемъ обществѣ, побуждаютъ насъ исполнить выраженное почтеннымъ профессоромъ зоологіи здѣшняго университета Н. П. Вагнеромъ желаніе сообщить нашимъ читателямъ его обращеніе къ намъ. — Редакція «Вѣстника Европы».
  2. «Спиритуализмъ и наука», 1872, 120 стр.
  3. Эта цифра взята изъ статистическихъ свѣдѣній, представленныхъ въ 1868 году собранію римско-католическихъ епископовъ. См. Edmond’s letter. Spiritual Magazine. 1867, p. 327.
  4. „Psychischen Studien“, 1875, р. 218.
  5. Появленіе Кетти Кингъ на сеансахъ наблюдалось около трехъ лѣтъ. Ред.
  6. „Psychische Studien“. Bd. I. S. 386, Bd. II. S. 19.
  7. Это остается неразъясненнымъ. Г. Вагнеръ, державшій въ своей рукѣ эту таинственную руку, къ сожалѣнію, не воспользовался этимъ случаемъ, чтобъ изслѣдовать, имѣлось ли при этой рукѣ предплечіе и т. д.