XXIV
Марина Цветаева. Волшебный Фонарь. Вторая книга стихов. К-во «Оле Лукойе», М., 1912. Ц. 1 р. 50 к. — Павел Радимов. Полевые псалмы. Стихи. Казань, 1912. Ц. 1 р. 25 к. — Всеволод Курдюмов. Азра. Стихи. СПб. Ц. 60 к. — Анатолий Бурнакин. Разлука. Песенник. 2-е изд. М., 1912. Ц. 50 к. — Саша Чёрный. Сатиры и лирика. Книга вторая. СПб., изд. Шиповник. Ц. 1 р. 25 к. — П. П. Потёмкин. Герань. Изд. Корнфельда. СПб., 1912. Ц. 1 р. 50 к.
Свободно и ясно пролегает путь гения от тем к темам, от приёмов к приёмам, но всегда к одному и тому же вечному великому, Я… Суровым трудом, постоянным напряжением достигает талант разнообразия, без которого нет большого творчества. И всегда грустно видеть, когда настоящий поэт ищет осторожно и кропотливо, жалея отойти от уже найденного, и отказывается от спасительного головокружения завоевателей.
Первая книга Марины Цветаевой «Вечерний альбом» заставила поверить в неё и, может быть, больше всего — своей неподдельной детскостью, так мило-наивно не сознающей своего отличия от зрелости. «Волшебный фонарь» — уже подделка и изданная к тому же в стилизованном «под детей» книгоиздательстве, в каталоге которого помечены всего три книги. Те же темы, те же образы, только бледнее и суше, словно это не переживания и не воспоминания о пережитом, а лишь воспоминания о воспоминаниях. То же и в отношении формы. Стих уже не льётся весело и беззаботно, как прежде; он тянется и обрывается, в нём поэт умением, увы, ещё слишком недостаточным, силится заменить вдохновение. Длинных стихотворений больше нет — как будто не хватает дыхания. Маленькие — часто построены на повторении или перефразировке одной и той же строки.
Говорят, что у молодых поэтов вторая книга обыкновенно бывает самой неудачной. Будем рассчитывать на это…
Павел Радимов, насколько я знаю, появляется в печати первый раз. Радостно видеть, что в его книге есть все качества необходимые для хорошего поэта, хотя они ещё не связаны между собой, хотя в них много срывов и угловатостей. Это — материал, но материал ценный, над которым можно и должно работать.
Автор смело подходит к теме и, хорошо или плохо, но старается использовать её до конца. Кажется, на него влияли французские поэты. По крайней мере, в его первобытных поэмах временами слышатся то Рони, то Леконт де Лиль, а читая прекрасное стихотворение о пономаре и его собаке, без досады вспоминаешь Франсиса Жамма.
Стихи Павла [Всеволода] Курдюмова[1] как бы созданы для декламирования их с провинциальной эстрады. Мрачный романтизм, слезливая чувствительность и лёгкий налёт гражданственности — в них есть всё… Лихие окончания должны вызывать восторг галёрки. Но русская литература — не провинциальная эстрада. От многого, очень многого придётся отделаться Павлу [Всеволоду] Курдюмову и ещё больше приобрести, если он захочет в неё войти.
Если бы имя Анатолия Бурнакина ничего мне не говорило, если бы я поверил в подлинность его песенника, как испугался бы я за современное творчество народа, каким не по-русски сладким и некрепким показалось бы мне оно. Но к счастью я знаю, что Бурнакин, бывший модернист, ныне нововременский критик, и в интеллигентском происхождении песенника у меня не может быть никакого сомнения. Всё же жаль, что русский критик до такой степени не чувствует аромата народной поэзии, что думает подделаться под неё с теми средствами, какие у него есть.
Другой интеллигент, Саша Чёрный, симпатичнее уже тем, что он не надевает никакой маски, пишет, как думает и чувствует, и он не виноват, что это выходит жалко и смешно. Для грядущих времён его книга будет драгоценным пособием при изучении интеллигентской полосы русской жизни. Для современников она — сборник всего, что наиболее ненавистно многострадальной, но живучей русской культуре.
Стихи П. Потёмкина в поэзии то же, что карикатура в графике. Для них есть особые законы, пленительные и нежданные. Кажется, поэт наконец нашёл себя. С изумительной лёгкостью и быстротой, но быстротой карандаша, а не фотографического аппарата, рисует он гротески нашего города, всегда удивляющие, всегда правдоподобные. Лёгкая меланхолическая усмешка, которая чувствуется в каждом стихотворении, только увеличивает их художественную ценность. Так называемые «серьёзные» стихотворения, например «Герань персидская», некоторые из «Маскарада» и др., менее интересны.
- ↑ Гумилёв дважды по ошибке (по аналогии с Радимовым?) назвал Курдюмова Павлом. — Ред.