скій, выходилъ въ отставку, на его мѣсто назначался Якубовичъ, а я имѣлъ поступить на ту же каѳедру адъюнктомъ. По тогдашнему уставу академіи, аспирантъ на каѳедру физіологіи долженъ былъ выдержать экзаменъ изъ этой науки и зоологіи со сравнительной анатоміей. Когда Зининъ объявилъ объ этомъ, держать экзаменъ изъ физіологіи я согласился, а отъ зоологіи отказался, какъ не занимавшійся ею. Но онъ меня успокоилъ, что это пустяки, чистая формальность. На этомъ экзаменѣ сидѣли только два экзаминатора: Загорскій, старикъ академикъ Брандтъ, читавшій въ академіи зоологію, Зининъ и я. Загорскій поговорилъ со мной минуты двѣ, а Брандтъ спросилъ, извѣстно ли мнѣ главное сочиненіе по инфузоріямъ. Я отвѣтилъ, что имя Эренберга мнѣ, конечно, извѣстно, но сочиненія его не читалъ, такъ какъ не занимался зоологіей. Нa второй вопросъ я не могъ отвѣтить и не выдержалъ, заявивъ, что вовсе не занимался зоологіей, предупредилъ объ этомъ начальство и экзаменоваться не могу. Зининъ пошептался съ старикомъ, и сеансъ кончился. Вскорѣ меня приняли адъюнктомъ по каѳедрѣ физіологіи и заставили читать лекціи до конца академическаго года.
Размышляя въ эту минуту, стоилъ ли я тогда каѳедры экспериментальной науки, говорю по совѣсти — меньше, чѣмъ наши теперешніе ассистенты, не побывавшіе за границей. Эти знакомы съ физіологической практикой въ очень разнообразныхъ направленіяхъ, а я умѣлъ пока владѣть лишь лягушкой и видѣлъ, правда, въ лабораторіи Людвига много опытовъ, иногда даже ассистировалъ въ нихъ, но самъ былъ дѣйствительно знакомь только съ тѣми пріемами, которые входили звеномъ въ мои работы. Приняли меня потому, что такихъ ассистентовъ въ Россіи еще не было и я, съ своими ограниченными свѣдѣніями, былъ все-таки первымъ изъ русскихъ, вкусившихъ западной науки у такихъ корифеевъ ея, какъ мои учителя въ Германіи. Въ послѣднемъ отношеніи мнѣ завидовали позднѣе даже нѣмцы.
Выручило меня на первыхъ порахъ слѣдующее обстоятельство. Учась въ Берлинѣ, я заказалъ Зауэрвальду его гальванометръ для электрофизіологіи, пріобрѣлъ санный аппаратъ дю Буа-Реймона, его штативы для опытовъ съ лягушками и привезъ все это богатство съ собой въ Россію, умѣя уже за границей обращаться съ нимъ. Поэтому, исполняя приказъ начать чтенія тотчасъ же по полученіи мѣста, я могъ начать читать лекціи по никѣмъ незнаемому въ то время въ Россіи животному электричеству. Въ какой мѣрѣ для Россіи того времени это ученіе было новостью, можетъ служить слѣдующее обстоятельство. Лекціи я составлялъ подробно, отъ слова
