Кружокъ нашъ составлялъ партію въ университетѣ лишь въ слѣдующемъ отношеніи: мы не искали ни деканства, ни ректорства, не старались пристроить къ университету своихъ родственниковъ и не ходили ни съ жалобами, ни съ просьбами о покровительствѣ къ попечителю, чѣмъ занимались довольно многіе въ университетѣ. Увы! былъ въ профессорской средѣ даже такой господинъ, который сдѣлалъ доносъ мѣстному цензору (надворному совѣтнику, фамиліи котораго не помню) на своего товарища, редактора университетскихъ записокъ, будто тотъ фальсифицируетъ протоколы засѣданій. Я былъ въ засѣданіи совѣта, когда обвиненный въ фальсификаціи профессоръ каноническаго права Павловъ публично, громкимъ голосомъ, въ присутствіи доносчика произнесъ: «На меня г… донесъ г. цензору (имя рекъ), будто я фальсифицирую протоколы засѣданій; поэтому прошу нарядить слѣдствіе…». Доносчикъ не пикнулъ. Онъ, кажется, пребываетъ и по сіе время въ почетѣ.
Жили мы тихо, — утро за дѣломъ въ лабораторіи, а вечеромъ большею частью въ нашемъ салонѣ, за дружеской бесѣдой и нерѣдко за картами. Грѣшный человѣкъ, карточную игру, но безденежную, ввелъ я, и, какъ любитель оной, яростно нападалъ на нашу милую хозяйку, когда она дѣлала ошибки[1]. Помимо этихъ вспышекъ, велъ я себя смирно: не совратилъ съ пути за два года ни единаго студента, не вызвалъ ни единаго бунта, не строилъ баррикадъ, и привелъ всѣмъ этимъ взявшаго меня на поруки попечителя въ такой восторгъ, что въ Святую 1873 г. онъ сдѣлалъ меня дѣйствительнымъ статскимъ совѣтникомъ и даже самолично пріѣхалъ ко мнѣ на квартиру поздравить съ этой радостью. Изъ дальнѣйшаго будетъ видно, что онъ продолжалъ свидѣтельствовать передъ высшимъ начальствомъ о моей благонадежности и въ послѣдующіе годы.
Весной 72-го года я отправился въ Вѣну, гдѣ жена кончила свое ученье. Имѣлось въ виду съѣздить въ Парижъ и Лондонъ. Но прежде всего нужно было отдохнуть въ какомъ-нибудь тихомъ уголкѣ отъ экзаменныхъ треволненій въ Петербургѣ и ежедневной бѣготни по клиникамъ въ Вѣнѣ. Такимъ уголкомъ мы выбрали тихій и красивый Гмунденъ, гдѣ и поселились въ меблированныхъ комнатахъ на берегу озера. Отдыхали дней пять, не ожидая никакой напасти, а она стояла у дверей. Менѣе чѣмъ черезъ недѣлю М. А. стала сильно лихорадить, на лицѣ показалась сыпь, и она вспомнила, что наканунѣ выѣзда изъ Вѣны ей пришлось выслуши-
- ↑ У Мечникова была наслѣдственная страсть къ картамъ, но онъ боялся играть даже безъ денегъ; садился подлѣ насъ, когда мы играли, и даже въ качествѣ зрителя волновался и краснѣлъ, слѣдя за перипетіями нашей борьбы.
