ствительныхъ людей. Руссо, Гёте, Жанъ Поль Рихтеръ, Тикъ, Шиллеръ, Шатобріанъ: вотъ тѣ писатели, которые оказали болѣе или менѣе значительное вліяніе на созданіе образа чувствительнаго Густава. Не остались безъ вліянія и нѣкоторые польскіе писатели; неизвѣстный авторъ статьи „О романахъ“ ( въ журналѣ Cwiczenia naukowe Warszawa, 1818) опредѣляетъ для романистовъ совершенно утилитарную задачу „исправленія нравовъ“ и разрѣшаетъ имъ выводить безумныя страсти только „для наставленія молодого возраста“. Въ 1820 году появилась двухтомная повѣсть Бернатовича „Неразумный бракъ“ (Nierozsadne sluby), который оказалъ также несомнѣнное вліяніе на творчество Мицкевича въ эпоху „Дѣдовъ“. Какъ всѣ эти вліянія слились и какъ они сошлись съ переживаемой поэтомъ дѣйствительностью, и какъ, въ концѣ концовъ, получился глубокоправдивый, оригинальный психологическій образъ, отвѣчавшій личности автора: объ этомъ слѣдуетъ поговорить послѣ разбора IV части. Здѣсь же я хочу указать лишь на тѣсную литературную связь, соединяющую эту часть съ первой, къ которой надо вернуться, чтобы понять ея отношеніе къ IV части „Дѣдовъ“.
Какъ отмѣтилъ г. Петцольдъ, на нѣкоторыя сцены обѣихъ частей поэмы, гдѣ выступаетъ молодой мечтатель, оказалъ значительное вліяніе разказъ Тика „Der Runenberg". Сдѣланныя г. Петцольдомъ указанія, дѣйствительно, ставять внѣ всякаго сомнѣнія этотъ фактъ, который вводитъ насъ въ лабораторію творчества Мицкевича. Романтики были отличные разсказчики; повѣсти Тика, Новалиса, Жанъ Поль Рихтера, Гофмана захватываютъ читателя до сихъ поръ. Разсказъ о замкѣ Руненбергъ, написанный въ 1802 году, принадлежитъ къ числу лучшихъ въ сборникѣ Phantasus“. Передъ нами молодой мечтатель, который покинулъ своихъ родителей и родную деревню, чтобы вырваться изъ круга, возвращающейся обыденности“ или, какъ скажетъ Густавъ въ IV части „Дѣдовъ“, „не вынеся скучнаго круговращенія земныхъ вещей“. Какъ молодой охотникъ II части, онъ удалился въ горы, однако, не для охоты, какъ этотъ послѣдній, а въ порывѣ страннаго влеченія къ горамъ, безднамъ и стремнинамъ. Здѣсь въ одиночествѣ онъ поетъ „охотничью пѣсню“ (Jägergesang). Эта пѣсня по своему общему то, у и отдѣльнымъ вырыженіямъ очень близка къ той, что поетъ Густавъ, и что была въ передѣлкѣ помѣщена въ сборникѣ стихотвореній подъ названіемъ „Хоръ охот-
