Страница:Адам Мицкевич.pdf/481

пуски, вдохновляла Мицкевича. «Княгиня Волконская это - настоящій воплощенный ангелъ доброты, а какъ прекрасно, какъ тепло въ ея домѣ; на лѣстницѣ въ домѣ княгини теплѣе, чѣмъ у насъ въ комнатѣ около печки»: писалъ Малевскій. И Мицкевичъ относился къ ней съ большимъ расположеніемъ, хотя ни въ посвященіи ки. Волконской «Крымскихъ сонетовъ», ни въ извѣстномъ описаній ея античной комнаты, ни въ вдохновленномъ ею стихотвореніи «Поэзія, гдѣ чудная кисть твоя?» не обнаруживается ни одной искры живой страсти. Въ самыхъ любезно-равнодушныхъ словахъ признанія чувствуется большая холодность. Одынецъ разсказываетъ объ этихъ отношеніяхъ ( въ письмѣ изъ Рима отъ 25 нояб. 1829 г.) то же, о чемъ можно догадываться и по другимъ даннымъ. «Это ( не любовь, а) только настоящая и взаимная дружба, основанная съ одной стороны на горячемъ преклоненіи передъ поэтомъ и геніальнымъ человѣкомъ, а съ другой на уваженіи къ прекрасной, благородной, поэтической душѣ, — дружба, проникнутая поэтическою прелестью, сопровождающей обыкновенно отношенія между друзьями и подругами, и оживленная благодарностью за взаимное благорасположеніе, которому обѣ стороны одинаково довѣряють. И, право, невозможно передать, съ какой деликатностью и тонкостью княгиня Зинаида умѣетъ угадывать и предупреждать мысли друга, который также, долженъ признать это, съ неменьшей, можетъ быть, граціей простоты и свободы принимаетъ это, какъ обыкновенную вещь, и все - таки даетъ понять, что умѣетъ чувствовать и цѣнить оказываемое ему вниманіе. Жалѣю тѣхъ людей, которые не могутъ ни почувствовать, ни понять отношеній этого рода, а потому и не вѣрятъ въ ихъ возможность», патетически восклицаетъ Одынецъ, и потомъ даетъ нѣсколько словъ для характеристики этой «патронессы» (patronki) Мицкевича. Въ это время княгинѣ Волконской было около 35 лѣтъ. «Она и теперь, и, кажется, никогда не была красавицей въ настоящемъ значеніи этого слова. Но въ выраженіи ея лица, какъ и во всемъ обликѣ, въ движеніяхъ, улыбкѣ, взглядѣ, есть что - то невыразимо привлекательное, что плѣняетъ сердце. И это, несомнѣнно, результать большой доброты и притомъ удивительной живости и скромности мыслей и чувствъ, которыя составляютъ сущность ея характера. Правда, въ ней видна и дама изъ высшаго общества, но только въ отсутствіи мелочности и тактѣ обхожденія съ людьми. Чванства или салонныхъ претензій въ ней нѣтъ и тѣни». Въ этомъ