менной, восторженной любовью любятъ ту, которая сумѣла плѣнить ихъ могучую душу. Въ эпоху всеобщаго увлеченія байроновскими героями польскій читатель сразу угадывалъ въ Конрадѣ знакомый величавый образъ и не искалъ больше пошлой будничной естественности въ развитій поэмы. Ему нужно было знать, во имя чего этотъ странный человѣкъ, котораго воспоминаніе о Литвѣ такъ волновало, который съ такой ненавистью чѣмъ -то страшнымъ грозилъ нѣмецкимъ рыцарямъ, живетъ среди нихъ? Но уже заранѣе онъ чувствовалъ, что Конрадъ Валленродъ не пойдетъ заодно съ врагами его Литвы, и между польскимъ читателемъ и поэтомъ сразу устанавливалось безмолвное пониманіе, залогъ успѣха и вдохновенія.
Въ II главѣ Мицкевичъ разсказываетъ о томъ, какъ произошелъ этотъ выборъ Конрада въ магистры ордена. Дѣло не могло обойтись безъ чуда, такъ какъ собственно правъ на избраніе, какъ мы видѣли, у Валленрода не было. Ночь, уединенная башня, глухіе неясные голоса: вотъ романтическія краски этой главы. Послѣ цѣлаго дня совѣщаній рыцари въ орденской церкви поютъ молитвы и гимны; потомъ рыцари идутъ гулять, разбредясь по окрестностямъ въ тихую лунную ночь, чудесно описанную Мицкевичемъ. А главный командоръ собираетъ вліятельнѣйшихъ членовъ братьи, и въ томъ числѣ Хальбана, и опять совѣщается съ ними, но не въ замкѣ, a во время прогулки. «Такъ разсуждая, не смотря на дорогу, они блуждали нѣсколько часовъ въ окрестностяхъ, близъ спокойныхъ береговъ озера. Уже разсвѣтаетъ, пора вернуться въ столицу. Вдругъ они останавливаются: какой то голосъ. Откуда? Изъ наружной башни. Слушаютъ внимательно: это голосъ отшельницы». Здѣсь, въ этой башнѣ, лѣтъ десять тому назадъ замкнулась какая то женщина. Ее замуровали, оставивъ лишь маленькое окошечко, въ которое подавали ей пищу; догадывались, что она еще жива, но не видѣли ея. И вотъ теперь, «направивъ туда свои шаги и проходя мимо наружной башни, командоръ услышалъ: «Это ты, Конрадъ!.. О Боже, свершилось предназначенье! Ты долженъ быть магистромъ, чтобы ихъ убить? Но развѣ они не узнають? Напрасно скрываешь... И если бы даже, какъ змѣй, ты принялъ иное тѣло, много прежняго осталось въ твоей душѣ... да и во мнѣ осталось! И если бы даже ты вернулся послѣ своего погребенія, все таки крестоносцы узнали бы тебя»... Слушають рыцари. Это голосъ
