что они стараются удовлетворить только своимъ пустымъ и ненасытнымъ желаніямъ, употребляя для этого тысячи рукъ, тѣмъ не менѣе они раздѣляютъ съ послѣднимъ чернорабочимъ плоды работъ, производимыхъ по ихъ приказанію. Повидимому какая-то незримая рука принуждаетъ ихъ принимать участие въ такомъ же распредѣленіи предметовъ, необходимыхъ для жизни, какое существовало бы, если бы земля была распредѣлена поровну между всѣми населяющими ея людьми; такимъ образомъ безъ всякаго преднамѣреннаго желанiя и вовсе того не подозрѣвая, богатый служить общественнымъ интересамъ и распространенію человѣческой природы. Провидѣніе, раздѣливъ, такъ сказать, землю между небольшимъ числомъ знатныхъ людей, не позабыло и о тѣхъ, кого оно съ виду только лишило наслѣдства, такъ что они получаютъ свою долю изъ всего, что производится землею. Что же касается до того, что составляетъ истинное счастье, то они нисколько не стоятъ ниже тѣхъ, кто повидимому поставленъ выше ихъ. Относительно физическаго здоровья душевнаго спокойствія всѣ слои общества находятся почти на одинаковомъ уровнѣ, и нищій, грѣющiйся на солнышкѣ подъ заборомъ, пользуется безопасностью и беззаботностью, которой такъ домогаются короли». Это уже поистинѣ стоическій оптимизмъ, съ тою лишь разницею, что Смитъ не относился къ матеріальному благополучію съ высоты величія, а напротивъ придавалъ ему большое значеніе. Наконецъ, возставая противъ чрезмѣрнаго состраданія, онъ заявляетъ: «Эта преувеличенная симпатія къ бѣдствіямъ, которыя намъ неизвѣстны, прежде всего безумна и неосновательна. Оглянитесь кругомъ: на одного страдающаго и несчастнаго вы найдете двадцать человѣкъ въ полномъ здравіи и счастіи, или по меньшей мѣрѣ въ сносномъ положении». Такъ профессоръ Смитъ охлаждаетъ пылъ чрезмѣрно сострадательныхъ людей. Вѣроятно ихъ было слишкомъ много вокругъ него... Или, вѣрнѣе, не страдалъ ли нашъ профессоръ нѣкоторымъ недостаткомъ зрѣнія въ этомъ отношеніи, такъ называемымъ дальтонизмомъ? Обратимся однако къ содержанію его «Теоріи нравственныхъ чувствъ».
При изслѣдованіи нравственныхъ принциповъ, говоритъ Смитъ, приходится рѣшать два главные вопроса. Во-первыхъ, въ чемъ состоитъ добродѣтель или, иначе, какой душевный складъ и какой образъ поведенія заслуживаетъ похвалы. И во-вторыхъ, какая сила, или какая способность души заставляетъ насъ отдавать предпочтеніе тому или другому поведенію, называть одно правиль-
что они стараются удовлетворить только своим пустым и ненасытным желаниям, употребляя для этого тысячи рук, тем не менее они разделяют с последним чернорабочим плоды работ, производимых по их приказанию. По-видимому какая-то незримая рука принуждает их принимать участие в таком же распределении предметов, необходимых для жизни, какое существовало бы, если бы земля была распределена поровну между всеми населяющими её людьми; таким образом без всякого преднамеренного желания и вовсе того не подозревая, богатый служить общественным интересам и распространению человеческой природы. Провидение, разделив, так сказать, землю между небольшим числом знатных людей, не позабыло и о тех, кого оно с виду только лишило наследства, так что они получают свою долю из всего, что производится землею. Что же касается до того, что составляет истинное счастье, то они нисколько не стоят ниже тех, кто по-видимому поставлен выше их. Относительно физического здоровья душевного спокойствия все слои общества находятся почти на одинаковом уровне, и нищий, греющийся на солнышке под забором, пользуется безопасностью и беззаботностью, которой так домогаются короли». Это уже поистине стоический оптимизм, с тою лишь разницею, что Смит не относился к материальному благополучию с высоты величия, а напротив придавал ему большое значение. Наконец, восставая против чрезмерного сострадания, он заявляет: «Эта преувеличенная симпатия к бедствиям, которые нам неизвестны, прежде всего безумна и неосновательна. Оглянитесь кругом: на одного страдающего и несчастного вы найдете двадцать человек в полном здравии и счастии, или по меньшей мере в сносном положении». Так профессор Смит охлаждает пыл чрезмерно сострадательных людей. Вероятно их было слишком много вокруг него... Или, вернее, не страдал ли наш профессор некоторым недостатком зрения в этом отношении, так называемым дальтонизмом? Обратимся однако к содержанию его «Теории нравственных чувств».
При исследовании нравственных принципов, говорит Смит, приходится решать два главные вопроса. Во-первых, в чём состоит добродетель или, иначе, какой душевный склад и какой образ поведения заслуживает похвалы. И во-вторых, какая сила, или какая способность души заставляет нас отдавать предпочтение тому или другому поведению, называть одно правиль-
