Герда закричала имъ,—она приняла ихъ за живыхъ—но они, понятно, не отвѣтили ей. Вотъ она подплыла къ нимъ еще ближе, лодка подошла чуть не къ самому берегу, и дѣвочка закричала еще громче. Изъ домика вышла, опираясь на клюку, старая-престарая старушка, въ большой соломенной шляпѣ, расписанной чудесными цвѣтами.
— Ахъ, ты, бѣдная крошка!—сказала старушка.—Какъ это ты попала на такую большую, быструю рѣку, да забралась такъ далеко?
Съ этими словами старушка вошла въ воду, зацѣпила лодку своею клюкой, притянула ее къ берегу и высадила Герду.
Герда была рада-радешенька, что очутилась, наконецъ, на сушѣ, хоть и побаивалась чужой старухи.
— Ну, пойдемъ, да разскажи мнѣ, кто ты и какъ сюда попала?—сказала старушка.
Герда стала разсказывать ей обо всемъ, а старушка покачивала головой и повторяла: „гмъ! гмъ!“ Но вотъ дѣвочка кончила и спросила старуху не видала-ли она Кая. Та отвѣтила, что онъ еще не проходилъ тутъ, но вѣрно пройдетъ, такъ что дѣвочкѣ пока не о чемъ горевать—пусть лучше попробуетъ вишень, да полюбуется цвѣтами, что растутъ въ саду: они красивѣе нарисованныхъ въ любой книжкѣ съ картинками, и всѣ умѣютъ разсказывать сказки! Тутъ старушка взяла Герду за руку, увела къ себѣ въ домикъ и заперла дверь на ключъ.
Окна были высоко отъ полу и всѣ изъ разноцвѣтныхъ: красныхъ, голубыхъ и желтыхъ стеклышекъ; сообразно этому, и самая комната была освѣщена какимъ-то удивительнымъ яркимъ, радужнымъ свѣтомъ. На столѣ стояла корзинка съ чудесными вишнями, и Герда могла ѣсть ихъ сколько душѣ угодно; пока же она ѣла, старушка расчесывала ей волосы золотымъ гребешкомъ. Волосы вились кудрями и окружали свѣженькое, круглое, словно роза, личико дѣвочки золотымъ сіяніемъ.
— Давно мнѣ хотѣлось имѣть такую миленькую дѣвочку!—сказала старушка.—Вотъ увидишь, какъ ладно мы заживемъ съ тобою!
И она продолжала расчесывать кудри дѣвочки и чѣмъ дольше чесала, тѣмъ больше Герда забывала своего названнаго братца Кая,—старушка умѣла колдовать. Она не была
Герда закричала им, — она приняла их за живых — но они, понятно, не ответили ей. Вот она подплыла к ним ещё ближе, лодка подошла чуть не к самому берегу, и девочка закричала ещё громче. Из домика вышла, опираясь на клюку, старая-престарая старушка, в большой соломенной шляпе, расписанной чудесными цветами.
— Ах, ты, бедная крошка! — сказала старушка. — Как это ты попала на такую большую, быструю реку, да забралась так далеко?
С этими словами старушка вошла в воду, зацепила лодку своею клюкой, притянула её к берегу и высадила Герду.
Герда была рада-радёшенька, что очутилась, наконец, на суше, хоть и побаивалась чужой старухи.
— Ну, пойдём, да расскажи мне, кто ты и как сюда попала? — сказала старушка.
Герда стала рассказывать ей обо всём, а старушка покачивала головой и повторяла: «гм! гм!» Но вот девочка кончила и спросила старуху не видала ли она Кая. Та ответила, что он ещё не проходил тут, но верно пройдёт, так что девочке пока не о чём горевать — пусть лучше попробует вишенок, да полюбуется цветами, что растут в саду: они красивее нарисованных в любой книжке с картинками, и все умеют рассказывать сказки! Тут старушка взяла Герду за руку, увела к себе в домик и заперла дверь на ключ.
Окна были высоко от полу и все из разноцветных: красных, голубых и жёлтых стёклышек; сообразно этому, и самая комната была освещена каким-то удивительным ярким, радужным светом. На столе стояла корзинка с чудесными вишнями, и Герда могла есть их сколько душе угодно; пока же она ела, старушка расчёсывала ей волосы золотым гребешком. Волосы вились кудрями и окружали свеженькое, круглое, словно роза, личико девочки золотым сиянием.
— Давно мне хотелось иметь такую миленькую девочку! — сказала старушка. — Вот увидишь, как ладно мы заживём с тобою!
И она продолжала расчёсывать кудри девочки и чем дольше чесала, тем больше Герда забывала своего названного братца Кая, — старушка умела колдовать. Она не была
