И онъ ласково-серьезно взглянулъ на Ивана, глубоко вздохнулъ и умеръ, точно заснулъ. Иванъ заплакалъ. Теперь онъ остался круглымъ сиротой: ни отца у него, ни матери, ни сестеръ, ни братьевъ! Бѣдняга Иванъ! Долго стоялъ онъ на колѣняхъ передъ кроватью и цѣловалъ руки умершаго, заливаясь горькими слезами, но потомъ глаза его закрылись, голова склонилась на край постели, и онъ заснулъ.
И приснился ему удивительный сонъ.
Онъ видѣлъ, что солнце и мѣсяцъ преклонились передъ нимъ, видѣлъ своего отца опять свѣжимъ и бодрымъ, слышалъ его смѣхъ, какимъ онъ всегда смѣялся, бывало, когда былъ особенно веселъ; прелестная дѣвушка, съ золотою короной на чудныхъ, длинныхъ волосахъ, протягивала Ивану руку, а отецъ его говорилъ: „Видишь, какая у тебя невѣста? Первая красавица въ свѣтѣ!“
Тутъ Иванъ проснулся, и—прощай все это великолѣпіе! Отецъ его лежалъ мертвый, холодный, и никого, никого не было больше у Ивана! Бѣдняга Иванъ!
Черезъ недѣлю умершаго хоронили; Иванъ шелъ за гробомъ. Не видать ему больше своего добраго отца, который такъ любилъ его! Иванъ слышалъ, какъ ударялась о крышку гроба земля, видѣлъ, какъ гробъ засыпали все больше и больше; вотъ ужъ видѣнъ только одинъ краешекъ, но еще горсть земли—и гробъ скрылся совсѣмъ. У Ивана чуть сердце не разорвалось отъ горя. Надъ могилой пѣли псалмы; чудное пѣніе растрогало Ивана до слезъ, онъ заплакалъ, и на душѣ у него стало полегче. Солнышко такъ привѣтливо сіяло на зеленыя деревья, какъ будто говорило: „Не тужи, Иванъ! Посмотри, какое красивое голубое небо,—тамъ твой отецъ молится за тебя“!
— Я буду вести хорошую жизнь!—сказалъ Иванъ.—И тогда я тоже пойду на небо къ отцу. Вотъ будетъ радость, когда мы опять свидимся! Сколько у меня будетъ разсказовъ! А онъ покажетъ мнѣ всѣ чудеса и красоту неба и опять будетъ учить меня, какъ училъ, бывало, здѣсь, на землѣ. Вотъ будетъ радость!
И онъ такъ живо представилъ себѣ все это, что даже улыбнулся сквозь слезы. Птички, сидѣвшія въ вѣтвяхъ каштановъ, громко чирикали и пѣли; имъ было весело, хотя они только-что присутствовали при погребеніи, но они, вѣдь, знали,
И он ласково-серьёзно взглянул на Ивана, глубоко вздохнул и умер, точно заснул. Иван заплакал. Теперь он остался круглым сиротой: ни отца у него, ни матери, ни сестёр, ни братьев! Бедняга Иван! Долго стоял он на коленях перед кроватью и целовал руки умершего, заливаясь горькими слезами, но потом глаза его закрылись, голова склонилась на край постели, и он заснул.
И приснился ему удивительный сон.
Он видел, что солнце и месяц преклонились перед ним, видел своего отца опять свежим и бодрым, слышал его смех, каким он всегда смеялся, бывало, когда был особенно весел; прелестная девушка, с золотою короной на чудных, длинных волосах, протягивала Ивану руку, а отец его говорил: «Видишь, какая у тебя невеста? Первая красавица в свете!»
Тут Иван проснулся, и — прощай всё это великолепие! Отец его лежал мёртвый, холодный, и никого, никого не было больше у Ивана! Бедняга Иван!
Через неделю умершего хоронили; Иван шёл за гробом. Не видать ему больше своего доброго отца, который так любил его! Иван слышал, как ударялась о крышку гроба земля, видел, как гроб засыпали всё больше и больше; вот уж виден только один краешек, но ещё горсть земли — и гроб скрылся совсем. У Ивана чуть сердце не разорвалось от горя. Над могилой пели псалмы; чу́дное пение растрогало Ивана до слёз, он заплакал, и на душе у него стало полегче. Солнышко так приветливо сияло на зелёные деревья, как будто говорило: «Не тужи, Иван! Посмотри, какое красивое голубое небо, — там твой отец молится за тебя!»
— Я буду вести хорошую жизнь! — сказал Иван. — И тогда я тоже пойду на небо к отцу. Вот будет радость, когда мы опять свидимся! Сколько у меня будет рассказов! А он покажет мне все чудеса и красоту неба и опять будет учить меня, как учил, бывало, здесь, на земле. Вот будет радость!
И он так живо представил себе всё это, что даже улыбнулся сквозь слёзы. Птички, сидевшие в ветвях каштанов, громко чирикали и пели; им было весело, хотя они только что присутствовали при погребении, но они, ведь, знали,
