ленное дитя! Ты возвѣщаешь лѣто, чудное лѣто! Скоро весь снѣгъ растаетъ, холодные вѣтры унесутся прочь! Царствовать будемъ мы! Все зазеленѣетъ! И у тебя появятся подружки: зацвѣтутъ сирень и желтая акація, а потомъ розы, но ты все-таки первый, такой нѣжный, прозрачный!
Вотъ была радость! Казалось, самый воздухъ пѣлъ и звучалъ, солнечные лучи проникали въ самые лепестки и стебелекъ цвѣтка. И онъ стоялъ, такой нѣжный, хрупкій и въ то же время полный силъ, въ пышномъ расцвѣтѣ юной красоты, такой нарядный въ своемъ бѣломъ платьицѣ, съ зелеными ленточками, и славилъ лѣто. Но до лѣта было еще долго; облака закрыли солнышко, подули холодные, рѣзкіе вѣтры.
— Рановато ты появился!—сказали они цвѣтку.—Сила еще на нашей сторонѣ! Постой, мы зададимъ тебѣ! Сидѣть бы тебѣ да сидѣть въ теплѣ, а не торопиться франтить на солнышкѣ,—не пришло еще время!
Холодъ такъ и щипалъ. Дни шли за днями, а не показывалось ни единаго солнечнаго луча. Нѣжному цвѣточку хоть замерзнуть было впору. Но онъ былъ сильнѣе, чѣмъ подозрѣвалъ самъ; его укрѣпляла радостная вѣра въ обѣщанное лѣто. Оно должно было скоро придти! Недаромъ же о немъ возвѣстили солнечные лучи. Цвѣтокъ твердо вѣрилъ ихъ обѣщанію и терпѣливо стоялъ на бѣломъ снѣгу въ своемъ бѣломъ нарядѣ, склоняя головку подъ тяжелыми, густыми хлопьями снѣга; вокругъ него бушевали холодные вѣтры.
— Ты сломишься!—говорили они.—Завянешь, замерзнешь! Что тебѣ надо было тутъ? Зачѣмъ ты далъ себя выманить? Солнечный лучъ обманулъ тебя! Вотъ и подѣломъ тебѣ теперь! Эхъ, ты, подснѣжникъ!
— Подснѣжникъ!—прозвучало въ холодномъ утреннемъ воздухѣ.
— Подснѣжникъ!—ликовали дѣти, выбѣжавшіе въ садъ.—Вотъ тутъ растетъ одинъ, такой миленькій, прелестный, первый, единственный!
И слова эти пригрѣли цвѣтокъ словно солнечные лучи. Отъ радости онъ даже не почувствовалъ, что его сорвали. Онъ очутился въ дѣтской ручонкѣ, дѣтскія губки цѣловали его. Потомъ его принесли въ теплую комнату, полюбовались на него и поставили въ воду. Цвѣтокъ ожилъ, возродился къ жизни, подумалъ, что вдругъ наступило лѣто.
ленное дитя! Ты возвещаешь лето, чудное лето! Скоро весь снег растает, холодные ветры унесутся прочь! Царствовать будем мы! Всё зазеленеет! И у тебя появятся подружки: зацветут сирень и жёлтая акация, а потом розы, но ты всё-таки первый, такой нежный, прозрачный!
Вот была радость! Казалось, самый воздух пел и звучал, солнечные лучи проникали в самые лепестки и стебелёк цветка. И он стоял, такой нежный, хрупкий и в то же время полный сил, в пышном расцвете юной красоты, такой нарядный в своём белом платьице, с зелёными ленточками, и славил лето. Но до лета было ещё долго; облака закрыли солнышко, подули холодные, резкие ветры.
— Рановато ты появился! — сказали они цветку. — Сила ещё на нашей стороне! Постой, мы зададим тебе! Сидеть бы тебе да сидеть в тепле, а не торопиться франтить на солнышке, — не пришло ещё время!
Холод так и щипал. Дни шли за днями, а не показывалось ни единого солнечного луча. Нежному цветочку хоть замерзнуть было впору. Но он был сильнее, чем подозревал сам; его укрепляла радостная вера в обещанное лето. Оно должно было скоро прийти! Недаром же о нём возвестили солнечные лучи. Цветок твёрдо верил их обещанию и терпеливо стоял на белом снегу в своём белом наряде, склоняя головку под тяжёлыми, густыми хлопьями снега; вокруг него бушевали холодные ветры.
— Ты сломишься! — говорили они. — Завянешь, замёрзнешь! Что тебе надо было тут? Зачем ты дал себя выманить? Солнечный луч обманул тебя! Вот и поделом тебе теперь! Эх, ты, подснежник!
— Подснежник! — прозвучало в холодном утреннем воздухе.
— Подснежник! — ликовали дети, выбежавшие в сад. — Вот тут растёт один, такой миленький, прелестный, первый, единственный!
И слова эти пригрели цветок словно солнечные лучи. От радости он даже не почувствовал, что его сорвали. Он очутился в детской ручонке, детские губки целовали его. Потом его принесли в тёплую комнату, полюбовались на него и поставили в воду. Цветок ожил, возродился к жизни, подумал, что вдруг наступило лето.
