И крестный показалъ мнѣ картинку, которую самъ нарисовалъ. Замокъ былъ обнесенъ высокою стѣною, а эта частоколомъ, и на каждомъ колѣ скалила зубы голова казненнаго пирата.
— Все это такъ и было на самомъ дѣлѣ!—сказалъ крестный.—И объ этомъ стоитъ знать да поразмыслить!
Сидитъ разъ епископъ Абсалонъ въ купальнѣ и слышитъ сквозь тонкую перегородку, что въ гавань вошелъ воровской корабль. Живо выскочилъ онъ изъ купальни, кинулся въ свою лодку, затрубилъ въ рогъ… Люди сбѣжались, вслѣдъ разбойникамъ полетѣли стрѣлы… Тѣ гребли изо всѣхъ силъ, стрѣлы впивались имъ въ руки, но вынимать ихъ было некогда. Епископъ Абсалонъ переловилъ всѣхъ, со всѣхъ велѣлъ снять головы и воткнуть ихъ на колья вокругъ замка. Сѣверо-восточный вѣтеръ надулъ щеки и продолжалъ ревѣть:
„Тутъ я растянусь на отдыхъ, буду любоваться на это зрѣлище!“
Но отдыхалъ-то онъ часы, ревѣлъ же по суткамъ, и—годы шли.
— На башню замка восходитъ сторожъ и озирается во всѣ стороны: на сѣверъ, на югъ, на востокъ и западъ. Вотъ видишь картинку!—сказалъ крестный.—Ты видишь сторожа, а что́ видитъ онъ, я разскажу тебѣ.
Отъ самыхъ стѣнъ „Замка пытокъ“ вплоть до Кьёгской бухты разстилается открытое море. Широкій путь кораблямъ, плывущимъ мимо береговъ Зеландіи! Напротивъ равнинъ Серритслевской, и Сольбьергской, гдѣ расположены большіе поселки, выростаетъ новый городъ съ домами наполовину изъ дерева, наполовину изъ камня. Образуются особые кварталы башмачниковъ, кожевниковъ, торговцевъ пряностями, пивомъ. Въ городѣ есть и рынокъ и цеховое управленіе, а на самомъ берегу, гдѣ прежде былъ островъ, возвышается великолѣпная церковь св. Николая, съ башнями и вызолоченнымъ шпицемъ. Какъ она отражается въ прозрачной водѣ! Неподалеку же отъ нея возвышается церковь Богоматери, гдѣ идутъ обѣдни, курится ладонъ, теплятся восковыя свѣчи. Купеческая гавань стала резиденціей Роскильдскаго епископа.
Въ Акселевомъ домѣ живетъ епископъ Эрландсенъ. Въ кухнѣ шипитъ, въ горницахъ льется медъ и кларетъ, раздаются звуки скрипокъ и барабановъ, пылаютъ свѣчи и лампы; замокъ весь залитъ огнями, свѣтится словно фонарь для всей страны и го-
И крёстный показал мне картинку, которую сам нарисовал. Замок был обнесён высокою стеною, а эта частоколом, и на каждом коле скалила зубы голова казнённого пирата.
— Всё это так и было на самом деле! — сказал крёстный. — И об этом стоит знать да поразмыслить!
Сидит раз епископ Абсалон в купальне и слышит сквозь тонкую перегородку, что в гавань вошёл воровской корабль. Живо выскочил он из купальни, кинулся в свою лодку, затрубил в рог… Люди сбежались, вслед разбойникам полетели стрелы… Те гребли изо всех сил, стрелы впивались им в руки, но вынимать их было некогда. Епископ Абсалон переловил всех, со всех велел снять головы и воткнуть их на колья вокруг замка. Северо-восточный ветер надул щёки и продолжал реветь:
«Тут я растянусь на отдых, буду любоваться на это зрелище!»
Но отдыхал-то он часы, ревел же по суткам, и — годы шли.
— На башню замка восходит сторож и озирается во все стороны: на север, на юг, на восток и запад. Вот видишь картинку! — сказал крёстный. — Ты видишь сторожа, а что видит он, я расскажу тебе.
От самых стен «Замка пыток» вплоть до Кьёгской бухты расстилается открытое море. Широкий путь кораблям, плывущим мимо берегов Зеландии! Напротив равнин Серритслевской, и Сольбьергской, где расположены большие посёлки, вырастает новый город с домами наполовину из дерева, наполовину из камня. Образуются особые кварталы башмачников, кожевников, торговцев пряностями, пивом. В городе есть и рынок и цеховое управление, а на самом берегу, где прежде был остров, возвышается великолепная церковь св. Николая, с башнями и вызолоченным шпицем. Как она отражается в прозрачной воде! Неподалеку же от неё возвышается церковь Богоматери, где идут обедни, курится ладан, теплятся восковые свечи. Купеческая гавань стала резиденцией Роскильдского епископа.
В Акселевом доме живёт епископ Эрландсен. В кухне шипит, в горницах льётся мёд и кларет, раздаются звуки скрипок и барабанов, пылают свечи и лампы; замок весь залит огнями, светится словно фонарь для всей страны и го-
