ступѣ, съ котораго виденъ красивый заливъ и Майорка и Минорка, вьется между кустами алоэ и миртъ узенькая тропинка. Мы пошли по ней и скоро очутились подъ сводомъ изъ переплетающихся виноградныхъ лозъ. Мы умирали отъ жажды и направились къ бѣленькому домику, привѣтливо выглядывавшему изъ свѣжей зелени. Мягкій теплый воздухъ былъ напоенъ ароматомъ, вокругъ насъ жужжали массы пестрыхъ насѣкомыхъ. Домикъ былъ очень живописенъ; въ стѣны, ради красы, были вдѣланы мраморныя украшенія отъ колоннъ и прекрасныя рука и нога, найденныя среди развалинъ. На самой крышѣ былъ разведенъ чудный садикъ изъ апельсинныхъ деревьевъ и пышныхъ ползучихъ растеній, свѣшивавшихся по стѣнѣ зеленымъ бархатнымъ ковромъ. Передъ домомъ былъ цѣлый кустарникъ мѣсячныхъ розъ. Здѣсь играли и плели вѣнки двѣ прелестныя дѣвочки лѣтъ шести-семи. Еще прекраснѣе была молодая женщина, съ бѣлымъ покрываломъ на головѣ, встрѣтившая насъ у дверей. Выразительные глаза съ длинными черными рѣсницами, пышная грудь и стройный станъ,—да, она была очень хороша! Зато мы и отвѣсили ей по глубокому поклону.
— Итакъ, въ этомъ домѣ обитаетъ прекраснѣйшая дѣва!—сказалъ Дженаро.—Не утолитъ-ли она жажду двухъ истомленныхъ путниковъ?
— Съ удовольствіемъ!—отвѣтила она, смѣясь и показывая между свѣжими пунцовыми губками два ряда бѣлыхъ какъ снѣгъ зубовъ.—Я принесу вамъ вина, но у меня только одинъ сортъ.
— Если вы сами нальете его, оно будетъ превосходно!—сказалъ Дженаро.—Изъ рукъ прекрасной дѣвушки я выпью его съ особеннымъ удовольствіемъ!
— Увы, Eccellenza! На этотъ разъ къ услугамъ вашимъ только женщина!
— Вы замужемъ? Такая молоденькая?—засмѣялся Дженаро.
— О, я ужъ не молода!—также со смѣхомъ отвѣтила красавица.
— А сколько же вамъ лѣтъ?—спросилъ я.—Она насмѣшливо посмотрѣла на меня и отвѣтила:—Двадцать восемь!—Ей, однако, нельзя было дать больше пятнадцати, хотя она и смотрѣла вполнѣ сформировавшеюся. Сама Геба не могла быть сложена лучше.
— Двадцать восемь!—повторилъ Дженаро.—Прекрасный возрастъ! И какъ онъ идетъ вамъ! А давно-ли вы замужемъ?
— Двадцать лѣтъ!—отвѣтила она.—Спросите моихъ дочерей!—И она кивнула на двухъ дѣвочекъ, которыя въ это время подбѣжали къ намъ.
— Это ваша мама?—спросилъ я, хотя и зналъ, что этого быть не могло. Онѣ, смѣясь, посмотрѣли на нее, потомъ кивнули головками и прижались къ ней. Она вынесла намъ вина, чуднаго вина, и мы выпили за ея здоровье.
ступе, с которого виден красивый залив и Майорка и Минорка, вьётся между кустами алоэ и мирт узенькая тропинка. Мы пошли по ней и скоро очутились под сводом из переплетающихся виноградных лоз. Мы умирали от жажды и направились к беленькому домику, приветливо выглядывавшему из свежей зелени. Мягкий тёплый воздух был напоен ароматом, вокруг нас жужжали массы пёстрых насекомых. Домик был очень живописен; в стены, ради красы, были вделаны мраморные украшения от колонн и прекрасные рука и нога, найденные среди развалин. На самой крыше был разведён чудный садик из апельсинных деревьев и пышных ползучих растений, свешивавшихся по стене зелёным бархатным ковром. Перед домом был целый кустарник месячных роз. Здесь играли и плели венки две прелестные девочки лет шести-семи. Ещё прекраснее была молодая женщина, с белым покрывалом на голове, встретившая нас у дверей. Выразительные глаза с длинными чёрными ресницами, пышная грудь и стройный стан, — да, она была очень хороша! Зато мы и отвесили ей по глубокому поклону.
— Итак, в этом доме обитает прекраснейшая дева! — сказал Дженаро. — Не утолит ли она жажду двух истомлённых путников?
— С удовольствием! — ответила она, смеясь и показывая между свежими пунцовыми губками два ряда белых как снег зубов. — Я принесу вам вина, но у меня только один сорт.
— Если вы сами нальёте его, оно будет превосходно! — сказал Дженаро. — Из рук прекрасной девушки я выпью его с особенным удовольствием!
— Увы, Eccellenza! На этот раз к услугам вашим только женщина!
— Вы замужем? Такая молоденькая? — засмеялся Дженаро.
— О, я уж не молода! — также со смехом ответила красавица.
— А сколько же вам лет? — спросил я. — Она насмешливо посмотрела на меня и ответила: — Двадцать восемь! — Ей, однако, нельзя было дать больше пятнадцати, хотя она и смотрела вполне сформировавшеюся. Сама Геба не могла быть сложена лучше.
— Двадцать восемь! — повторил Дженаро. — Прекрасный возраст! И как он идёт вам! А давно ли вы замужем?
— Двадцать лет! — ответила она. — Спросите моих дочерей! — И она кивнула на двух девочек, которые в это время подбежали к нам.
— Это ваша мама? — спросил я, хотя и знал, что этого быть не могло. Они, смеясь, посмотрели на неё, потом кивнули головками и прижались к ней. Она вынесла нам вина, чудного вина, и мы выпили за её здоровье.
