поверхности, возносившейся въ безконечную небесную синеву. Надо мною разстилался сводъ небесный съ причудливыми и синими, какъ само небо, облаками. Не было ни малѣйшаго вѣтерка, но я ощущалъ во всемъ тѣлѣ леденящій ознобъ. Медленно приподнялъ я голову. Платье мое было какъ бы изъ голубого пламени, руки блестѣли, точно серебряныя, но все же я чувствовалъ, что онѣ тѣлесныя. Я тщетно напрягалъ мысли, стараясь рѣшить, живъ я или мертвъ? Я погрузилъ руку въ струившійся подо мною блестящій эфиръ и захватилъ горстью воду, горѣвшую голубымъ пламенемъ, какъ спиртъ, и всетаки холодную. Близехонько отъ меня возвышался, похожій на смерчъ, только меньшихъ размѣровъ и блестящаго голубого цвѣта, столбъ. Или это только чудилось мнѣ со страху? Немного погодя, я рѣшился дотронуться до него. Столбъ былъ твердъ и холоденъ, какъ камень. Я протянулъ руку въ полутемное пространство, оказавшееся за нимъ, и ощупалъ твердую, гладкую стѣну темно-голубого цвѣта, какъ ночное небо. Гдѣ же я? То, что я принялъ за воздухъ подо мною, была блестящая, горѣвшая фосфорнымъ пламенемъ, но холодная вода. Она-ли это бросала на все лазурный отблескъ, или своды и скалистыя стѣны свѣтились сами? Не находился-ли я въ обители мертвыхъ, въ той обители, которая уготована была моей душѣ? Во всякомъ случаѣ, я былъ не на землѣ. Всѣ предметы вокругъ меня отливали различными голубыми оттѣнками, самъ я тоже былъ окруженъ голубымъ сіяніемъ, какъ будто свѣтился весь. Неподалеку отъ меня поднималась ввысь вырубленная въ скалѣ лѣстница; ступени ея были какъ будто изъ громадныхъ цѣльныхъ сапфировъ. Я взобрался по ней, но передо мною очутилась глухая стѣна. Или я недостоинъ приблизиться къ самой обители небесной? Да, я покинулъ свѣтъ, навлекши на себя гнѣвъ ближняго! Гдѣ же Дженаро, гдѣ гребцы? Я былъ здѣсь одинъ, совсѣмъ одинъ. Я вспомнилъ о матушкѣ, о Доменикѣ, о Франческѣ, о всѣхъ близкихъ моему сердцу и ясно чувствовалъ, что представлявшееся моимъ глазамъ зрѣлище не было миражемъ. Окружавшій меня блескъ существовалъ на самомъ дѣлѣ, какъ и я самъ—живой или мертвый. Въ разселинѣ скалы стоялъ какой-то предметъ. Я дотронулся до него. Это была массивная ваза, наполненная золотыми и серебряными монетами. Я ощупалъ отдѣльныя монеты, и мѣсто, гдѣ я находился, стало для меня еще загадочнѣе. Вдругъ я увидѣлъ надъ водою, недалеко отъ того мѣста, гдѣ я стоялъ, блестящую голубую звѣзду, бросавшую на воду длинный дрожащій лучъ. Но вотъ звѣзду скрылъ отъ меня какой-то темный предметъ,—по ярко горѣвшей голубой водѣ медленно скользила лодочка, какъ будто вынырнувшая изъ самой глубины водъ. Гребцомъ былъ старикъ. Вода при каждомъ ударѣ веселъ загоралась пурпуромъ. Кромѣ гребца въ лодкѣ сидѣла еще дѣвушка. Оба были до того молчаливы и неподвижны, что, не шевели старикъ вес-
поверхности, возносившейся в бесконечную небесную синеву. Надо мною расстилался свод небесный с причудливыми и синими, как само небо, облаками. Не было ни малейшего ветерка, но я ощущал во всём теле леденящий озноб. Медленно приподнял я голову. Платье моё было как бы из голубого пламени, руки блестели, точно серебряные, но всё же я чувствовал, что они телесные. Я тщетно напрягал мысли, стараясь решить, жив я или мёртв? Я погрузил руку в струившийся подо мною блестящий эфир и захватил горстью воду, горевшую голубым пламенем, как спирт, и всё-таки холодную. Близёхонько от меня возвышался, похожий на смерч, только меньших размеров и блестящего голубого цвета, столб. Или это только чудилось мне со страху? Немного погодя, я решился дотронуться до него. Столб был твёрд и холоден, как камень. Я протянул руку в полутёмное пространство, оказавшееся за ним, и ощупал твёрдую, гладкую стену тёмно-голубого цвета, как ночное небо. Где же я? То, что я принял за воздух подо мною, была блестящая, горевшая фосфорным пламенем, но холодная вода. Она ли это бросала на всё лазурный отблеск, или своды и скалистые стены светились сами? Не находился ли я в обители мёртвых, в той обители, которая уготована была моей душе? Во всяком случае, я был не на земле. Все предметы вокруг меня отливали различными голубыми оттенками, сам я тоже был окружён голубым сиянием, как будто светился весь. Неподалёку от меня поднималась ввысь вырубленная в скале лестница; ступени её были как будто из громадных цельных сапфиров. Я взобрался по ней, но передо мною очутилась глухая стена. Или я недостоин приблизиться к самой обители небесной? Да, я покинул свет, навлекши на себя гнев ближнего! Где же Дженаро, где гребцы? Я был здесь один, совсем один. Я вспомнил о матушке, о Доменике, о Франческе, о всех близких моему сердцу и ясно чувствовал, что представлявшееся моим глазам зрелище не было миражом. Окружавший меня блеск существовал на самом деле, как и я сам — живой или мёртвый. В расселине скалы стоял какой-то предмет. Я дотронулся до него. Это была массивная ваза, наполненная золотыми и серебряными монетами. Я ощупал отдельные монеты, и место, где я находился, стало для меня ещё загадочнее. Вдруг я увидел над водою, недалеко от того места, где я стоял, блестящую голубую звезду, бросавшую на воду длинный дрожащий луч. Но вот звезду скрыл от меня какой-то тёмный предмет, — по ярко горевшей голубой воде медленно скользила лодочка, как будто вынырнувшая из самой глубины вод. Гребцом был старик. Вода при каждом ударе вёсел загоралась пурпуром. Кроме гребца в лодке сидела ещё девушка. Оба были до того молчаливы и неподвижны, что, не шевели старик вёс-
