заговорить съ нимъ объ Аннунціатѣ; я чувствовалъ, что онъ никогда не любилъ ее такъ, какъ я.—Поѣдемъ со мной!—продолжалъ онъ.—Въ Генуѣ много красавицъ, и ты, вѣдь, теперь сталъ старше и умнѣе, знаешь въ нихъ толкъ! Неаполь просвѣтилъ тебя! Неправда-ли? Черезъ три дня я отправляюсь туда. Ѣдемъ со мною!
— Но я уѣзжаю завтра утромъ!—невольно вырвалось у меня, хотя я и не думалъ еще уѣзжать. Но теперь слово было сказано.
— Куда?—спросилъ Бернардо.
— Въ Венецію!—отвѣтилъ я.
— Ну, ты долженъ перемѣнить свой планъ!—сказалъ онъ и принялся уговаривать меня, а я, въ свою очередь, такъ горячо сталъ убѣждать его въ томъ, что мнѣ необходимо завтра же уѣхать въ Венецію, что и самъ повѣрилъ этому. Безъ всякихъ проволочекъ я сейчасъ же устроилъ всѣ свои дѣла, какъ будто и въ самомъ дѣлѣ отъѣздъ мой былъ рѣшенъ давно.
Меня увлекалъ изъ Милана невидимый Промыселъ. О снѣ нечего было и думать, я прилегъ всего на какой-нибудь часъ, да и тотъ провелъ въ какомъ-то лихорадочномъ забытьи, не то спалъ, не то бодрствовалъ. «Въ Венецію! въ Венецію!» раздавался въ моемъ сердцѣ неумолчный голосъ.
Я зашелъ къ Бернардо проститься, попросилъ его передать мой привѣтъ его невѣстѣ и полетѣлъ туда, откуда уѣхалъ два мѣсяца тому назадъ. Минутами мнѣ казалось, что я принялъ отравы, разливавшейся теперь по моимъ жиламъ. Какой-то необъяснимый страхъ гналъ меня впередъ. Что-то ожидало меня въ Венеціи?
Вотъ я и опять въ Фузина, вотъ и Венеція съ ея сѣрыми стѣнами, башней св. Марка и лагунами, и—мое странное безпокойство, моя тоска и страхъ исчезли мгновенно. Ихъ смѣнило совсѣмъ иное чувство. Какъ бы назвать его? Мнѣ какъ будто стыдно было самого себя, я былъ недоволенъ самимъ собою! Теперь я не понималъ, что́ собственно меня тянуло сюда, чувствовалъ все безразсудство своихъ поступковъ, и мнѣ казалось, что всѣ будутъ спрашивать меня: «Зачѣмъ это тебя опять принесло сюда?» Я занялъ нумеръ въ гостиницѣ и поспѣшно принялся переодѣваться; я хотѣлъ сейчасъ же отправиться къ Розѣ и Маріи, несмотря на то, что мнѣ сильно нездоровилось. Что-то онѣ скажутъ, увидя меня?
Гондола пристала къ берегу. Какія только странныя мысли не приходятъ въ голову человѣку! «А что, если я пріѣхалъ на веселый пиръ? Что если Марія невѣста? Что если готовятся сыграть свадьбу?.. Ну и что-жъ? Вѣдь, я не люблю ея! Развѣ я не повторялъ этого тысячу разъ и самому себѣ, и Поджіо, и каждому, кто высказывалъ подобное предположеніе!» Вотъ я опять увидѣлъ передъ собою зеленовато-сѣрыя стѣны и высокія окна палаццо Подесты, и сердце мое тоскливо забилось. Я вошелъ. Слуга молча распахнулъ передо мною двери, не выражая ни-
заговорить с ним об Аннунциате; я чувствовал, что он никогда не любил её так, как я. — Поедем со мной! — продолжал он. — В Генуе много красавиц, и ты, ведь, теперь стал старше и умнее, знаешь в них толк! Неаполь просветил тебя! Неправда ли? Через три дня я отправляюсь туда. Едем со мною!
— Но я уезжаю завтра утром! — невольно вырвалось у меня, хотя я и не думал ещё уезжать. Но теперь слово было сказано.
— Куда? — спросил Бернардо.
— В Венецию! — ответил я.
— Ну, ты должен переменить свой план! — сказал он и принялся уговаривать меня, а я, в свою очередь, так горячо стал убеждать его в том, что мне необходимо завтра же уехать в Венецию, что и сам поверил этому. Без всяких проволочек я сейчас же устроил все свои дела, как будто и в самом деле отъезд мой был решён давно.
Меня увлекал из Милана невидимый Промысел. О сне нечего было и думать, я прилёг всего на какой-нибудь час, да и тот провёл в каком-то лихорадочном забытьи, не то спал, не то бодрствовал. «В Венецию! в Венецию!» раздавался в моём сердце неумолчный голос.
Я зашёл к Бернардо проститься, попросил его передать мой привет его невесте и полетел туда, откуда уехал два месяца тому назад. Минутами мне казалось, что я принял отравы, разливавшейся теперь по моим жилам. Какой-то необъяснимый страх гнал меня вперёд. Что-то ожидало меня в Венеции?
Вот я и опять в Фузина, вот и Венеция с её серыми стенами, башней св. Марка и лагунами, и — моё странное беспокойство, моя тоска и страх исчезли мгновенно. Их сменило совсем иное чувство. Как бы назвать его? Мне как будто стыдно было самого себя, я был недоволен самим собою! Теперь я не понимал, что́ собственно меня тянуло сюда, чувствовал всё безрассудство своих поступков, и мне казалось, что все будут спрашивать меня: «Зачем это тебя опять принесло сюда?» Я занял номер в гостинице и поспешно принялся переодеваться; я хотел сейчас же отправиться к Розе и Марии, несмотря на то, что мне сильно нездоровилось. Что-то они скажут, увидя меня?
Гондола пристала к берегу. Какие только странные мысли не приходят в голову человеку! «А что, если я приехал на весёлый пир? Что если Мария невеста? Что если готовятся сыграть свадьбу?.. Ну и что ж? Ведь, я не люблю её! Разве я не повторял этого тысячу раз и самому себе, и Поджио, и каждому, кто высказывал подобное предположение!» Вот я опять увидел перед собою зеленовато-серые стены и высокие окна палаццо Подесты, и сердце моё тоскливо забилось. Я вошёл. Слуга молча распахнул передо мною двери, не выражая ни-
