Но тогда я цѣловалъ ее живую, а теперь она была безжизненною, мраморною статуей, трупомъ.—Лара!—вздохнулъ я и упалъ передъ гробомъ на колѣни.—Лара! Даже послѣ смерти твои закрытые глаза, твои нѣмыя уста говорятъ моему сердцу! Я узналъ тебя, узналъ въ Маріи! И я хочу умереть съ тобою!—Тутъ я разразился слезами. Онѣ падали на лицо умершей, и я осушалъ ихъ своими поцѣлуями.—Всѣ покинули меня!—стоналъ я.—Даже ты, послѣдняя мечта моего сердца! Душа моя не горѣла къ тебѣ такою любовью, какъ къ Аннунціатѣ, или къ Фламиніи, но я просто молился на тебя! Я питалъ къ тебѣ ту чистую духовную любовь, какую знаютъ одни ангелы! Я и самъ не зналъ, что любилъ тебя, такъ чисто, далеко отъ всякой чувственной страсти было мое чувство! Я не понималъ его самъ, какъ же я могъ рѣшиться высказать его тебѣ!.. Прощай, моя послѣдняя любовь, моя невѣста! Блаженъ твой сонъ!—Я поцѣловалъ чело умершей.—Моя духовная невѣста! Я не протяну руки другой женщинѣ! Прощай! Прощай!—Я снялъ съ своего пальца кольцо, надѣлъ его на палецъ Лары и поднялъ глаза къ небу, призывая въ свидѣтели невидимаго Бога. Вдругъ я затрепеталъ: мнѣ почудилось, что умершая прижала свою руку къ моей. Не можетъ быть! Я устремилъ на нее взоръ… Да, губы ея шевелились! Голова моя закружилась, волосы встали дыбомъ, я не могъ шевельнуться отъ ужаса.—Мнѣ холодно!—прошептала умершая.—Лара! Лара!—воскликнулъ я, и свѣтъ померкъ въ моихъ глазахъ, въ ушахъ загудѣли мягкіе, чарующіе звуки органа… Но вотъ чья-то рука нѣжно коснулась моего лба, блеснулъ лучъ свѣта, и я опять открылъ глаза.
— Антоніо!—услышалъ я голосъ склонившейся надо мною Розы. На столѣ горѣла лампа, на колѣняхъ возлѣ моей постели стояла плачущая дѣвушка. Я узналъ ее и понялъ, что пережилъ тѣ страшныя минуты не на яву, а въ горячешномъ бреду.
— Лара! Лара!—воскликнулъ я. Она закрыла глаза руками. Что такое я говорилъ въ бреду? Видѣніе мое живо воскресло въ моей памяти и я прочелъ во взглядѣ Маріи, что она слышала признаніе моего сердца.
— Горячка прошла!—прошептала Роза.
— Да, я чувствую себя хорошо, такъ хорошо!—сказалъ я, глядя на Марію. Она поднялась съ колѣнъ и хотѣла выйти изъ комнаты.
— Не уходите!—взмолился я, протягивая къ ней руки. Она осталась и подошла ко мнѣ, краснѣя отъ волненія.
— А мнѣ приснилось, что вы умерли!—сказалъ я.
— Это былъ горячешный бредъ!—отвѣтила Роза и подала мнѣ лекарство.
— Лара—Марія! Выслушайте меня!—сказалъ я.—Это уже не бредъ! Я чувствую, какъ въ мою кровь вливается струя новой жизни! Мы давно знаемъ другъ друга. Если же это не такъ, то вся моя жизнь—причуд-
Но тогда я целовал её живую, а теперь она была безжизненною, мраморною статуей, трупом. — Лара! — вздохнул я и упал перед гробом на колени. — Лара! Даже после смерти твои закрытые глаза, твои немые уста говорят моему сердцу! Я узнал тебя, узнал в Марии! И я хочу умереть с тобою! — Тут я разразился слезами. Они падали на лицо умершей, и я осушал их своими поцелуями. — Все покинули меня! — стонал я. — Даже ты, последняя мечта моего сердца! Душа моя не горела к тебе такою любовью, как к Аннунциате, или к Фламинии, но я просто молился на тебя! Я питал к тебе ту чистую духовную любовь, какую знают одни ангелы! Я и сам не знал, что любил тебя, так чисто, далеко от всякой чувственной страсти было моё чувство! Я не понимал его сам, как же я мог решиться высказать его тебе!.. Прощай, моя последняя любовь, моя невеста! Блажен твой сон! — Я поцеловал чело умершей. — Моя духовная невеста! Я не протяну руки другой женщине! Прощай! Прощай! — Я снял с своего пальца кольцо, надел его на палец Лары и поднял глаза к небу, призывая в свидетели невидимого Бога. Вдруг я затрепетал: мне почудилось, что умершая прижала свою руку к моей. Не может быть! Я устремил на неё взор… Да, губы её шевелились! Голова моя закружилась, волосы встали дыбом, я не мог шевельнуться от ужаса. — Мне холодно! — прошептала умершая. — Лара! Лара! — воскликнул я, и свет померк в моих глазах, в ушах загудели мягкие, чарующие звуки органа… Но вот чья-то рука нежно коснулась моего лба, блеснул луч света, и я опять открыл глаза.
— Антонио! — услышал я голос склонившейся надо мною Розы. На столе горела лампа, на коленях возле моей постели стояла плачущая девушка. Я узнал её и понял, что пережил те страшные минуты не наяву, а в горячешном бреду.
— Лара! Лара! — воскликнул я. Она закрыла глаза руками. Что такое я говорил в бреду? Видение моё живо воскресло в моей памяти и я прочёл во взгляде Марии, что она слышала признание моего сердца.
— Горячка прошла! — прошептала Роза.
— Да, я чувствую себя хорошо, так хорошо! — сказал я, глядя на Марию. Она поднялась с колен и хотела выйти из комнаты.
— Не уходите! — взмолился я, протягивая к ней руки. Она осталась и подошла ко мне, краснея от волнения.
— А мне приснилось, что вы умерли! — сказал я.
— Это был горячешный бред! — ответила Роза и подала мне лекарство.
— Лара — Мария! Выслушайте меня! — сказал я. — Это уже не бред! Я чувствую, как в мою кровь вливается струя новой жизни! Мы давно знаем друг друга. Если же это не так, то вся моя жизнь — причуд-
