цемъ. Въ саду танцовали и прыгали люди. Такого великолѣпія Петькѣ и во снѣ не снилось. Вотъ явились солдаты, началась война, а потомъ пиръ; видѣлъ Петька и Самсона и его невѣсту. Красивая-то она была красивая, да ужъ и злая же! Она предала Самсона, филистимляне выкололи ему глаза и заставили вертѣть жерновъ на мельницѣ, а потомъ привели его на пиръ и стали глумиться надъ нимъ. Но вотъ онъ ухватился за тяжелые столбы, на которыхъ держался потолокъ, потрясъ ихъ, и весь домъ развалился. Все смѣшалось въ кучу и загорѣлось чудесными красными и зелеными огнями! Петька просидѣлъ бы тутъ, кажется, всю жизнь, даже еслибы съѣлъ всѣ свои бутерброды! Онъ таки и съѣлъ ихъ.
Вотъ было разсказовъ, когда онъ пришелъ домой! Уложить его спать нечего было и думать. Онъ становился на одну ногу, вскидывалъ другую на столъ («такъ дѣлала невѣста Самсона и всѣ другія барышни»), ходилъ вокругъ бабушкинаго кресла, вертя жерновъ, и наконецъ опрокинулъ на себя два стула и подушку, чтобы показать разрушеніе дома. Изображая дѣйствіе, онъ изображалъ и музыку,—разговоровъ въ балетѣ не полагается. Онъ пѣлъ и высокимъ и низкимъ голосомъ, и со словами и безъ словъ, не заботясь ни о какой связи, и вышла ни дать-ни взять цѣлая опера. Всего замѣчательнѣе-то былъ чудесный звонкій, какъ колокольчикъ, голосокъ Петьки, но его-то какъ разъ никто и не замѣчалъ.
Прежде Петькѣ хотѣлось поступить въ мальчики въ мелочную лавочку, чтобы распоряжаться черносливомъ и сахарнымъ пескомъ, но теперь онъ узналъ, что есть на свѣтѣ кое-что получше. То-ли дѣло участвовать въ исторіи Самсона и плясать по балетному! Что-жъ, бабушка противъ этого ничего не имѣла; многіе бѣдные дѣти шли этой дорогой и дѣлались честными, уважаемыми людьми. Дѣвочкѣ изъ своей семьи она бы не позволила пойти этой дорогой, ну а мальчикъ стоитъ на ногахъ тверже, не упадетъ! «Да тамъ никто и не падалъ», сказалъ Петька: «пока не рухнулъ весь домъ,—тогда ужъ всѣ попадали!»
цем. В саду танцевали и прыгали люди. Такого великолепия Петьке и во сне не снилось. Вот явились солдаты, началась война, а потом пир; видел Петька и Самсона и его невесту. Красивая-то она была красивая, да уж и злая же! Она предала Самсона, филистимляне выкололи ему глаза и заставили вертеть жернов на мельнице, а потом привели его на пир и стали глумиться над ним. Но вот он ухватился за тяжёлые столбы, на которых держался потолок, потряс их, и весь дом развалился. Всё смешалось в кучу и загорелось чудесными красными и зелёными огнями! Петька просидел бы тут, кажется, всю жизнь, даже если бы съел все свои бутерброды! Он таки и съел их.
Вот было рассказов, когда он пришёл домой! Уложить его спать нечего было и думать. Он становился на одну ногу, вскидывал другую на стол («так делала невеста Самсона и все другие барышни»), ходил вокруг бабушкиного кресла, вертя жернов, и наконец опрокинул на себя два стула и подушку, чтобы показать разрушение дома. Изображая действие, он изображал и музыку, — разговоров в балете не полагается. Он пел и высоким и низким голосом, и со словами и без слов, не заботясь ни о какой связи, и вышла ни дать-ни взять целая опера. Всего замечательнее-то был чудесный звонкий, как колокольчик, голосок Петьки, но его-то как раз никто и не замечал.
Прежде Петьке хотелось поступить в мальчики в мелочную лавочку, чтобы распоряжаться черносливом и сахарным песком, но теперь он узнал, что есть на свете кое-что получше. То ли дело участвовать в истории Самсона и плясать по балетному! Что ж, бабушка против этого ничего не имела; многие бедные дети шли этой дорогой и делались честными, уважаемыми людьми. Девочке из своей семьи она бы не позволила пойти этой дорогой, ну а мальчик стоит на ногах твёрже, не упадёт! «Да там никто и не падал», сказал Петька: «пока не рухнул весь дом, — тогда уж все попадали!»
Петька рѣшилъ поступить въ балетъ. «Онъ мнѣ покоя не даетъ!» говорила мать. Наконецъ, бабушка пообѣщала внуку свести его къ балетмейстеру, прекрасному господину, владѣльцу собственнаго дома, какъ и коммерсантъ. Удастся-ли и Петькѣ когда-нибудь добиться того же? Для Господа Бога нѣтъ ничего невозможнаго! А Петька вдобавокъ родился съ золотымъ яблочкомъ въ рукѣ. Счастье, такъ сказать, было вложено ему прямо въ руки; отчего-жъ бы также и не въ ноги? Петька явился къ балетмейстеру и сразу узналъ его: это, вѣдь, былъ Самсонъ! Но глаза его ничуть не пострадали отъ филистимлянъ. Впрочемъ, Петька зналъ, что
Петька решил поступить в балет. «Он мне покоя не даёт!» — говорила мать. Наконец, бабушка пообещала внуку свести его к балетмейстеру, прекрасному господину, владельцу собственного дома, как и коммерсант. Удастся ли и Петьке когда-нибудь добиться того же? Для Господа Бога нет ничего невозможного! А Петька вдобавок родился с золотым яблочком в руке. Счастье, так сказать, было вложено ему прямо в руки; отчего ж бы также и не в ноги? Петька явился к балетмейстеру и сразу узнал его: это, ведь, был Самсон! Но глаза его ничуть не пострадали от филистимлян. Впрочем, Петька знал, что
