вольствіемъ и опять обрѣла свою могилу. «Но могу я быть увѣрена, что вы перенесли именно мой гробъ и мое тѣло?» спрашиваю я у могильщиковъ. «Можете, можете, сударыня!» сказали мнѣ они, и я дала каждому еще по маркѣ за труды. Ну, потративъ столько, я рѣшила, что надо предпринять что-нибудь и для украшенія могилы, и заказала памятникъ съ надписью. И представьте себѣ, получаю его и вижу на самомъ верху изображена бабочка! «Да, вѣдь, это знакъ легкомыслія!» говорю я. «Я не хочу ничего такого на своей могилѣ!» «Нѣтъ, сударыня, это знакъ безсмертія!» говорятъ мнѣ. «Сроду не слыхивала!» говорю я. Ну, а изъ васъ, господа, слыхалъ кто-нибудь, что бабочка означаетъ что-либо кромѣ легкомыслія? Ну, однако, я замолчала,—я не люблю много разговаривать, а взяла да и велѣла поставить памятникъ въ чуланъ. Тамъ онъ и стоялъ, пока не вернулся домой мой жилецъ-студентъ. У него пропасть книгъ! Онъ подтвердилъ, что бабочка—безсмертіе, и памятникъ отправился на свое мѣсто!
Подъ такіе-то разговоры Петька доѣхалъ до мѣста назначенія, гдѣ ему слѣдовало сдѣлаться такимъ же умнымъ, какъ студентъ, у котораго было пропасть книгъ.
вольствием и опять обрела свою могилу. «Но могу я быть уверена, что вы перенесли именно мой гроб и моё тело?» — спрашиваю я у могильщиков. «Можете, можете, сударыня!» — сказали мне они, и я дала каждому ещё по марке за труды. Ну, потратив столько, я решила, что надо предпринять что-нибудь и для украшения могилы, и заказала памятник с надписью. И представьте себе, получаю его и вижу на самом верху изображена бабочка! «Да, ведь, это знак легкомыслия!» — говорю я. «Я не хочу ничего такого на своей могиле!» — «Нет, сударыня, это знак бессмертия!» — говорят мне. «Сроду не слыхивала!» — говорю я. Ну, а из вас, господа, слыхал кто-нибудь, что бабочка означает что-либо кроме легкомыслия? Ну, однако, я замолчала, — я не люблю много разговаривать, а взяла да и велела поставить памятник в чулан. Там он и стоял, пока не вернулся домой мой жилец-студент. У него пропасть книг! Он подтвердил, что бабочка — бессмертие, и памятник отправился на своё место!
Под такие-то разговоры Петька доехал до места назначения, где ему следовало сделаться таким же умным, как студент, у которого было пропасть книг.
Господинъ Габріэль, уважаемый ученый, принявшій Петьку къ себѣ пансіонеромъ, лично встрѣтилъ мальчика на станціи. Это былъ худой, какъ скелетъ, господинъ, съ большими блестящими глазами на выкатѣ; когда онъ чихалъ, за нихъ просто страшно становилось: того и гляди выскочатъ. Господина Габріэля сопровождали трое маленькихъ сыновей его. Одинъ все спотыкался о свои собственныя ноги и падалъ, а двое другихъ наступили на ноги Петькѣ, чтобы получше разсмотрѣть его. Кромѣ того съ господиномъ Габріэлемъ пришли еще двое мальчиковъ; старшему, блѣдному, веснушчатому и прыщавому, было на видъ лѣтъ четырнадцать.—Это юный Массенъ, черезъ три года студентъ, если займется! А это Примусъ, сынъ пробста!—отрекомендовалъ ихъ господинъ Габріэль. Примусъ былъ похожъ на сдобную пышку.—Оба они мои пансіонеры! А это—домашній скарбъ!—закончилъ онъ, указывая на сыновей.—Трина, поставь чемоданъ вновь прибывшаго на тачку! Обѣдъ вамъ оставленъ дома!
— Фаршированная индѣйка!—закричали оба пансіонера.
— Фаршированная индѣйка!—подхватилъ «домашній скарбъ», и одинъ изъ нихъ опять растянулся, запнувшись о собственныя ноги.
— Цезарь, гляди себѣ подъ ноги!—изрекъ господинъ Габріэль, и всѣ пошли сначала въ городъ, а потомъ дальше за-городъ. У дороги стоялъ большой ветхій домъ, передъ которымъ красовалась бесѣдка изъ
Господин Габриэль, уважаемый учёный, принявший Петьку к себе пансионером, лично встретил мальчика на станции. Это был худой, как скелет, господин, с большими блестящими глазами навыкате; когда он чихал, за них просто страшно становилось: того и гляди выскочат. Господина Габриэля сопровождали трое маленьких сыновей его. Один всё спотыкался о свои собственные ноги и падал, а двое других наступили на ноги Петьке, чтобы получше рассмотреть его. Кроме того с господином Габриэлем пришли ещё двое мальчиков; старшему, бледному, веснушчатому и прыщавому, было на вид лет четырнадцать. — Это юный Массен, через три года студент, если займётся! А это Примус, сын пробста! — отрекомендовал их господин Габриэль. Примус был похож на сдобную пышку. — Оба они мои пансионеры! А это — домашний скарб! — закончил он, указывая на сыновей. — Трина, поставь чемодан вновь прибывшего на тачку! Обед вам оставлен дома!
— Фаршированная индейка! — закричали оба пансионера.
— Фаршированная индейка! — подхватил «домашний скарб», и один из них опять растянулся, запнувшись о собственные ноги.
— Цезарь, гляди себе под ноги! — изрёк господин Габриэль, и все пошли сначала в город, а потом дальше за-город. У дороги стоял большой ветхий дом, перед которым красовалась беседка из
