грозилъ проломить ей голову своею дощечкой, пробить въ ней дыру величиной съ площадь дель Пополо! Я стоялъ между ними и плакалъ. Маріучія оттолкнула меня отъ себя, а Пеппо потащилъ къ дверямъ, говоря, что я долженъ идти за нимъ, держаться его одного, а если онъ возьметъ на себя такую обузу, то вправѣ получить и награду! Римскій сенатъ сумѣетъ защитить права честнаго гражданина! И не успѣлъ я опомниться, какъ онъ вывелъ меня изъ дверей на улицу, гдѣ уже дожидался насъ оборванный мальчишка съ осломъ. Для большихъ прогулокъ, а также, если дѣло было къ спѣху, дядюшка бросалъ свои дощечки, и садился на осла, крѣпко обхватывая его своими сухими ногами; оселъ и всадникъ составляли тогда какъ бы одно цѣлое. Пеппо посадилъ меня впереди себя, мальчишка стегнулъ осла, и мы поскакали во всю прыть. Пеппо на свой ладъ ласкалъ меня во все время пути.
— Видишь, мальчикъ!—говорилъ онъ.—Развѣ не чудесный у насъ оселъ? Ишь, какъ онъ летитъ! Словно рысакъ по Корсо! Тебѣ будетъ у меня хорошо, какъ ангелу на небѣ, стройный ты мой мальчуганъ!—И затѣмъ онъ принимался клясть Маріучію.
— Гдѣ ты укралъ такого хорошенькаго мальчугана?—спрашивали его знакомые, мимо которыхъ мы проѣзжали, и моя исторія разсказывалась и повторялась чуть не на каждомъ перекресткѣ. Торговка водой съ лимонными корками дала намъ за этотъ длинный разсказъ цѣлый стаканъ своей воды, и мы роспили его пополамъ. Едва мы успѣли добраться до дому, какъ солнце уже сѣло. Я не говорилъ ни слова, только закрывалъ лицо руками и плакалъ. Пеппо свелъ меня въ коморку рядомъ съ большою комнатой и указалъ мнѣ мою постель—ворохъ маисовой шелухи, прибавивъ, что я, вѣроятно, не голоденъ и ужъ тѣмъ меньше хочу пить: мы, вѣдь, только что выпили съ нимъ цѣлый стаканъ чудесной лимонной воды! Потомъ онъ потрепалъ меня по щекѣ, улыбаясь своею гадкою улыбкой, которая всегда такъ пугала меня, и спросилъ, много-ли серебряныхъ монетъ было въ кошелькѣ, брала-ли изъ нихъ Маріучія, чтобы заплатить веттурино, и что сказалъ слуга, передавая мнѣ деньги. Я не могъ отвѣтить ни на одинъ изъ этихъ вопросовъ и только плакалъ, спрашивая въ свою очередь—развѣ я останусь тутъ навсегда, развѣ я не вернусь завтра домой?
— Конечно, конечно!—отвѣтилъ онъ.—А теперь засни, но не забудь сначала прочесть «Ave Maria!» Когда человѣкъ спитъ, дьяволъ бодрствуетъ! Огради себя крестнымъ знаменіемъ,—это желѣзная рѣшетка, которая защититъ тебя отъ рыкающаго льва! Молись хорошенько и проси Мадонну наказать фальшивую Маріучію, обидѣвшую тебя, невиннаго младенца! Положись теперь на меня одного! Ну, спи! Отдушину я оставлю открытой; свѣжій воздухъ—полъ-ужина! Не бойся летучихъ мышей! Онѣ
грозил проломить ей голову своею дощечкой, пробить в ней дыру величиной с площадь дель Пополо! Я стоял между ними и плакал. Мариучия оттолкнула меня от себя, а Пеппо потащил к дверям, говоря, что я должен идти за ним, держаться его одного, а если он возьмёт на себя такую обузу, то вправе получить и награду! Римский сенат сумеет защитить права честного гражданина! И не успел я опомниться, как он вывел меня из дверей на улицу, где уже дожидался нас оборванный мальчишка с ослом. Для больших прогулок, а также, если дело было к спеху, дядюшка бросал свои дощечки, и садился на осла, крепко обхватывая его своими сухими ногами; осёл и всадник составляли тогда как бы одно целое. Пеппо посадил меня впереди себя, мальчишка стегнул осла, и мы поскакали во всю прыть. Пеппо на свой лад ласкал меня во всё время пути.
— Видишь, мальчик! — говорил он. — Разве не чудесный у нас осёл? Ишь, как он летит! Словно рысак по Корсо! Тебе будет у меня хорошо, как ангелу на небе, стройный ты мой мальчуган! — И затем он принимался клясть Мариучию.
— Где ты украл такого хорошенького мальчугана? — спрашивали его знакомые, мимо которых мы проезжали, и моя история рассказывалась и повторялась чуть не на каждом перекрестке. Торговка водой с лимонными корками дала нам за этот длинный рассказ целый стакан своей воды, и мы распили его пополам. Едва мы успели добраться до дому, как солнце уже село. Я не говорил ни слова, только закрывал лицо руками и плакал. Пеппо свёл меня в каморку рядом с большою комнатой и указал мне мою постель — ворох маисовой шелухи, прибавив, что я, вероятно, не голоден и уж тем меньше хочу пить: мы, ведь, только что выпили с ним целый стакан чудесной лимонной воды! Потом он потрепал меня по щеке, улыбаясь своею гадкою улыбкой, которая всегда так пугала меня, и спросил, много ли серебряных монет было в кошельке, брала ли из них Мариучия, чтобы заплатить веттурино, и что сказал слуга, передавая мне деньги. Я не мог ответить ни на один из этих вопросов и только плакал, спрашивая в свою очередь — разве я останусь тут навсегда, разве я не вернусь завтра домой?
— Конечно, конечно! — ответил он. — А теперь засни, но не забудь сначала прочесть «Ave Maria!» Когда человек спит, дьявол бодрствует! Огради себя крестным знамением, — это железная решётка, которая защитит тебя от рыкающего льва! Молись хорошенько и проси Мадонну наказать фальшивую Мариучию, обидевшую тебя, невинного младенца! Положись теперь на меня одного! Ну, спи! Отдушину я оставлю открытой; свежий воздух — пол-ужина! Не бойся летучих мышей! Они
