жилъ всего въ двухъ миляхъ отъ господина Габріэля; домъ у нихъ былъ полная чаша; жили они широко. «Вотъ помяните мое слово, пробстъ умретъ епископомъ!» говорила госпожа Габріэль. «У него такіе союзы при дворѣ, да и жена его изъ знатнаго рода, знаетъ наизусть всю герольдику!»
Опять пришла Троица; прошелъ цѣлый годъ съ тѣхъ поръ, какъ Петька поселился въ домѣ господина Габріэль. За это время онъ пріобрѣлъ много познаній, но голосъ его все еще не вернулся, да и вернется-ли когда-нибудь?
Господинъ Габріэль со всѣмъ семействомъ и пансіонерами былъ приглашенъ къ пробсту на обѣдъ и затѣмъ на балъ. Созвано было множество гостей изъ города и изъ окрестныхъ усадебъ. Семейство аптекаря тоже было приглашено. Ромео предстояло увидѣться съ Юліей и, можетъ быть, даже протанцовать съ ней первый танецъ!
Дворъ и домъ пробста содержались въ строгомъ порядкѣ; домъ былъ весь оштукатуренъ, а во дворѣ никто бы не нашелъ ни одной навозной кучи; зато тамъ возвышалась выкрашенная въ зеленый цвѣтъ голубятня, увитая плющомъ. Жена пробста была высокая, плотная женщина, «glaukopis Athene», какъ называлъ ее господинъ Габріэль, «голубоокая, но не волоокая Юнона», какъ мысленно назвалъ ее Петька. Она отличалась какою-то важною кротостью и все жаловалась на свое слабое здоровье; вѣрнѣе, она страдала тою же болѣзнью, что и сынокъ—сонливостью. Одѣта она была въ шелковое платье васильковаго цвѣта; завитые волосы были высоко взбиты и съ правой стороны придерживались большимъ медальономъ съ портретомъ ея прабабушки-генеральши, а съ лѣвой большою кистью винограда изъ бѣлаго фарфора.
У пробста были красное подвижное лицо и блестящіе бѣлые зубы, отлично справлявшіеся съ жаркимъ изъ дичи. Разговоръ его весь былъ пересыпанъ анекдотами; онъ могъ найти тему для бесѣды съ любымъ человѣкомъ, но зато самъ-то этотъ человѣкъ ужъ никакъ не могъ сказать, что бесѣдовалъ съ пробстомъ. Среди гостей находился и совѣтникъ, а въ числѣ наѣхавшихъ изъ усадебъ и Феликсъ, сынъ коммерсанта. Онъ уже конфирмовался и былъ теперь элегантнѣйшимъ молодымъ человѣкомъ и по платью, и по манерамъ. Поговаривали, что онъ милліонеръ, и госпожа Габріэль даже побоялась заговорить съ нимъ. Петька же былъ несказанно радъ встрѣчѣ съ Феликсомъ; тотъ самъ привѣтливо подошелъ къ нему и передалъ ему поклонъ отъ своихъ родителей; они читали всѣ письма, которыя писалъ Петька матери и бабушкѣ.
Начался балъ. Дочка аптекаря танцовала первый танецъ съ совѣтникомъ,—такъ ужъ она обѣщала заранѣе своей матери и самому совѣтнику. Второй танецъ былъ обѣщанъ Петькѣ, но явился Феликсъ и перебилъ у него даму, ограничившись лишь привѣтливымъ кивкомъ и словами: «Вы
жил всего в двух милях от господина Габриэля; дом у них был полная чаша; жили они широко. «Вот помяните моё слово, пробст умрёт епископом!» — говорила госпожа Габриэль. — «У него такие союзы при дворе, да и жена его из знатного рода, знает наизусть всю герольдику!»
Опять пришла Троица; прошёл целый год с тех пор, как Петька поселился в доме господина Габриэль. За это время он приобрёл много познаний, но голос его всё ещё не вернулся, да и вернётся ли когда-нибудь?
Господин Габриэль со всем семейством и пансионерами был приглашён к пробсту на обед и затем на бал. Созвано было множество гостей из города и из окрестных усадеб. Семейство аптекаря тоже было приглашено. Ромео предстояло увидеться с Юлией и, может быть, даже протанцевать с ней первый танец!
Двор и дом пробста содержались в строгом порядке; дом был весь оштукатурен, а во дворе никто бы не нашёл ни одной навозной кучи; зато там возвышалась выкрашенная в зелёный цвет голубятня, увитая плющом. Жена пробста была высокая, плотная женщина, «glaukopis Athene», как называл её господин Габриэль, «голубоокая, но не волоокая Юнона», как мысленно назвал её Петька. Она отличалась какою-то важною кротостью и всё жаловалась на своё слабое здоровье; вернее, она страдала тою же болезнью, что и сынок — сонливостью. Одета она была в шёлковое платье василькового цвета; завитые волосы были высоко взбиты и с правой стороны придерживались большим медальоном с портретом её прабабушки-генеральши, а с левой — большою кистью винограда из белого фарфора.
У пробста были красное подвижное лицо и блестящие белые зубы, отлично справлявшиеся с жарким из дичи. Разговор его весь был пересыпан анекдотами; он мог найти тему для беседы с любым человеком, но зато сам-то этот человек уж никак не мог сказать, что беседовал с пробстом. Среди гостей находился и советник, а в числе наехавших из усадеб и Феликс, сын коммерсанта. Он уже конфирмовался и был теперь элегантнейшим молодым человеком и по платью, и по манерам. Поговаривали, что он миллионер, и госпожа Габриэль даже побоялась заговорить с ним. Петька же был несказанно рад встрече с Феликсом; тот сам приветливо подошёл к нему и передал ему поклон от своих родителей; они читали все письма, которые писал Петька матери и бабушке.
Начался бал. Дочка аптекаря танцевала первый танец с советником, — так уж она обещала заранее своей матери и самому советнику. Второй танец был обещан Петьке, но явился Феликс и перебил у него даму, ограничившись лишь приветливым кивком и словами: «Вы
