— Какая грустная мелодія!—сказала, услышавъ ее, баронесса.—А вамъ-ли грустить? Вы баловень счастья! Счастливѣе васъ я не знаю никого!
— «Не называй никого счастливымъ, пока онъ не сойдетъ въ могилу!»—повторилъ молодой человѣкъ слова Солона и печально улыбнулся.—Но, конечно, съ моей стороны было бы грѣхомъ, неблагодарностью, не чувствовать себя счастливымъ. Я и счастливъ, и благодаренъ за дарованныя мнѣ блага, но смотрю на нихъ нѣсколько иначе, нежели посторонніе люди. Все это не болѣе, какъ красивый фейерверкъ, который сгоритъ и погаснетъ! Сценическое искусство недолговѣчно! Вѣчно горящія звѣзды меркнутъ, пожалуй, передъ мимолетными метеорами, но стоитъ этимъ метеорамъ исчезнуть, и отъ нихъ не остается и воспоминанія, кромѣ развѣ замѣтокъ въ старыхъ газетахъ! Внуки и правнуки не будутъ имѣть и представленія объ артистахъ, восхищавшихъ со сцены ихъ дѣдовъ и прадѣдовъ. Молодежь, можетъ быть, такъ же искренно и шумно увлечется блескомъ мѣди, какъ старики увлекались блескомъ настоящаго золота. Куда завиднѣе доля поэта, ваятеля, художника или композитора, хотя при жизни-то они и зачастую терпятъ нужду, прозябаютъ въ безизвѣстности, тогда какъ истолкователи ихъ, посредники между ними и публикой, утопаютъ въ роскоши, осыпаются почестями! Но пусть люди забываютъ солнышко ради блестящаго облака,—облако испарится, а солнце будетъ свѣтить и сіять милліонамъ грядущихъ поколѣній!—Онъ опять сѣлъ за клавикорды и излилъ свою душу въ такой задушевной и могучей импровизаціи, какой еще отъ него не слыхали.
— Дивно хорошо!—сказала баронесса.—Эти звуки какъ будто разсказали мнѣ исторію цѣлой жизни! Вы сыграли намъ «пѣснь пѣсней» сердца!
— А мнѣ показалось, что это была импровизація на тему изъ тысячи и одной ночи!—сказала молодая баронесса.—Помните Алладина?—и взоръ ея, въ которомъ блестѣли слезы, задумчиво устремился вдаль.
— Алладинъ!—невольно повторилъ молодой человѣкъ.
Въ этотъ вечеръ въ нашемъ героѣ какъ будто совершился какой-то переломъ; съ той поры для него началась новая эра. Быстро промелькнулъ годъ. Какая же перемѣна произошла за это время съ молодымъ человѣкомъ? Щеки его потеряли свой свѣжій румянецъ, глаза стали свѣтиться лихорадочнымъ блескомъ, пошли безсонныя ночи. Но онъ не проводилъ ихъ въ кутежахъ и оргіяхъ, какъ многіе великіе артисты. Онъ сталъ молчаливѣе, но на душѣ у него было еще свѣтлѣе, еще радостнѣе прежняго.
— Что съ тобою? О чемъ ты постоянно думаешь?—спрашивалъ его учитель.—Ты не все довѣряешь мнѣ!
— Я думаю о своемъ счастьѣ!—отвѣчалъ онъ.—Я думаю о бѣдномъ мальчикѣ… объ Алладинѣ!
— Какая грустная мелодия! — сказала, услышав её, баронесса. — А вам ли грустить? Вы баловень счастья! Счастливее вас я не знаю никого!
— «Не называй никого счастливым, пока он не сойдёт в могилу!» — повторил молодой человек слова Солона и печально улыбнулся. — Но, конечно, с моей стороны было бы грехом, неблагодарностью, не чувствовать себя счастливым. Я и счастлив, и благодарен за дарованные мне блага, но смотрю на них несколько иначе, нежели посторонние люди. Всё это не более, как красивый фейерверк, который сгорит и погаснет! Сценическое искусство недолговечно! Вечно горящие звёзды меркнут, пожалуй, перед мимолётными метеорами, но стоит этим метеорам исчезнуть, и от них не остаётся и воспоминания, кроме разве заметок в старых газетах! Внуки и правнуки не будут иметь и представления об артистах, восхищавших со сцены их дедов и прадедов. Молодёжь, может быть, так же искренно и шумно увлечётся блеском меди, как старики увлекались блеском настоящего золота. Куда завиднее доля поэта, ваятеля, художника или композитора, хотя при жизни-то они и зачастую терпят нужду, прозябают в безызвестности, тогда как истолкователи их, посредники между ними и публикой, утопают в роскоши, осыпаются почестями! Но пусть люди забывают солнышко ради блестящего облака, — облако испарится, а солнце будет светить и сиять миллионам грядущих поколений! — Он опять сел за клавикорды и излил свою душу в такой задушевной и могучей импровизации, какой ещё от него не слыхали.
— Дивно хорошо! — сказала баронесса. — Эти звуки как будто рассказали мне историю целой жизни! Вы сыграли нам «песнь песней» сердца!
— А мне показалось, что это была импровизация на тему из тысячи и одной ночи! — сказала молодая баронесса. — Помните Алладина? — и взор её, в котором блестели слёзы, задумчиво устремился вдаль.
— Алладин!— невольно повторил молодой человек.
В этот вечер в нашем герое как будто совершился какой-то перелом; с той поры для него началась новая эра. Быстро промелькнул год. Какая же перемена произошла за это время с молодым человеком? Щёки его потеряли свой свежий румянец, глаза стали светиться лихорадочным блеском, пошли бессонные ночи. Но он не проводил их в кутежах и оргиях, как многие великие артисты. Он стал молчаливее, но на душе у него было ещё светлее, ещё радостнее прежнего.
— Что с тобою? О чём ты постоянно думаешь? — спрашивал его учитель. — Ты не всё доверяешь мне!
— Я думаю о своём счастье! — отвечал он. — Я думаю о бедном мальчике… об Алладине!
